— Платить будешь? Я говорю:
- Нет, я монах.
— А-а-а, хорошо.
И ушел. Потом ночью, когда мы уже были в море, я разговорился с ним, рассказывал о том, что делают преданные, зачем я еду, спрашивал, можно ли назад с ними перевезти груз и так далее. Все эти вопросы меня беспокоили, и пошла проповедь. Уже утром, когда мы в Сочи прибыли, старший помощник Росохин Толик, он за капитана был, подошел ко мне и дал первые деньги:
- Это от нас, матросов, в вашу богадельню.
А Вася, оказывается, потом украл из общего котла еще какие-то деньги и тоже отдал мне. Я этого не знал, он потом признался:
- На тебе. Все равно на водку уйдет. Лучше потратьте на продукты.
И это было начало целой эпопеи. Потом Кришна много милости давал, преданные очень много сделали, описать это разом невозможно.
Духовное знание абсолютно. Когда человек попадает в какую-то ситуацию в жизни, Кришна дает ему что-то особенное. Это понять трудно, надо видеть, чувствовать. Единственное, что я понял, что аскезу, большую, чем душа может вынести, перетерпеть, Господь не дает. Из истории нам известно, что Иисуса вообще распяли, многих его апостолов тоже распяли. Но они были готовы к такой жертве. Столько, сколько мы можем вынести, Кришна каждому из нас и дает.
Какой духовный путь обходился без аскез? Когда мы читаем про подвижников, про людей, которые действительно интересовались духовной жизнью, узнаем, что практически все они проходят через какие-то испытания.
Кришна — это личность. Он выполняет обещания, Он любит нас. Наша задача допустить Господа в нашу жизнь. Вот и все.
Почему я остаюсь с Прабхупадой? Потому что, во-первых: я однолюб по жизни, а во-вторых: чувство благодарности мне еще отец привил.
Я считаю, что если у человека нет чувства благодарности, он не способен любить. Благодарить - это значит что-то отдавать. Когда человек способен отдавать, он может приблизиться к любви. Если же человек не научился благодарить, то чувство ответственности ему привить будет очень сложно, и любить он тоже не сможет. Если не постичь искусство любви, жизнь вряд ли будет успешна.
Мое путешествие в духовной жизни можно сравнить с путешествием через джунгли, где очень много опасностей, много дорог, которые могут ввести в заблуждение. Духовный учитель подобен гиду. Да, гид может заболеть, умереть. Но цель путешествия - Кришна, как маяк, будет гореть всегда.
Теперь мой стандарт поклонения Богу таков же, каким и был 22 года назад: мы едим только прасад, у нас есть Божества, есть Туласи, у нас есть все. Я люблю гостей и уверен, что ни один человек не может сказать, что у меня дома плохой прасад. Значит, Господь живет со мной, значит, Прабхупада меня опекает, значит, Господь Чайтанья мне дает милость.
Философом-теоретиком я никогда себя не считал. Когда проповедую, я говорю только то, что пропустил через себя. В основном думаю, что я практик. В тюрьме я, например, всегда вспоминал, как чувствовал себя маленьким. А в детстве я был большим озорником. Но отдувался за мои шалости мой отец, я в это время держал его за палец, и мне не было страшно.
Если тогда мне не было страшно рядом с отцом, то почему мне должно быть страшно сейчас, с Кришной? Он же самый сильный. Сильнее Его никого нет. Задача простая: взять Его так же за палец и держаться за него. То есть допустить Его в свою жизнь, сделать так, чтобы Он жил у меня дома, жил в моем сердце, жил со мной в делах, одним словом, везде
Кришна же говорит в Бхагавад-гите: «Что бы ты ни делал, что бы ни ел, предлагал, отдавал, делай это для Меня».
Мне понятно, почему некоторые преданные отошли от движения Сознания Кришны. В Евангелии Иисус говорил о таких людях. Он немного необычно говорил, не так, как Кришна в Бхагавад-гите. Но тоже понятно: «Сеятель семя сеет. Иное падает в тернии и не дает всходов, иное при дороге, птицы склевывают его, иное на каменистую почву, и когда шквал налетает, вырывает его, ибо оно не имеет корня, а иное падает в добрую почву, и одно семя дает сто семян и более».
Мне бы хотелось быть таким семенем. Я не думаю, что если мне уже 20 лет было хорошо рядом с Прабхупадой, то последующие 20 лет будет плохо. Сегодня я уже не фанатик, просто пытаюсь рассуждать здраво.
И еще я себе сказал так: « Только тогда я буду иметь право пойти еще куда-то и поискать, когда буду точно знать - все, что мне дал Шрила Прабхупада, уже во мне живет, и когда я не смогу больше у него ничего взять».
В моем представлении, это 1+1=1, и 1-1 тоже равно единице. Это формулы духовного мира. Если есть начало, значит, уже есть все. И это Прабхупада нам дал, значит, в этом начале есть все, есть Господь. Он может меня и дальше тоже подтолкнуть.
Я никогда не ощущал себя «вагоном». Я - маленький «паровоз», то есть могу какую-то часть ответственности брать на себя и идти дальше.
