Однажды, когда Еким-бей и я вместе с нашими общими друзьями находились в Янги-Нишане, набираясь сил перед тем как отправиться на Гиндукуш, он получил письмо из Турции от своего дяди, который сообщал, что отец Еким-бея тяжело болен и, по мнению врачей, находится при смерти. Он был так огорчен этой вестью, что решил прервать путешествие и как можно скорее отправиться в Турцию, чтобы провести с отцом последние дни его жизни.
Беспрестанные переезды с места на место и постоянное нервное напряжение в конце концов так утомили меня, что я тоже решил отложить поездку на некоторое время и отдохнуть в доме своих родителей. Еким-бей должен был ехать со мной до российской границы. Попрощавшись с нашими товарищами, мы отправились через Иркештам в сторону России. После очень утомительного путешествия, сопряженного с массой трудностей, миновав обычные дороги из Кашгара в Ош, мы наконец прибыли в Андижан - город, расположенный недалеко от Ферганы.
Мы решили на некоторое время задержаться здесь, так как хотели осмотреть развалины некоторых древних городов, о которых много слышали и которые надеялись отыскать, полагаясь на собственные расчеты, основанные на сопоставлении некоторых исторических фактов.
Таким образом мы значительно удлинили наше путешествие и не скоро добрались до Андижана. В Маргилане мы купили железнодорожные билеты до Красноводска и уже заняли свои места в вагоне, когда поняли, к своему ужасу, что у нас не только не осталось средств, чтобы проделать остаток пути, но даже не на что завтра купить еды. И более того, во время странствий через Кашгар наша одежда так истрепалась, что в ней нельзя было появляться в приличном обществе, а денег на новую не имелось.
Поэтому мы передумали ехать в Красноводск, а решили сесть в поезд, отправлявшийся в Черняево, затем добраться до Ташкента - довольно большого города, где мы могли бы, телеграммой запросив денежного перевода, дождаться поступления денег.
Так мы и сделали. Прибыв в Ташкент, сняли самую дешевую комнату возле вокзала и сразу же отправились на телеграф. На эту телеграмму мы потратили все оставшиеся деньги, поэтому пошли на базар, чтобы попытаться продать то немногое, чем мы еще владели: винтовки, часы, шагомер, компас, географические карты - короче говоря, как-нибудь раздобыть хоть немного денег.
Вечером мы гуляли по городу, обсуждая ситуацию, в которую попали, и пытаясь предположить, где сейчас могут находиться люди, которым мы отправили телеграмму, и если они все же ее получат, догадаются ли немедленно выслать деньги. Незаметно для себя мы очутились в Старом Ташкенте. Здесь мы зашли в чайхану, продолжая обсуждать наше незавидное положение и размышляя над тем, что мы будем делать, если денежный перевод задержится. Перебрав различные варианты, наконец решили, что Еким-бей должен выдать себя за индийского факира, а я - за шпагоглотателя, и, вышучивая друг друга, обсудили все подробности этого необычного предприятия.
На следующее утро мы первым делом отправились в редакцию ташкентской газеты, в отдел объявлений, чтобы оповестить жителей города о нашем приезде.
Служащий этого отдела, недавно прибывший из России, отнесся к нам очень дружелюбно. Поболтав с ним немного, мы посетили отделы объявлений еще трех ташкентских газет, а затем на оставшиеся деньги заказали несколько красочных афиш. Я сейчас не помню точно, какое имя придумал себе Еким-бей, кажется, Ганез Ганзин. Расклеенные нами по всему городу афиши сообщали, что известный индийский факир со своим помощником Салаканом выступят вечером следующего дня в одном клубе, где будут демонстрировать свои сверхъестественные способности, гипнотизируя людей и творя другие чудеса.
Наш новый знакомый из отдела объявлений помог нам получить разрешение полиции на это выступление, и вскоре почти все жители Старого и Нового Ташкента были оповещены о предстоящем необыкновенном представлении.
К тому времени мы отыскали двоих безработных парней, бывших жителей России, и, заставив их предварительно посетить баню, привели к себе в гостиницу и подготовили к выступлению на сеансе гипноза в качестве наших ассистентов. На нашем представлении мы сумели привести их в такое состояние гипноза, что они не чувствовали, когда им втыкали в грудь булавки, зашивали рот или, поместив между двумя стульями так, что ноги были на одном, а голова на другом, клали им на живот значительные тяжести.
Но что особенно поразило присутствовавших на этом сеансе достаточно образованных людей -врачей, чиновников, офицеров - это способность Еким-бея "угадывать" их имена, возраст и другое с помощью метода, который я уже описал. Короче говоря, к концу нашего выступления мы не только поправили свое материальное положение, но и получили сотни предложений на обеды и ужины в домах самых видных жителей этого города. К тому же побывавшие на сеансе женщины разных сословий оказывали нам явные знаки внимания, что нам очень льстило.
