Вот почему отечественное телевидение надо строить по Пушкину: для нас это не только великий поэт, это символ веры в красоту и гармонию.
Искусство надо любить. И искусству надо учиться.
Телевидение развивалось бурно и в один прекрасный момент заявило, что оно уже является искусством. Все работники телевидения считали себя большими художниками. Эта неверная позиция принесла много пользы и творческих открытий. И в это же время на телевидение пришли большие люди: Образцов и Андроников; крупные театральные режиссеры: Захаров, Эфрос, Фоменко; кинорежиссеры: Климов, Рязанов, Колосов и стали снимать художественное телевизионное кино. Это был "золотой век" телевизионного кинематографа. Тогда вся телевизионная программа строилась вокруг фильмов. Главным событием дня был фильм, а все передачи как бы крутились вокруг фильма.
В 60-е годы заявила о себе теория малоэкранного кино. Считалось, что телевидение — специфическое зрелище, домашнее, интимное кино. На базе этой позиции разрабатывалась целая система требований к телевизионному кинематографу. Существовала также и другая точка зрения, что кино — это частный случай телевидения, то есть телевидение вбирает в себя всё существующее в кинематографе и добавляет нечто свое, присущее только телевидению.
Телевидение почувствовало вкус кинематографа, Даже образовало свои кинообъединения. По существу, появилась целая отрасль, равная по мощности и по масштабу кинематографу большого экрана. Головная организация телевизионного кинематографа — творческое объединение "Экран" — разместилась на шестом этаже Останкино. Телевизионные кинематографисты, естественно, считали себя профессионалами, а все телевидение работало, равняясь на эталон телевизионного кино.
Но в самый момент рождения телевизионного профессионального кинематографа была допущена одна организационная ошибка. Телевизионный кинематограф был сразу оторван от эфира и работал "на склад" — копии фильмов сдавали в Телерадиофонд. А уже потом программисты брали эти фильмы и ставили в эфир.
Это многих устраивало: были свои планы, свои календари и не было эфирной лихорадки. Поэтому можно было работать более качественно. Но оторвавшись от эфира, телекинематографисты потеряли постоянных зрителей. Они не имели прямого контакта с жизнью. Это была своеобразная башня из слоновой кости.
Возникло два параллельно развивающихся организма. Телевизионный кинематограф и телевизионное вещание. Все профессионалы старались заниматься телевизионным кинематографом, который почувствовал себя аристократом.
Кинематографисты и не заметили, как фильм стал с трудом устраиваться в телевизионной программе. То в три часа дня покажут, то в пять часов, то ночью. Без эфира телевизионный кинематограф задохнулся. Появились свои теоретики этого процесса. Стали говорить, что телевизионный кинематограф вообще не нужен.
Что случилось, когда в 90-х годах, по существу, изгнали телевизионный кинематограф? Во-первых, ушла большая публицистика. А вместе с нею и умение рассмотреть факт в масштабе эпохи. Для этого нужна ретроспектива, нужен взгляд в прошлое, нужна большая аналитическая работа и по времени, и по затраченным средствам. Она возможна только в кинематографе и не осуществима в ежедневном текучем эфире.
Во-вторых, исчезла портретная кинотележивопись. Шумные тусовки не дают возможности наладить душевный контакт. Для этого нужно углубленное, художественное исследование личности. Сегодня кто-то думает, зачем исследовать личность, когда все просто, — можно сказать: "Иди-ка сюда в студию, садись в это кресло, а я спрошу, как ты относишься к такой-то проблеме?" Но нельзя добыть материал о жизни личности, пригласив эту личность в чужеродную среду. Надо прийти к человеку домой, надо войти в его жизнь. Надо иметь время понаблюдать за ним, надо уметь спровоцировать его, надо не торопиться.
Учиться профессиональному искусству на экране нужно все-таки в кинематографе. Кинематограф — это основа языка экрана. Не познав этой грамматики, этой основы, останешься навсегда дилетантом.
Настоящая режиссерская и операторская профессии невозможны без киношколы. Мне кажется, что нынешнее телевидение может все: в одночасье изменить правительство, в три дня — целый народ; вдруг организовать капитализм на отдельно взятом этаже своего офиса или даже вернуться в первобытно-общинный строй. Могучее средство воздействия!
Но спросите себя, а что было вчера по телевизору, а позавчера, а неделю назад? Если не было какого-то политического скандала, то запомнить, что было в программе на прошлой неделе — невозможно. А если невозможно, то нет глубинного воздействия. В прошлом целые поколения людей в нашей стране, посмотрев однажды фильм, всю жизнь его помнили. Подражали они этому герою или нет, но запоминали отдельные его фразы, запоминали даже свои ощущения, соединялись с экраном. У нынешних зрителей, к великому сожалению, этого слияния уже нет.
