Наиболее интересен, на мой взгляд, случай превращения города как реального географического объекта трансформируется в знак смерти:
Ближе Рима ты, звезда.
Ближе Рима смерть...
Ближе... Рима – горизонт.
Ближе Рима – Орион
Между туч сквозит.
Римом звать его? А он?
Он ли возразит...
Потому что в смерти быть,
В Риме не бывать...
Назо, Рима не тревожь...
Уточни... адрес. Рим ты зачеркни
И поставь: Аид. (Отрывок. 1964-1965)
Здесь Рим, безусловно, связан с именем Овидия – поэта, изгнанного из Рима, связь с которым ощущал Бродский в ссылке (этот же поэт возникнет в его стихах в 1965 году, см. ниже). При этом Рим становится знаком родины поэта, его изгнавшей. Интересна и еще одна семантическая грань, которая здесь прослеживается: идея возвращения как смерти. Вообще мысль о смерти (вплоть до самоубийства) характерны для Бродского в ссылке. Город, из которого изгнан поэт, перестает быть реальным пространством и становится пространственным синонимом смерти.
Глава 2. Пространство города
Вторая значительная функция города, которую можно выделить, исходя из материала стихотворений данного периода, это упоминание города как пространства. Первое, что хотелось бы отметить в связи с этим, - то, что в рамках данной функции город чаще всего не назван. Иногда город можно узнать по городским реалиям, упомянутым в стихотворении, однако часто город становится не конкретным географическим пространством, а пространством, обладающим определенными специфическими характеристиками. В данной главе я поставила перед собой задачу выявить специфику данного пространства в поэзии Бродского, которая обуславливает выбор именно этого пространства в том или ином стихотворении.
Данную функцию также можно разбить на несколько подфункций, однако они более взаимосвязаны, нежели подфункции, рассмотренные в первой главе.
Город может выступать в стихотворении как специфическая модель мира. В этом случае все действие стихотворения происходит в пределах одного города. В данном случае пространство города обозначает в первую очередь определенный набор временных и пространственных характеристик. В этом случае для городского пространства оказываются актуальными как законы, действующие в поэтическом мире Бродского в целом, так и специфические законы городского пространства.
Выполняя данную функцию, город становится максимально цельным, являет собой весь поэтический мир. Это очень ярко видно на примере первого текста, в котором упоминается город – стихотворение «Еврейское кладбище около Ленинграда...». В данном тексте используется представление о городе как о целостном замкнутом мире. Таким образом, создается ощущение оторванности от мира, изгнанничества, связанное с еврейским кладбищем.
Во многих текстах, особенно написанных до ссылки, город становится единственным пространством. Поэтический мир сужается до пространства города (позже, уже после эмиграции, в пьесе «Мрамор», Бродский смоделирует обратный процесс – город, расширившийся до масштабов мира). Это можно наблюдать в таких текстах, как «Гость», «Петербургский роман», Сонет («Мы снова проживаем у залива...»,1962), «От окраины к центру», «Остановка в пустыне» (данный текст осложнен тем, что Ленинград рассматривается как фрагмент мира, для которого справедливо определенное утверждение:
Так мало нынче в Ленинграде греков,
да и вообще – вне Греции – их мало. (Остановка в пустыне. 1969)
Таким образом, в этом тексте город становится моделью, которая не эквивалентна миру, а отображает его закономерности), «Почти элегия», «Осенний вечер в скромном городке...» и другие. Сложным образом эта закономерность отражается в поэме «Шествие»: в романсах героев «Шествия» могут упоминаться различные местности, однако все действие происходит в пределах одного города (Петербург – Петроград - Ленинград). Комментарии лирического героя – наблюдателя «Шествия» - каждый раз возвращают нас в исходное пространство.
Пространство города открыто для перемещения, более того, оно подразумевает движение. Важнейшей характеристикой городского пространства является его проницаемость, как для перемещения, так и для звуков. Об исключительной значимости данной характеристики свидетельствует то, что герои стихотворений постоянно находятся в движении, чаще всего они бегут:
И с криком сдавленным обратно
ты сразу бросишься... (Три главы. Глава 1. 1961)
Яркой иллюстрацией данного утверждения является также «Петербургский роман» (1961), действие которого перемещается по улицам Ленинграда, в каждой главе описывается тот или иной вид движения, часто упоминаются городские звуки (например,
...Ветер, утихая,
спешил к Литейному мосту,...
Вдали... съезжали два грузовика...
Гремел трамвай по Миллионной... (Часть III, глава 24) Любопытно, что для Бродского глагол звучания «греметь» одновременно становится и глаголом движения).
