Любовь часто нисходит на человека с дуновением весны, началом жизни (рассказ «Май» 1907); она входит в душу человека как нечто вечное, сопрягаемое скорее со спокойствием, чем с отчаянием («Спокойствие» 1909); она ощущается как смысл существования, когда человек чувствует себя в едином ритме с природой, со всеми её проявлениями («Тихие зори» 1904, «Вечерний час» 1913, «Осенний свет» 1818), чувство любви заставляет обожествлять любую женщину, видеть в ней Божественный прообраз («Лина» 1910, «Богиня» 1915, «Голубая звезда» 1918).
Все произведения писателя следует воспринимать как единый тематический комплекс, ибо все они дополняют друг друга. Часто только намеченный образ-символ получает свое развитие и обоснование в дальнейших произведениях Б. Зайцева.
Так, образ «богини» (рассказ «Богиня» 1915), символизирующий женскую сущность, возникает и в «Путниках» (1916).
В обоих рассказах использована практически одна и та же сюжетная схема – героини принадлежат к другому миру, нежели герой. В первом рассказе отношения только намечены, во втором образ «богини» обуславливает как символ женской сущности. Философское начало прослеживается в имени героини (Елена-прекрасная) и отдельных авторских репликах: «мы, может быть, странники»;23некоторых деталях (описание похорон старушки и затем Ахмакова) и концовка рассказа: «Елена ушла с партией странниц, где были знакомые из имения бабушки. Шли они к Тихону Задонскому».24
Елена похожа на многих зайцевских героинь, чуть взбалмошных, непутевых, искренних (Лисичка из «Мифа», Лизавета из «Дальнего края»). Общий дух странничества, поиска смысла бытия объединяют их.
Кратковременные встречи и мотив странничества, ухода имеют у Б. Зайцева религиозный характер, связанный с осознанием бессмертия души и божественной предопределенности всего происходящего с человеком. Так утверждается христианская ценность смирения и сострадания, без которых человек не может стать лучше.
Впервые голубая Вега как символ чего-то светлого, прекрасного, таинственного появляется у Б. Зайцева в романе «Дальний край» (1912). Петя Лапин воспринимает голубую звезду Вегу как отблеск того прекрасного и вечного, что правит миром. Вега ведет героя, его жену за собой, в дальний край, награждает их светом благодати. В повести «Голубая звезда» (1918) героиня знакомится со «странным мечтателем» Христофоровым, поклоняющимся Вечной Женственности, помогает Машуре почувствовать, что её любовь к Антону нельзя назвать истинной: «Если любовь, - говорила она себе, - то пусть будет так же прекрасна, как эти звуки, томления гениев, и, если надо, пусть не воплотится. Если же дано, я приму её вся, до последнего изгиба».25 Голубая звезда Вега у Б. Зайцева становится символом истинной любви, далекой и в то же время близкой, неземной, но и земной.
Любая женщина у писателя несет в себе Божественную сущность, свет Вечной Женственности, вечной Красоты. Природная гармония непременно связывается с Божественной сущностью, то есть добром, истиной, красотой.
«- Смотри, все в легкой-легкой вуали… и, хороша эта кротость, вина, тоска. Как сейчас в деревне! Помню, я провел один тихонький серый апрель, и это чувство было так сильно…мне все казалось, что сейчас из этого серенького воздуха глянет на меня…кто-то. Прекрасное чье-то лицо.
- Что-то Божье есть в этом, Богородицыно». (пьеса «Любовь»).
Божество разлито повсюду, прежде всего в женщине, в её теле, в природе и, конечно, в любви. Об этом говорят герои «Жемчуга» (1910), и не столько говорят, сколько чувствуют, ибо вся атмосфера рассказа принизана чувством божественного. Этому способствуют и краски, названные прямо и использованные опосредованно: голубоватые лучи, которыми играет жемчуг; голубой лунный свет; цвет фиалки; светлая сторона переулка; серебряные слезки жемчуга; золотые глаза автомобиля; белые руки и трепещущие жилки на них; золотой свет; бледное синее небо; бледное сияние звезд. Жемчуг объединяет в себе то светлое, дивное, что несет в себе любовь, он реагирует на свет луны как на гармонию, разлитую во Вселенной, и ядовито, колдовски загорается при воспоминании о страсти, теплые, розовые пятна проступают в нем. В жемчужинах заключены вечная надежда и безнадежность человеческой жизни.
Соединить земное и небесное в женщине, как это соединено в природе, было для Б. Зайцева необычно важным. В его ранних произведениях героини говорили и действовали мало, в основном передавалось их настроение и мироощущение. Но сила мастерства писателя такова, что читатель воспринимал недосказанное через атмосферу повествования, которая создавалась при помощи цветовой гаммы. И как бы ни хотелось писателю, земное и небесное объединить, в произведениях все же разделялись, шли рядом, но не сливались, ибо краски яркие, земные и лунные, голубые, не соединялись в одном предложении.
