Смекни!
smekni.com

Рефл-бук Ваклер 2001 (стр. 112 из 120)

4) Заложники освобождаются.

5) Сроки ультимативных требований проходят.

Серьезной проблемой также является другой символи­ческий аспект терроризма — воздействие показа СМИ ак­тов насилия на потенциальных террористов. Коммуника­тивное внимание служит катализатором последующего поведения:

592

"Жуткие кадры о многочисленных жертвах действуют на зрителей возбуждающе, особенно на тех, кто склонен к жестокости и преступлениям, по сути подталкивая их на определенные шаги. Человеку с гипертрофированным чувством самомнения после просмотра аналогичного сю­жета непременно захочется стать героем журнальной ста­тьи или телерепортажа. Не случайно все террористы в первую очередь требуют приглашения журналистов и представителей властей".

И далее военный российский аналитик Владимир Ва­сильев предлагает изменить форму подачи информации о террористах в эфире:

"Сообщение об инциденте должно быть кратким и су­хим. Достаточно несколько фраз: самоубийцу разнесло в куски, есть убитые и раненные. А в кадре показать лишь отдельные фрагменты: кого-то из пострадавших и то, что осталось от негодяя. Незачем смаковать жуткие подроб­ности... Садист или группа захватили заложников. Требу­ют представителей средств массовой информации, чтобы сделать заявление, и телевизор для контроля. Предоста­вив им такую возможность после выхода в эфир, добавим еще свой комментарий, в котором пусть выступят люди, "знавшие" террористов ранее, и расскажут о них: мол, один пытался как-то изнасиловать 60-летнюю женщину, другой развратничал с малолетними и т.п. Использовать другие варианты, вызывающие физиологическое отвра­щение к террористам, через некоторые подробности из их интимной жизни" ("Правда-5", 1996, № 28).

К сожалению, это возможно как предложение, но его трудно осуществить, поскольку СМИ как раз тяготеют к подаче информации в виде, против которого и выступает В. Васильев. В событии для его новостного характера обязательно должна присутствовать драматичность. К примеру похищение Альдо Моро в 1978 г. и последую­щую двухмесячную активность прессы исследователям удалось проанализировать в терминах социальной драмы: нарушение, кризис, восстановление и примирение. При этом любая социальная драма еще больше драматизирует ос-

593

новные параметры данного общества [440, р. 66]. Робин Вагнер-Пацифиси говорит о том, что "социальная драма манифестируется всегда, когда люди, включенные в по­литику, действуют так, чтобы привлечь аудиторию, сна­чала и прежде всего решающим разовым действием (нап­ример, похищением), а затем с помощью продления исходного действия в последовательность ситуаций, ко­торые структурированы и поставлены так, чтобы удер­жать внимание аудитории. Масс-медиа являются местами постановки, сценами, куда направляет свое внимание ау­дитория; и именно с помощью точного определения сю­жета (срежиссированности ситуаций) и сцены (канала), аудитория, а через нее и социальная (или политическая) драма, находятся в состоянии включенности" [440, р. 67]. Отсюда вновь возникает проблема переноса одного сим­волизма в другую сферу: символизм новостной становит­ся законом для планирования и проведения террористи­ческих актов. Формат новости тем самым становится определяющим не только для политики, но и для крими­нального действия.

Как видим, все время приходится сталкиваться с чис­то коммуникативной стороной процесса переговоров. Сложность экстремальной ситуации (в отличие от стан­дартного коммуникативного процесса) состоит в том, что:

1) Действует прессинг времени.

2) Неверный шаг может привести к человеческим жер­твам.

3) Ситуация может оцениваться неоднозначно.

Последняя характеристика имеет и чисто вербальную составляющую — необходимость наращивания доверия в ситуации, когда этого доверия может и не быть. Для опи­сания ее можно ввести понятие зон исчезновения доверия. Если в стандартной коммуникативной ситуации есть пре­зумпция доверия, поскольку [484] предполагается, что мы говорим с максимальным приближением к действитель­ности, то в ситуации с заложниками постоянно происхо­дит "выветривание" доверия. Между переговорщиком и террористом, между террористом и заложниками и даже между переговорщиком и заложниками (и не только в

594

случае стокгольмского синдрома, иногда заложники пре­увеличивают опасность действий террористов, чтобы принудить полицию уничтожить их). Такая коммуника­ция получает прикладную задачу установления доверия. Дуайн Фусельер устанавливает следующие параметры, которые с истечением времени начинают действовать в пользу освобождения заложников:

1) Увеличиваются нужда в основных человеческих потребностях — еде, воде, сне и т.п.

2) Напряженность падает.

3) Люди, остыв, начинают думать более рационально и менее эмоционально.

4) Формируется "стокгольмский синдром".

5) У заложников возрастают возможности для побега.

6) Собранная информация позволяет принимать ре­шения на более качественном уровне.

7) Увеличивается связь и доверие между переговорщи­ком и террористом.

8) Ожидания и требования террориста могут умень­шаться.

9) Инцидент может исчезнуть сам по себе, поскольку иногда террористы отпускают заложников, ничего не тре­буя взамен.