В какой-то степени это естественно. Телевидение не соотносит свои действия ни с прошлым, ни с будущим. Оно живет одним днем, А кино ориентируется на прошлое и давно прошедшее. И соотносит это давно прошедшее с нынешним временем и, соответственно, прогнозирует будущее. То есть настоящее кино по способу мышления работает на личность, на века, телевидение — на один день!
Я считаю, что кино и телевидение — два разных способа мышления. Телевидение отражает жизнь, отражает действительность, а кино изображает. Когда я говорю — "телевидение", я имею в виду живое телевидение или прямое телевидение.
Многие проблемы современного телевидения возникают от того, что оно живет за счет поверхностных контактов. Ведущий не знает своей аудитории, а аудитория только с экрана знает своего ведущего. Никаких человеческих взаимоотношений между аудиторией и ведущим, как правило, не существует.
Зная свой такой грех, телевидение оставляет значительное место в эфирной сетке для различных мексиканских, бразильских и прочих сериалов, заполняя духовный вакуум.
У нас теперь чужое кино ("Санта-Барбара", "Тропиканка", "Роковое наследство" и т. д.) формирует психологию, развивая у людей комплекс эмигранта. Мы, никуда не уехав, начинаем чувствовать себя в своей стране как в чужой. С чужим языком, с чужим отношением к жизни, к людям и так далее. Это очень опасно, учитывая силу и возможности воздействия телевидения. Телевидение становится бездуховным даже тогда, когда оно вещает с утра до вечера о духовности. Если оно вместо партработника сажает перед камерой священника и машет кадилом, то это вовсе не значит, что оно транслирует духовную жизнь и создает духовную материю. Более того, еще немного и к священникам будут относиться так же, как и партработникам. Политиков уже ненавидят, завтра будут ненавидеть и священников. И мы вернемся к идеологии интеллигенции конца XIX века, когда священник был основной комической фигурой. Казалось бы, мы реставрируем религиозность в обществе, а в действительности ее разрушаем.
Без умения создавать образ, невозможно транслировать духовную материю. Духовная материя прямой трансляции не подлежит. Наша профессиональная задача состоит в том, чтобы из факта, из документа, из бездушного предмета создать образ, наполненный духовной материей.
Информация не нуждается в художественной форме, она "съедается" в голом, сыром виде, публицистика формирует взгляд, а не просто доносит информацию.
Сегодня мы находимся на особом этапе кризиса телевизионной информации. Был момент информационного взрыва, когда информация была как глоток чистого воздуха. И на грубые монтажные склейки никто не обращал внимания. Сейчас такое время прошло. Теперь народу захотелось понять суть информации, понять природу факта. Вот тогда и начинается искусство, тогда и начинается публицистика.
30 лет тому назад я предложил на телевидении новое понятие — безусловный фильм. Термин простой. Всякое искусство условно, всякое искусство живет за счет выработанных условных приемов, условного языка, который помогает перенести реальную жизнь на полотно, на экран. Время от времени всякое искусство, удалившись от жизни, потеряв всякую питающую связь с реальной действительностью, выбирает направление, которое возвращает искусство в реальную жизнь.
Хочу остановиться на фильме "Путешествие в будни". Рассказ о его создании поможет понять ход моих эстетических, этических и просто человеческих побуждений.
Середина 60-х годов. Время после "оттепели", когда страну сковал ложный пафос. Все в обществе находятся в состоянии обмана. Это правила игры, которые всякого искреннего честного человека возмущают. Вот это ощущение нечистоплотности жизни владеет мною, многими моими коллегами, и мы пытаемся найти какую-нибудь отдушину. Кино — патетично. Телевидение — патетично, все на котурнах; выступающие по телевидению читают по бумажке. Главная фигура — редактор, который правит материал.
Безумно хочется живого слова. Есть же где-то место в большой стране, где люди не обманывают друг друга и чувствуют себя свободно. Многие считают, что надо ехать в глубинку, на стройки, к первопроходцам, где люди не отравлены идеологией.
Теоретики и практики выдвигают тогда принцип — репортажная съемка. Корреспондент, а под ним я понимаю и режиссера, и автора сценария (то есть корреспондент в широком смысле, а не в смысле его должностной характеристики), начинает снимать репортаж. Репортаж — это не придуманная жизнь, а подсмотренная. Через репортаж прорывается реальная жизнь сквозь идеологический забор. Живая действительность ставится много выше фантазии, придуманных хитрых, ловких конструкций. Репортажи, конечно, тоже редактируются, но редактировать их трудно.
Всегда можно объяснить: "Это же не я говорю, это он — рабочий, крестьянин разговаривает. Ну, вырежьте у него это слово".