Почему многие не обрели стержня? Видимо, они были по жизни «вагонами». Их надо было все время тащить, поощрять, всегда что-то им давать. Духовный Учитель приходит как «локомотив» и цепляет весь груз на себя. Но некоторые «вагончики» потом обретают «маленький двигатель», становятся «паровозиками»
и помогают духовному учителю. Это самые лучшие преданные.
Кришна говорит в Бхагавад-гите, что не каждому дано быть преданным, а из тех, кто стал хорошим преданным, едва ли один познает Господа. Поэтому все испытания, которые выпали на нашу всеобщую долю, а может, еще какие-то будут в будущем, нам необходимы. Это словно проверка от Бога. И Бог не умирает вместе с аскезами.
Криынананда дас Москва
В моей биографии много общего с другими людьми. Я вырос в семье неверующих. По материнской линии никто не был религиозным. Дед работал главным бухгалтером какого-то объединения уральских заводов, мать - врачом, живым олицетворением материализма.
По отцовской линии родственники держались вместе, в них еще сохранилось уважение к Торе, раввинам, вообще верующим людям (разумеется, только в рамках иудаизма). Но и они религию рассматривали больше как своеобразную «специю жизни» и никогда не говорили о ней, как о ценности, как о единственном средстве разрешения проблем человеческого существования. Отец мой был человеком военным и преподавал историю КПСС, так что религиозной практикой он не занимался. Правда, иногда он произносил загадочные слова: «Бог должен быть в сердце».
Но, как я сейчас понимаю, это он так себе объяснял, почему редко ходит в синагогу.
Что касается синагоги, то из моих детских и юношеских визитов оттуда я вынес убеждение, что это, скорее, не храм, а этнический клуб, где люди собираются в порядке национального самоосознания. Ни о Боге, ни о служении Ему я там не узнал. Так что воспитание мое было атеистическим.
Я окончил вуз с красным дипломом. По распределению попал в академический институт, где гарантировались ученые степени и звания. Просто выполняя повседневную работу, я быстро сделал кандидатскую диссертацию, защитил ее тоже в раннем возрасте (пришел в институт, когда мне было 21, а защитился в 24 года). К тому времени я уже был женат (де-факто) на одной интеллектуальной девушке, с которой официально оформил наши отношения после защиты диссертации.
Материальное положение было более или менее обеспеченным. Я получал хорошую зарплату и даже смог купить кооперативную двухкомнатную квартиру (по тем временам такая квартира была признаком преуспевания).
Не было бы и больших проблем с написанием и защитой докторской диссертации. Семейная жизнь внешне тоже складывалась хорошо. У нас родились один за другим два сына, вундеркинды.
Но я не мог убедить себя, что такое существование имеет смысл. В особенности остро я осознал его бессмысленность в последние часы жизни моего отца в реанимации. Во мне возник протест: так нельзя умирать! Просто взять и отправиться неизвестно куда. Как может мой отец прямо у меня на глазах превратиться в «мешок с костями»?
Это убеждение окрепло, когда я, разбирая его вещи, наткнулся на дневники. Читая их, я почувствовал, что вся жизнь моего отца, полная побед в суровой борьбе за существование, закончилась нулем. Дневники оставляли какое-то странное впечатление. Реальное ли лицо их автор? Может, это все просто вымысел? Хотя в дневниках я читал и про себя: вот родился сын, такой хороший... Но существовал ли в действительности тот, кто писал обо всем этом?..
Одновременно судьба свела меня с востоковедами, благодаря все тому же академическому институту, где я работал. Мой институт делил здание с Институтом философии АН СССР, и мы порой вместе выезжали на картошку. Колхоз нас сплачивал. Там я подружился с одним юным философом-индологом, который, в свою очередь, познакомил меня со своим другом, в то время еще учившимся в МГУ (потом он поступил в Институт востоковедения АН СССР и ныне вырос в одного из самых заметных российских буддологов).
В моем институте работала переводчица, которая до этого вместе с мужем жила в Индии и там приобрела устойчивый интерес к разного рода духовным практикам. У нее была подруга-китаевед, ставшая впоследствии подругой моей жены. Та была ученицей одной из самых ярких советских китаисток, из круга Григория Померанца. Естественно, попав в такую компанию, я тоже заинтересовался Востоком. Я вообще любил читать и к тому времени перечитал много разной литературы. Познакомился с китайской и индийской традициями, с буддизмом, дзен-буддизмом и даже суфизмом. В мою жизнь вошла и йога, поскольку муж китаистки был известным в Москве раджа-йогом и целителем. Я перечитал всех, кто был тогда на слуху: Раджнеша, Кастанеду, Гурджиева. Мне все это нравилось, но, тем не менее, очень скоро я обнаружил, что эти знания совершенно непрактичны и не могут решать проблем моего существования.
Была еще одна личность, сыгравшая важную роль в моей религиозной ориентации. В своем институте я познакомился с техническим секретарем ученого совета, который был другом художника Михаила Кулакова.
Не помню, почему, но вскоре он сделал резкий разворот в сторону православия. Уйдя из академического института, он поступил в духовную семинарию, жил вместе с молоденькими семинаристами и начал все образование практически с самого начала, подчеркивая прямой чертой подлежащее и двумя сказуемое.