Любая сфера действительности может функционировать эффективно, только если она поддержана сильной мифологической составляющей. Несомненно, что это не сознательный процесс, а результат кристаллизации множества событий, протекающих по принципу броуновского движения. К примеру, систематику работы репрессивных органов в СССР можно выразить такими двумя мифологическими аксиомами:
• если враг не сдается, его уничтожают,
• органы не ошибаются.
При этом психологически на это поле репрессивного действия накладывалась спасительная мифология другого плана — Сталин ничего об этом не знает. Добавив эту третью аксиому - заключенный (или будущий заключенный) мог сохранить разумность окружающего его мира, если даже удар попадал на него. Если же удар попадал на кого-то другого, то он спасался тем, что признавал его виновность. Именно третья аксиома спасала разум человека от когнитивного диссонанса: как совместить великого Сталина с творимым беззаконием. В целом это соответствует представлениям массового сознания, зафиксированным приблизительно в таких словах: вот приедет барин, барин нас рассудит.
Г. Белов проследил превращение мифологии царского времени "православие-самодержавие-народность" или
371
"вера-царь-отечество" в советский вариант мифологии. Результирующая таблица такой трансформации приняла следующий вид [24, с. 187]:
Эволюция базовых ценностей в России | ||||
до 1917 г. | 1917-1961 гг. | 1961-1991 гг. | с 1991 г. | |
идеологическая | православие | марксизм-ленинизм | марксизм-ленинизм | |
государственная | самодержавие | диктатура пролетариата интернационализм | руководство КПСС | демократия + мягкий авторитаризм |
гражданская | Отечество, народность | построение социализма | патриотизм | Отечество, свободный человек |
цели | создание материально-технической базы; совершенствование общественных отношений; формирование нового человека | формирование гражданского общества |
При этом он видит смену понятия "интернационализм" на "патриотизм", происшедшую в последнее время. "В послевоенный период советские стереотипы (советская Родина, советский человек, советская культура и т.д.) если не заменяют полностью тему интернационализма, то во всяком случае вытесняют ее с переднего плана" [24, с. 186].
Это вообще интересный феномен постулирования новых ценностей мифологического порядка по модели "советский + X". Попытаемся увидеть, что именно здесь акцентируется. Возьмем для примера привычные сочетания типа "советская женщина" или "советская торговля". Кстати, и то, и другое были названиями соответствующих ведомственных журналов (для "Советской женщины" — это было не министерство, а, вероятно, Комитет советских женщин).
372
Модель "советский + X" акцентирует характеристики, отличные от сложившихся в рамках мифологии и описывающих "буржуазное общество". У любого человека сразу возникает прочный ряд ассоциаций при этом слове: господство капитала, все в угоду наживе, на улицу выбрасываются безработные, забастовка, борьба трудящихся за свои права, все прогрессивное человечество, пролетарии всех стран, соединяйтесь, загнивание капитализма. По всем этим характеристикам "советское общество" должно было занимать противоположный полюс. То есть "советская женщина" имела в своем составе такие характеристики, как женщина-труженица, женщина-мать, женщина-врач, учитель, солдатская мать. В основном это ценности социального свойства, даже женщина-мать — это противоположность не рожающим женщинам. Вспомним такие явления, как борьбу с абортами и так называемый налог на малосемейность, которые были призваны стимулировать рождаемость.
"Советское — значит, отличное" — еще одна мифологема того времени, которая впоследствии стала употребляться, наоборот, в ироническом ключе, когда что-то, к примеру, не работало, портилось и т.д. Но это уже "риторика кухни", официальная же риторика шла по иному пути. Приведем еще некоторые символы-конденсаторы ситуации:
мы пойдем иным путем,
народ и партия едины,
слава КПСС,
здоровье народа — богатство страны,
ум, честь и совесть,
решения ... съезда в жизнь,
решения ... съезда выполним,
профсоюз — школа коммунизма,
партия — наш рулевой. Практически любая область жизни была "закрыта" той или иной мифологемой. При этом они работали как некий стабилизирующий фактор, задающий условия функционирования. Такая мифологема действовала как сильный центростремительный феномен, запрещая
373
отклонения от сформулированных эквивалентностей. Эти мифологемы строят подобные цепочки эквивалентностей, задавая необходимую иерархизацию общества. Иногда массовое сознание реагирует на эти цепочки попытками разорвать их, как, например, в известных анекдотах, где Слава КПСС заменяется на Слава Метервели, или чукча убивает чужака, заявившего, что он начальник партии со словами: Чукча знает, кто у нас начальник партии. Интересно, что анекдот реально следует по тому же мифологическому древу, эксплуатируя все его ключевые точки.
