Возвратившись в Россию, я возобновила опыты уже на более разумной основе, учитывая мельчайшие детали: характер и темперамент каждого из присутствующих и даже время дня и погоду. И тем не менее мне не удалось достичь того, чтобы одна и та же мелодия вызывала тождественную реакцию у разных людей. Это происходило только при условии, что участники эксперимента были представителями одной расы и имели похожие характеры и темпераменты.
Поэтому меня поразило то, что нынешней ночью эта странная мелодия вызвала у всех присутствующих одно и то же впечатление. Этот факт нельзя объяснить так называемым "стадным инстинктом", так как все участники эксперимента были развитыми, независимыми личностями. Не найдя разумного объяснения этому явлению, я, вернувшись в свою комнату, не смогла заснуть. Желание разгадать эту загадку превратилось в настоящее наваждение. Проведя всю ночь без сна, я на следующий день ничего не ела и не пила и в приступе внезапно охватившего меня гнева укусила себя в руку. Вот почему я в повязке. Палец поврежден так сильно, что я едва могу держать поводья".
Этот рассказ произвел на меня сильное впечатление, под влиянием которого я поделился с госпожой Витвицкой результатами собственных экспериментов и наблюдений. Особое внимание я уделил одному феномену, наблюдать который я смог благодаря доброму отношению ко мне отца Евлиссия. Он дал мне рекомендацию, благодаря которой я смог общаться с представителями одной секты, члены которой смогли с помощью древнееврейских мелодий, звучавших в течение получаса, добиться заметного прироста растений.
Госпожа Витвицкая была просто поражена моим рассказом и предложила мне продолжить эксперименты, поселившись в каком-нибудь маленьком российском городке, где нам никто не помешает. Вскоре она совершенно оправилась от нервного потрясения и на протяжении всей экспедиции вела себя как обычно. Несмотря на пораненный палец она была самой неутомимой наездницей и одним из самых полезных участников экспедиции.
Витвицкая умерла в России от сильной простуды, полученной во время путешествия по Волге. Она была похоронена в Самаре, и я, вызванный телеграммой из Ташкента, успел проводить ее в последний путь.
И сейчас, когда я уже прошел большую часть отмеренного мне жизненного пути, побывал во многих странах и общался со множеством интересных людей, должен признаться, что никогда не встречал и, возможно, никогда не встречу более достойной, образованной и умной женщины.
Возвращаясь к личности моего близкого друга князя Юрия Любовецкого, хочу продолжить описание его удивительной жизни. После моего отъезда из Константинополя князь также покинул этот город, и в течение нескольких лет мы не виделись, сохраняя связь друг с другом только с помощью переписки. Из этих писем я узнавал самое важное из того, что происходило в жизни этого человека.
Вновь встретились мы во время совместной поездки на Цейлон и затем организовали экспедицию к истокам реки Индус. После очередного расставания я получал от князя письма из Афганистана, Белуджистана и Кафиристана до тех пор, пока наша переписка внезапно не оборвалась. Перестав получать письма и не имея никаких сведений о дальнейшей судьбе этого человека, я решил, что он погиб во время одной из своих экспедиций. Постепенно я смирился с мыслью, что больше никогда не увижу моего друга, но внезапно совсем случайно встретился с ним в самом сердце Азии.
Чтобы пролить больше света на обстоятельства моей последней встречи с человеком, который может служить примером для каждого, я должен опять сделать отступление и рассказать о некоем Соловьеве. Этот человек был общепризнанным авторитетом в области восточной медицины. Особенно хорошо он изучил медицину Тибета и действие опиума на организм человека и, в частности, на его психику.
В четырех-пяти милях от города Бухары, столицы Бухарского Ханства, в районе станции Закавказской железной дороги русские строили город, названный ими Новой Бухарой. Именно там я впервые встретил Соловьева. Меня привело сюда желание лучше изучить основы ислама, чтобы на более глубоком уровне общаться с моими знакомыми дервишами, представителями разных сект, одним из которых был мой старый друг Богга-Эддин. В это время его не было в Бухаре, но я рассчитывал на его скорое возвращение.