Итак, Б. Зайцеву, как никому в литературе, удалось передать соловьевский смысл существования, равновесие материального и духовного. Для писателя любовь становится одним их критериев познания личности. Своих героинь Б. Зайцев показывает через испытания любовью. Чувство любви само по себе священно. Женщина представляет собой природное бытие: она может подарить свою благосклонность, может необъяснимо разлюбить. Она так же разнородна и необъяснима как жизнь. Чувство, которым женщина одаривает вечно и незыблемо.
«Аграфена».
Повесть «Аграфена» оказалась настолько необычной по содержанию, что вызвала неоднозначную реакцию в критике – это и «бурные похвалы», и «бурную брань». Но победило мнение, что «повесть «Аграфена» все-таки остается обаятельно прекрасной по своей форме, своим тихим, спокойным, надземным тоном». В ней есть «подлинное мистическое настроение, важное и серьезное, столь понятное и родное для темной крестьянской души» (М. Морозов).26
Другой исследователь отмечал: «В грустную историю Аграфены автор как бы вдохнул частицу мировой жизни. Повесть словно раскрывает перед читателем книгу бытия, дает возможность ощутить стихию жизни, вспомнить, а может быть и увидеть в новом свете собственные переживания», «это вдохновенная поэма – симфония на тему о человеческой жизни, написанная так свободно, что кажется импровизацией».27
«Аграфена» глубокая повесть Б. Зайцева – своего рода «Жизнь человека». Автор повествует о судьбе одной женщины, о трагедии и счастье жить на земле, о любви и вере как вечной истине.
Особая значение для понимания содержания имеет уже само название повести.
Б. Зайцев всегда придавал особое значение организации своих произведений, он тщательно выстраивал композицию, вынося в заголовок ту или иную проблему, которую собирался решать. Иногда особое значение приобретало название в виде имени, тогда автор предполагал рассказать историю жизни своего героя. В зависимости от авторского замысла он конструирует один эпизод из жизни персонажа или прослеживает его судьбу на протяжении некоторого времени. Поэтому такое значение имеет расшифровка имени героя, определение того скрытого смысла, который в нем заключается.
В повести «Аграфена» перед нами раскрывается жизнь женщины, испытавшей «многие скорби» от самой своей юности, и до старости, до смертного часа. И испив свою полную чашу страданий до конца она отдает себя истинной и вечной любви, которая является абсолютная:
«Тогда она пала на колени, и внутреннее видение осенило ей душу: вся жизнь явилась ей в одном мгновении, все любви и муки понялись одинокими ручьями, сразу впавшими в безмерный и божественный океан любви, и данными ей как таинственные прообразы Любви единой и вечной».28
Е Кривушина в своем исследовании «эстетического бытия» имени собственного в художественном произведении выделяет два семантических уровня.
Первый – знаковый, когда имя собственное обнаруживает «связь с персонажем, его характером, поступками»,29развивающуюся в пространстве всего текста.
Второй – где «имя собственное рассматривается как концептуальный, образный и формообразующий элемент художественного целого, там, где оно действительно раскрывает свою «магическую мощь, концентрируя в себе философские взгляды автора и одновременно структуризируя образные и композиционные ряды».30
Учитывая специфику зайцевского художественного мира, отнесем к нему второй уровень, и попробуем на примере имени Аграфена рассмотреть языковой код, разработанный автором.
В «Аграфене» два женских имени могут быть прочитаны как знак литературной традиции, являются реминисценцией известных тем. Л. Иезуитовой было подчеркнуто, что введение имени Офелия в текст повести может объясняться как знак литературной традиции, представляющей «безумие от любви».31
Как известно, Офелия является героиней пьесы У. Шекспира «Гамлет», пережившей личную драму: убийство брата и разочарование в любви. Она сходит с ума.
Б. Зайцев представляет свой сюжет - гибель в любви.
Аграфена безумно отдаваясь порывам своих страстей не находит счастья в плотской любви – здесь её ждут боль и разочарование. «Через четверть часа бежала Аграфена через весь двор с дровами домой, легко-пьяная и не себе уже принадлежащая».32
Одним из основных приемов, создающий первый уровень, становится реминисценция. Скрытые параллели позволяют автору сказать о судьбе героини в сжатой и концентрированной форме.
Второй уровень расшифровки имени предполагает не только его бытование в конкретном пространстве текста, но и выведение автором определенных обобщений. Как обычно, Б. Зайцев постепенно подходит к решаемой проблеме. В раннем рассказе Б. Зайцева «Мгла» (1904) есть образ восьмидесятилетней кухарки Аграфены, олицетворяющей мудрость жизни и знающей, безусловно, нечто большее, чем люди, её окружающие: «Волка трогали, охали, щупали; только старая, почти лысая кухарка Аграфена, которая прожила уже около восьмидесяти лет, всматривалась в него угрюмо и молчаливо».33