Как видим, профессиональные коммуникаторы обла­дают возможностями успешной работы даже с такими трудными собеседниками, как террористы. И подобные специализированные переговорщики, как пишет У. Юри, могут, например, летать из Америки в Мюнхен, чтобы вступить в переговоры при захвате там крупного бизнес­мена. При этом одной из задач становится проникнове­ние в символический мир другого человека, чтобы чисто коммуникативно заставить его отпустить заложников.

595

ПРИНУДИТЕЛЬНАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Принудительная дипломатия также является приме­ром международной коммуникации. Мы встречаемся с ней довольно часто. Принудительная дипломатия - это тоже одна из разновидностей разрешения международно­го конфликта. Последний пример - война в Персидском заливе. В подобной ситуации США могут опираться на исследования А. Джорджа, начатые им в 1965 году в РЕНД-корпорации [482]. А. Джордж проанализировал использование стратегии принудительной дипломатии в таких ситуациях, как Кубинский кризис, Вьетнам, Лаос, Никарагуа, Персидский залив и некоторых других. Все эти ситуации, кажущиеся абсолютно несхожими, иллюс­трирующие случайное стечение событий, на самом деле оказались профессионально четкими и соответствовали заранее разработанным процедурам.

Принудительная дипломатия представляет собой за­щитную стратегию, при которой противника убеждают в необходимости прекращения начатой агрессии. Это не запугивание противника с целью предотвращения буду­щих действий, ведь агрессия уже начата. Это попытки убедить оппонента остановить агрессию за счет использо­вания угроз, которые могут быть применимы к нему. Ес­ли военные силы и используются при принудительной дипломатии, то в виде минимизированного варианта, наглядно демонстрирующего возможные последствия. Противник должен либо прекратить свои действия, либо отказаться от содеянного.

А. Джордж выдвигает ряд требований к ситуации при­нятия решения. При этом политики должны учитывать следующие аспекты:

1) Что именно требовать от оппонента.

2) Как создать ощущение срочности относительно вы­полнения требований.

3) Какую угрозу использовать при невыполнении тре­бований.

4) Опираться ли только на угрозу наказания, или пре­доставить дополнительные стимулы, чтобы заинтересо­вать противника.

596

В свою очередь, ультиматум, предлагаемый противни­ку, в классическом виде должен состоять из следующих компонентов:

1) Требования к оппоненту.

2) Временной интервал или ощущение срочности от­носительно исполнения требований.

3) Угроза наказания за неисполнение требований, ко­торой поверит оппонент и ощутит, что лучше выполнить требования.

А. Джордж четко выделяет два уровня коммуникации, присутствующие в принудительной дипломатии: слова и действия. Обязательны для принудительной дипломатии различные виды невербальной коммуникации. Это могут быть военные передвижения, различная политическая или дипломатическая активность. Ультиматум, передан­ный оппоненту, срабатывает в зависимости от того , уви­дит ли оппонент, какие военные силы начинают концен­трироваться, как политическими, дипломатическими средствами страна готовится к тому, чтобы применить свою угрозу силой. В зависимости от невербальной ком­муникации вербальная может быть усилена или ослаблена.

В реальной ситуации действия могут быть усилены сильными словами, или они могут компенсировать сла­бые слова, когда нет возможности сказать иначе. С дру­гой стороны, слова могут пояснить некоторые действия, которые противник может рассматривать как несущес­твенные. Действия нужны обязательно, чтобы противник не рассматривал угрозу как чистой воды блеф.

Основными в случае принудительной дипломатии не­обходимо признать два вопроса: что требуется от оппо­нента и насколько сильно его желание подчиниться. Эти два вопроса взаимосвязаны: если требовать нечто доволь­но существенное, то нежелание противника будет соот­ветственно велико. Следует также учитывать позицию оппонента, так как с его точки зрения потери могут ка­заться гораздо большими, чем с позиции другой стороны. Например, во время Кубинского кризиса Дж. Кеннеди выдвигал требование убрать ракеты, и это было возмож­но. Некоторые его советники требовали вообще ликвиди-

597

ровать режим Фиделя Кастро или советское влияние на Кубе, Подобные требования были завышенными, и моти­вация Н. Хрущева не выполнять их была достаточно вы­сока.

А. Джордж подчеркивает следующие позитивные мо­менты в действиях США в случае Кубинского кризиса 1962 года. США использовали последовательность в сво­их действиях: вместо военных действий они ввели блока­ду. Это дало время для дипломатических коммуникаций. Одновременно с выдвижением ультимативных требова­ний, Дж. Кеннеди демонстрировал свое желание мирно­го разрешения вопроса, противник не был загнан в угол, где бы для него существовало лишь военное разрешение вопроса. С другой стороны, Н. Хрущев тоже реагировал не в агрессивной манере. Во время блокады он не допус­тил оснащенные военные корабли на Кубу. Он использо­вал все, чтобы убедить Дж. Кеннеди и весь мир в том, что эти ракеты носят защитный характер. Но эскалация кри­зиса происходила еще и потому, что отсутствовала син­хронная коммуникация между двумя лидерами.