Выступая в течение трех вечеров с огромным успехом, мы заработали достаточно денег для продолжения путешествия, поэтому решили без промедления уехать отсюда, хотя бы для того, чтобы избавиться от назойливого внимания наших многочисленных поклонников.
Заканчивая эту главу и вспоминая свои многочисленные экспедиции и странствия по самым отдаленным районам Азии, я не могу не упомянуть о тех странных представлениях об этом континенте, которые сложились у большинства европейцев.
Прожив пятнадцать лет в Европе, тесно общаясь с людьми разных слоев общества и разных национальностей, я пришел к выводу, что европейцы ничего не знают об Азии. Большинство жителей Европы полагают, что это большой, малоизученный континент, граничащий с Европой и населенный дикими или, в лучшем случае, полудикими племенами.
Даже о размерах этого континента они имеют весьма смутное представление, не предполагая, что на территории Азии уместится несколько Европ. А между тем, Азию населяют представители множества наций и рас. И эти "дикие племена" достигли такого развития некоторых областей знаний, например медицины, астрологии, естественных наук, которое и не снилось европейцам.
Эта глава посвящена Петру Карпенко, моему другу детства, ставшему впоследствии выдающимся горным инженером, которого теперь уже с нами нет... Может быть, он был удостоен Царствия Небесного!
Я думаю, чтобы дать читателю верное представление о личности Петра Карпенко и представить интересный материал, имеющий познавательную ценность, следует начать эту главу с рассказа о тех обстоятельствах, в которых зарождалась наша дружба и духовная близость, и затем поведать читателю о нескольких интересных событиях, которые происходили с нами в экспедициях, а также трагических обстоятельствах, при которых он погиб.
Наша близкая дружба началась, когда мы были еще подростками. Я опишу обстоятельства, при которых это произошло, как можно подробнее, так как это позволит читателю лучше узнать психологию юных бездельников, многие из которых впоследствии стали выдающимися людьми.
Тогда мы жили в Карее, и я уже пел в церковном хоре. Следует напомнить, что после отъезда моего учителя Богаевского, который получил к тому времени место полкового капеллана, и последовавшей вскоре смерти моего опекуна настоятеля Борша я остался на перепутье и не знал, что делать. Потеряв почти одновременно двух самых близких моих друзей, чьи наставления очень помогали мне, и зная, что мои родители в ближайшем будущем собираются возвратиться в Александрополь, я решил не ехать вместе с ними, а отправиться в Тифлис и поступить в знаменитый так называемый архидьяконский хор, куда меня неоднократно приглашали, что, конечно, очень льстило моему юношеском самолюбию. И как раз в это время, когда я предавался подобным мечтам, свидетельствующим о моем легкомыслии и наивности, ко мне прибежал один из церковных певчих, который хорошо ко мне относился, потому что я иногда угощал его хорошими сигаретами, которые я, если честно признаться, просто таскал у своего дяди. Переведя дух, он сообщил мне, что случайно подслушал разговор между комендантом крепости генералом Фадеевым и начальником местной полиции об аресте и перекрестном допросе нескольких человек по поводу одного происшествия на артиллерийском стрельбище, упоминали и меня, как человека, замешанного в деле.
Я, честно говоря, кое-что имел на совести, относящееся к этому злополучному артиллерийскому стрельбищу, и, чтобы избежать неприятностей, решил без промедления уносить ноги и на следующий день уехал из Карса.
Инцидент на артиллерийском стрельбище, заставивший меня почувствовать угрызения совести, и был причиной зарождения моей дружбы с Петром Карпенко.
В это время у меня было несколько друзей - как моих ровесников, так и ребят постарше, и среди первых был один добродушный парень, сын владельца винокуренного завода, по фамилии Раузов. Он часто приглашал меня в гости, а иногда я заходил к нему без приглашения.
Парень был очень избалован своими родителями. У него была отдельная комната, где он мог без помех готовить уроки, а на его письменном столе всегда стояла тарелка, наполненная свежими слоеными пирожными, которые я очень любил. Но была еще одна, более важная, причина, которая заставляла меня посещать этот дом. Сестра Раузова, девочка лет двенадцати-тринадцати, часто заходила в его комнату, когда я был там.
Мы с ней подружились, и я как-то незаметно для себя влюбился. Мне казалось, что она тоже неравнодушна ко мне. Другой мой приятель, сын артиллерийского офицера, как и я, часто захаживал сюда. Он тоже занимался дома, готовясь к поступлению в какую-то гимназию, так как не был принят в кадетский корпус из-за частичной глухоты.
Это был Петр Карпенко. Он, конечно, тоже влюбился в сестру Раузова, и она оказывала ему явные знаки внимания, как и мне. Мне кажется, он нравился ей потому, что часто приносил цветы и конфеты, а я - потому что хорошо играл на гитаре и придумывал красивые узоры, которые она любила вышивать на своих носовых платках, хвастаясь перед подругами, что она сама автор этих узоров.