Любое общество должно иметь не только стабилизирующие механизмы, но и механизмы инновационного характера. Вспомним, как в советском обществе реализовывалась инновационная составляющая. Она легитимизирсвалась постановлениями съездов.
Советская мифология стала разрушаться с появлением "социализма с человеческим лицом". Театр, литература, кино стали показывать не канонического Ленина, а его человеческие черты. Этот переход от Ленина-памятника к Ленину-человеку не уничтожил систему. Он просто был еще одним знаком в попытке системы измениться, приспособиться под новые требования. Однако это был уже искусственный переход, это было оживление неживого. Более удачной была попытка "оживления живого" — речь идет о последнем генсеке М. Горбачеве. Горбачев не только стал движущимся и говорящим — телевидение показывало множество невиданной доселе как бы лишней информации о нем. О памятниках (а генсеки были как бы живыми памятниками) не бывает лишней информации, есть только ограниченный объем сведений. Он стал знаком оживления системы. И появление рядом с ним Р. Горбачевой тоже было элементом живого существования. Фотография его с женой, кормящей белочку, известна была каждому. Журнал "Пари-матч" отметил этот факт: "Эта фотография Михаила Горбачева с белкой — на снимке он на даче в Рублевцеве вместе с женой — не просто обошла весь мир. Она помогла ему больше, чем длинные речи, убедить Запад в реальности перестройки".
374
Вяч. Никонов перечисляет три национальные идеи, сквозь которые постепенно прошла Россия ("Независимая газета, 1997, 24 янв.). Это "Москва - третий мир", это "Православие. Самодержавие. Народность". И это "Коммунизм — светлое будущее всего человечества". Интересно, что сегодня наблюдается определенное сосуществование старых идей с новыми.
Движущей силой постсоветского времени стало отклонение от центра, в котором все видели главный механизм жесткой и негибкой структуры, мешающей всем. В результате все пятнадцать республик бывшего СССР разошлись в разные стороны. Интересно, что даже в рамках самой России действовал та же мифологема, сформулированная в словах Б. Ельцина "Берите суверенитета столько, сколько сможете взять". Реализовалась инновационная составляющая, которая в советское время явно оказалась в загоне. Система не успевала перестраиваться, хотя и сама провозгласила перестройку. Стабилизирующая роль центра была отметена в пользу инновационного будущего. При этом Украина и Россия, например, пошли по этому пути, беря за основу на сей раз разные мифологии.
Украинская мифология, опираясь на необходимость разрыва с Россией, связала политическую и экономическую независимость с независимостью национальной. Отсюда последовало понимание строительства нового как возрождения старого. Поэтому на улицах городов появились казаки и сечевые стрельцы в качестве сообщений из прошлого, появилось большое количество текстов из прошлого. Их стало особенно много, поскольку тексты украинской диаспоры также находились в советское время под запретом.
В принципе постсоветские республики пошли по пути активной эксплуатации этнического мифа.
"В культуре современных этносов мифологизации подвергается национальная история и история оппозици-
375
онного этноса, язык, религия, даже этнический эпос, а иногда и обычные этнические отличия. Особенно значительна доля мифологизации истории и ее роль в межэтнических противоречиях и конфликтах" [207, с. 41].
И это понятно, поскольку все остальные характеристики — это характеристики, совпадающие с российскими, которые были нужны для прошлой задачи советского времени — сближения всех республик, а для новой задачи — отделения — нужны были отличающие характеристики.
В числе прочего для постсоветской мифологии России характерно возрождение имперской образности. Некоторые фигуры восстали просто из небытия. Вот некоторые данные о популярности выдающихся людей в 1993 и 1994 г. в процентах к числу опрошенных [69, с. 380]:
Значимые имена | 1993 | 1994 |
Понизились | ||
Пушкин | 27 | 23 |
Гагарин | 16 | 8 |
Толстой | 15 | 8 |
Горький | 5 | 1 |
Петр I | 41 | 42 |
Остались без изменений или повысились | ||
Суворов | 18 | 18 |
Жуков | 18 | 14 |
Сталин | 12 | 20 |
Кутузов | 9 | 11 |
Николай II | 0 | 5 |
Александр Невский | 0 | 5 |
Екатерина II | 0 | 10 |
Несомненно, следует подчеркнуть и то, что это не просто "всплывание" имен в массовом сознании, а результат действия массовой коммуникации.