Но что делает режиссер. Он упоминает в картине о том, что по деревне ходит слух — девушка должна скоро родить, и эту тему бросает. Родила она, не родила, случилось чудо, не случилось — ему не важно. Он купается в натуралистическом материале. Снимает подробнейшим образом малоприятные бытовые подробности жизни, смакуя детали. Но как можно было, снимая эту картину, имея рядом такой неожиданный сюжет с "непорочным зачатием", его бросить. А бросил режиссер его потому, что боялся хеппи-энда, боялся дать хоть лучик надежды, считая себя — правдивым документалистом, который должен показать эту деревню как пример всех других деревень. Да, трудно живут старухи в заброшенных деревнях. Да, есть еще двойные несчастья, когда общее несчастье помножено на личную судьбу. Если бы эта картина делалась в момент, когда рушилось все, когда не надо было ничего строить, а надо было все разрушать до основания, я бы простил режиссеру этот натурализм, но сегодня я понимаю, что это недостаток не общества, а самого режиссера Майского, у которого в глазах, в душе нет никакой перспективы. Он не почувствовал, что он не имеет права кончить эту тяжелую картину на трагической ноте. Это художественная неправда.
В беседе со мной Майский сказал: "А я даже рад, что мы не сумели снять рождение этого ребенка, потому что эстетика безобразия сегодня главная эстетика экрана".
Эстетика безобразия. Чем хуже, тем лучше. Чем отвратительнее распад, тем лучше. Я с этим не согласен.
Информируя, развлекая или образовывая своего зрителя, мы совершаем либо добро, либо зло. Вне нравственных категорий телевидение невозможно. В России особенно, где телевидение сегодня определяет Пространство и Время.
Я возвращаюсь к вопросу, поставленному в начале книги, нужен ли телевидению художник? Если телевидение — это лишь средство массовой коммуникации, то не нужен. Но я спрашиваю о другом — о живописце. Нынешнее телевидение, как правило, обходится без него, но это явление временное, потому что телевидение не только средство массовой коммуникации, но и искусство. А искусство без художника немыслимо.