Прибыв в Новую Бухару, я поселился в маленькой комнатке в доме моих знакомых, торговавших русским квасом. Со мной это скромное жилье делил мой лучший друг - большая курдская овчарка по кличке Филос, которая в течение девяти лет сопровождала меня во всех моих странствиях. К слову, этот пес очень быстро приобретал известность повсюду, где нам приходилось останавливаться. Особенно любили его маленькие дети, они просто визжали от восторга, когда видели, как он носит мне горячую воду для чая из таверны или чайханы, куда я посылал его с чайником в зубах. Филос также ходил за покупками с запиской, в которой я сообщал торговцам, что мне нужно. Я считаю себя обязанным рассказать читателям об этом удивительном животном, приведя в качестве доказательства его поразительной изобретательности и ума несколько реальных случаев.
До поездки в Бухару я жил в городе П., где попал в тяжелое материальное положение. Заплатив за комнату, которую я снимал в караван-сарае, а также отдав другие долги, я обнаружил, что у меня осталось всего 60 копеек. Заработать деньги в этом городе было почти невозможно. Место было очень глухое и рассчитывать на возможность сбыта каких-нибудь художественных поделок не приходилось. Надеясь найти применение своим способностям в Самарканде, где было много русских и других европейцев, я заблаговременно отдал распоряжение перевести туда деньги, пересылаемые мне из Тифлиса, и теперь, за отсутствием у меня материальных возможностей проделать этот путь с комфортом, я был вынужден преодолеть семьдесят миль пешком. В один прекрасный день я отправился в путь вместе с моим другом Филосом, купив себе на пять копеек хлеба, а собаке овечью голову на ту же сумму. Нам пришлось сидеть на голодном пайке, и желание чем-нибудь подкрепиться беспокоило меня всю дорогу, по обеим сторонам которой располагались огороды, обсаженные по местному обычаю иерусалимскими артишоками, благодаря своей высоте служившими своеобразной оградой.
Искушение было слишком сильным, и, приблизившись к одной из таких посадок, я, убедившись в том, что за мной никто не наблюдает, торопливо выкопал несколько крупных артишоков. Я с большим аппетитом съел их на ходу, предложив один своему товарищу Филосу. Но тот, обнюхав незнакомый предмет, наотрез отказался присоединиться к трапезе.
В Самарканде, едва сняв комнату в доме местного чиновника, живущего на окраине города, я отправился на почту узнать, поступили ли деньги. Оказалось, что они еще не пришли. Поразмыслив над тем, как мне заработать на жизнь, я решил заняться изготовлением искусственных бумажных цветов и с тем отправился в магазин, чтобы купить цветную бумагу, но там выяснилось, что на оставшиеся 15 копеек я смогу приобрести ее в очень небольшом количестве. Я решил взять дешевую белую бумагу и анилиновые краски, чтобы самому ее покрасить. Так выходило гораздо дешевле. Выйдя из магазина, я направился в городской сад, чтобы отдохнуть в тени деревьев. Погруженный в свои не очень веселые мысли, я рассеянно наблюдал за стаями воробьев, которые оживленно перепархивали с ветки на ветку, радуясь тишине и прохладной тени. И тут меня внезапно осенила мысль: "А почему бы не попытаться заработать на воробьях?" Местные жители обожают пение канареек и других певчих птиц. А нельзя ли из воробья сделать канарейку? Заметив неподалеку нескольких извозчиков, которые в ожидании клиентов дремали в своих колясках, устроившись в тени, я подошел к одной из лошадей и, не привлекая к себе внимания, выдернул у нее из хвоста несколько волосков. Они были нужны мне для изготовления силков, которые я установил в разных местах сада. Все это время Филос очень внимательно наблюдал за моими необычными действиями. Вскоре первый воробей затрепыхался в одном из силков, и, осторожно высвободив его, я унес свою добычу домой.
Попросив хозяйку дать мне ножницы, я подстриг воробья, придав ему форму кенаря, и затем покрасил с помощью анилина. В Старом Самарканде я немедленно продал его, уверив покупателя в том, что это особый "американский кенарь". На те два рубля, что мне удалось за него выручить, я купил несколько простых клеток и следующих воробьев продавал еще дороже. Всего за две недели мне удалось сбыть около 80 этих "американских кенарей".