Наиболее характерное движение для пространства города является движение «от окраины к центру». При этом следует отметить, что данное направление приобретает различную интерпретацию в стихотворениях в зависимости от времени их написания:
«От окраины к центру» (весь текст);
Дай Бог тогда, чтоб не было со мной
двуострого меча, поскольку город
обычно начинается для тех,
кто в нем живет, с центральных площадей
и башен.
А для странника – с окраин (По дороге на Скирос. 1967)
Я двинул наугад
по переулкам, уходившим прочь,
от порта к центру... (Из "Школьной антологии". 1966-1969)
Чем дальше от дворца, тем меньше статуй
и луж. С фасадов исчезает лепка... (Post aetatem nostra) (1970).
Еще одна интересная особенность городского пространства – то, что пространство это неэвклидово, то есть каждая траектория рано или поздно в этом пространстве замыкается сама на себя. Эта закономерность прослеживается в таких текстах, как, например, «Прошел сквозь монастырский сад...» (1962):
И то, что было за спиной,
он пред сбой увидел – волны;
а также в стихотворении «Мы вышли с почты прямо на канал...» (1962):
Настал момент, когда он заслонил
пустой канал с деревьями и почту,
когда он все собой заполонил.
Одновременно превратившись в точку.
С этой точки зрения очень интересно стихотворение «Переселение» (1963). Оно по структуре очень похоже на стихотворение «Мы вышли с почты прямо на канал...», однако в финальных строках происходит разрушение замкнутых линий. Таким образом, для читателя становится очевидным, что переселение разрушает пространство города:
Они пошли. <...>
И оба уменьшались, уменьшались.
Следует отметить то, что город для Бродского развертывается в достаточно специфическом измерении: одновременно возможно перемещение по горизонтали и по вертикали, причем эти два направления не противопоставлены, движение в обоих направлениях одинаково возможно:
Вот улица с осенними дворцам,
но не асфальт, покрытая торцами,
друзья мои, вот улица для вас (Гость. 1961).
Движение и звучание присущи и самому городу:
Вдали Литейный мост.
Вы сами видите – он крыльями разводит. (Три главы. Глава 1. 1961).
Ощущение постоянного движения связаны многочисленные упоминания общественного транспорта, который тоже в большинстве случаев перемещается в пространстве:
...а мимо все проносится троллейбус (Гость. 1961)
Звуки вообще могут становиться частью города, они столь же материальны (вернее, нематериальны), как город, они оказываются вписанными в городской пейзаж:
Зима качает светофоры...
с Преображенского собора
сдувая колокольный звон (Петербургский роман. 1961);
ты бежишь по улице, так пустынно, никакого шума (Июльское интермеццо. 1961)
Возвышаю свой крик, чтоб с домами ему не столкнуться (От окраины к центру. 1962);
Птицы чернорабочей
крик сужает Литейный мост («Просыпаюсь по телефону, бреюсь...» 1968).
В. Семенов утверждал, что для Бродского «город – это пространство артефактов-знаков, топология которых имеет второстепенное значение» [Семенов 2004: 107]. Однако данное утверждение представляется спорным. Для Бродского городское пространство является абсолютно целостным пространством. Об этом свидетельствует вписанность «артефактов» в городской пейзаж (см., например, «Прошел сквозь монастырский сад...»;
Меж Пестеля и Маяковской
стоит шестиэтажный дом (Петербургский роман. Часть I. Глава 7. 1961)).
Часто Бродский, особенно в ранних стихах, описывает маршрут движения:
Вот вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок (От окраины к центру. 1962. Само название, кстати, также говорит об озязаемости проделываемого пути из одной точки города в другую. Сюжет стихотворения – путь между «артефактами»);
Сверни с проезжей части в полу-
слепой проулок и, войдя
в костел... (Литовский дивертисмент. Dominikanaj. 1971. Это – один из редких случаев, когда функцию городского пространства выполняет не город вообще и не Ленинград, а Вильнюс).
Часто мы можем говорить о перспективе в стихотворениях Бродского:
Я плачу где-то на Разъезжей,
а рядом Лиговка шумит (Петербургский роман. Часть I. Глава 4. 1961);
Друзья мои, ко мне на этот раз....
Вдали Литейный мост (Три главы. 1961);
...звонят из-за угла
колокола Николы («Отскакивает мгла...» 1963)
Для Бродского крайне значимы немаркированные названием фрагменты городского пространства, находящегося «между артефактами», такие, как «улица», «река», «переулок» и т.п.: