божественного и действительного; это парение между действительностью и духом, поставившее рядом с просветленным Иисусом, Иисусом, ставшим богом, действительного Иисуса, указывало глубочайшему религиозному чувству на то, в чем состоит умиротворение, но не давало его, превращая тем самым это чувство в бесконечное, неистребимое и неудовлетворенное стремление. Ибо этому тоскливому стремлению всегда, даже в самых дерзновенных его мечтах, в экстазе наиболее тонко организованных, преисполненных глубочайшей любви душ, противостоит индивидуум, нечто объективное, личность, соединения с которой жаждут их самые глубокие и прекрасные чувства; однако подобное соединение—именно потому, что здесь речь идет об индивидууме, — остается навеки неосуществимым, ибо он все время замыкается в этом противопоставлении, запечатлевается в их сознании и не позволяет религии стать совершенной жизнью.
Это основное свойство христианской религии, противоположение в божественном — божественное всегда должно быть только в сознании, но не в жизни — характерно для всех форм христианской религии, выявившихся в ходе ее дальнейшей судьбы: от восторженного экстаза мечтателей, которые отказываются от всего многообразия жизни (даже от самых чистых его проявлений, когда дух наслаждается самим собой) и которые ищут в своем сознании только бога, следовательно, только в смерти способны устранить противоположенность личности, до действительности самого многообразного сознания, единения с судьбой мира и противопоставления бога этой судьбе; противопоставление это может ощущаться во всей деятельности человека и во всех проявлениях жизни, когда за право этого единения с миром расплачиваются сознанием подчиненности и ничтожности такого противопоставления, — это свойственно католической церкви; оно может, подобно тому как это делается в протестантской церкви, совершаться лишь в более или менее благочестивых мыслях, когда либо гневный, карающий бог противостоит позорной и преступной жизни — это мы находим в ряде сект данной церкви, — либо милосердный бог противостоит такой жизни, все радости которой идут от бога, получены от него в качестве благодеяний и даров, в качестве действительности; в этой действительности парящий над ней дух, принявший форму идеи человека, преисполненного божественного начала, идеи пророков и т. д, низво-
7 Гегель, т. 1
дится до уровня исторической, объективной точки зрения. Между этими крайностями — многообразного или более ограниченного сознания милосердия, гнева или равнодушия бога по отношению к миру,—между крайностями, которые находятся и рамках противопоставления бога и мира, божественного и жизни, пролегал путь христианской церкви; она двигалась по кругу, проходя его то в одном, то в другом направлении. Однако ей по самой ее сущности не дано было обрести покой в безличной живой красоте, и судьбой ее было, что церковь и государство, богослужение и жизнь, благочестие и добродетель, духовная и светская деятельность никогда не могли слиться в единое целое.
C:\www\doc2html\work\bestreferat-407315-14068205552953\input\00.htm - glava04
...считается абсолютным1 противоположением. Один из видов противоположения есть множественность живых существ. Их следует рассматривать как организации; противополагается множественность жизни; часть этой.множественности (н эта часть сама есть бесконечное множество, ибо она жива) рассматривается только в соотнесенности, как нечто, обладающее бытием лишь в соединении; другая часть (также бесконечное множество) рассматривается лишь в противоположении, как нечто, обладающее бытием лишь посредством отделения от первой части, тем самым и первая часть также определяется как нечто, обладающее бытием только посредством отделения от второй. Первую часть мы называем организацией, индивидуумом. Само собой разумеется, что эта жизнь, многообразие которой рассматривается лишь в соотнесенности, чье бытие есть эта соотнесенность, может быть одновременно рассмотрена, с одной стороны, как различная в самой себе, как простое множество; его соотнесенность не более абсолютна, чем отделение этого соотнесенного; с другой стороны, это множество следует мыслить, учитывая возможность для него [вступить] в соотнесенность с тем, что исключено из него, возможность потери индивидуальности или установления связи с тем, что было исключено. В равной степени и многообразие, исключенное из органического целого, которое обладает бытием лишь в противоположении, должно быть положено одновременно не [только] как для-себя-бытие, абстрагированное от упомянутой организации, абсолютно многообразное в себе, вместе с тем состоящее в самом себе в соотнесенности, но
7*
и как находящееся в связи с исключенным из него живым. Понятие индивидуальности включает в себя противоположение бесконечному многообразию и связь с ним. Человек есть индивидуальная жизнь, поскольку он есть иное, чем все элементы и бесконечность индивидуальной жизни вне его; он есть индивидуальная жизнь лишь постольку, поскольку он един со всеми элементами, со всей бесконечностью жизней вне его; он есть только постольку, поскольку целокупность жизни разделена: он есть одна часть, все остальное — другая; и он есть только постольку, поскольку он не есть часть и ничто не обособлено от него. Если предпослана, фиксирована неразделенная жизнь, мы можем рассматривать живых[*] как проявления жизни, как ее изображения, многообразие которых положено, и положено как бесконечное потому, что положены проявления жизни, рефлексия же фиксируется в этом случае как покоящаяся, устойчивая, как твердые точки, как индивидуумы. Если же предпосылкой служит живое, а именно мы в качестве наблюдающих, то жизнь, положенная вне нашей ограниченной жизни, есть бесконечная жизнь бесконечного многообразия, бесконечного противоположения, бесконечной соотнесенности. В качестве множественности она есть бесконечное множество организаций, индивидуумов; в качестве единства — единственное, организованное, разъединенное и соединенное целое — природа. Она есть полагание жизни, ибо рефлексия перенесла в жизнь свои понятия о соотнесенности и разъединенности, о единичном, в себе существующем, и всеобщем, связанном, следовательно, об ограниченном в одном случае, о неограниченном — в другом, и посредством полагания сделало жизнь природой.
Так как жизнь в качестве бесконечности живых существ или бесконечности форм и тем самым в качестве природы есть бесконечная конечность, безгранично ограниченное, так как в ней есть соединение конечного и бесконечного и отъединение их, и природа не есть сама жизнь, а есть жизнь, фиксированная рефлексией, хотя и самым достойным образом, то наблюдающая природу мыслящая жизнь ощущает (или назовите это как хотите) данное противоречие, это единственное устойчивое существующее еще противоположение самой себя беско-
[*] которых мы именно потому, что положено множество, должны вместе с тем рассматривать как бесконечное множество.
нечной жизни; или: разум еще познает односторонность подобного полагания, подобного наблюдения, — и эта мыслящая жизнь извлекает из формы, из смертного, преходящего, бесконечно себе противополагаемого, себя побеждающего живое, свободное от преходящего, соотнесенность, без мертвого и умерщвляющего себя многообразия, извлекает не единство, мысленную соотнесенность, но жизнь во всей ее полноте, всесильную и бесконечную, и называет ее богом, она перестает быть мыслящей или наблюдающей, ибо в ее объекте нет ничего рефлектированного, ничего мертвого[*].
Подобное возвышение человека — не от конечного к бесконечному, ибо они — лишь продукт рефлексии, и, поскольку они таковы, их разделение абсолютно, но от конечной жизни к жизни бесконечной — подобное возвышение человека есть религия. Бесконечную жизнь можно называть духом в противоположность абстрактному множеству[**] ибо дух есть живое единение многообразного в противоположность многообразию как его форме (которую составляет многообразие, заключенное в понятии жизни), не в противоположность ему в качестве отделенного от него, мертвого, простого множества, ибо в этом случае дух являл бы собой простое единство, которое именуется законом и есть лишь нечто мысленное, неживое. Дух есть приносящий жизнь закон в единении с многообразным, которое тем самым становится живым. Если человек полагает это оживленное многообразие как большое количество многих и одновременно в соединении с тем, что привносит эту жизнь, то эти единичные жизни становятся органами, а бесконечное целое — бесконечной целокупностью жизни. Если же человек полагает бесконечную жизнь как дух целого вне себя, так как он сам есть ограниченное, и одновременно самого себя полагает вне себя, ограниченного, и возвышает себя до живого, соединяется с этим живым самыми глубокими узами, то он поклоняется богу.
Если здесь многообразие уже не положено в качестве такового, но выступает вместе с тем полностью в соотношении с живым духом, в качестве оживленного органа, то тем самым нечто было бы исключено и осталась бы незавершенность и противоположение, а именно мертвое.
[*] но поклоняется ему.
[**] мертвого.
Другими словами, если многообразие положено в отношении лишь как орган, то исключено само противоположение, между тем жизнь нельзя рассматривать только как соединение, соотношение, но следует рассматривать и как противоположение. Если я говорю, что жизнь есть связь противоположения и соотношения, то эта связь может быть в свою очередь изолирована, и допустимо возражение, согласно которому [она] должна противостоять отсутствию связи, тогда мне следовало бы сказать, что жизнь есть связь связи и ее отсутствия, т. е, другими словами, каждое высказывание есть продукт рефлексии; поэтому применительно к каждому положенному можно показать, что если нечто положено, то одновременно не положено другое, и эту безостановочную гонку надо раз навсегда обуздать, запомнив, что то, например, что мы называем связью синтеза и антитезиса, не есть положенное, рассудочное, рефлектированное, но его единственное доступное для рефлексии свойство заключается в том, что оно есть бытие вне рефлексии. В живом целом одновременно положены смерть, противоположение, рассудок, а именно в качестве многообразия, которое есть живое и в качестве живого может полагать себя целым, в силу чего оно одновременно есть и часть, т. е. то, для чего существует мертвое и которое само мертво для другого. Это бытие в качестве части, свойственное живому, снимается в религии, ограниченная жизнь возвышается до бесконечного; и только благодаря тому, что конечное само есть жизнь, оно песет в себе возможность возвыситься до бесконечной жизни. Именно потому философия кончается там, где начинается религия, ибо философия есть мышление, следовательно, знает, с одной стороны, противоположность не-мышления, с другой — мыслящего и мыслимого. Ее задача — выявлять во всем конечном бесконечность и требовать усовершенствования конечного посредством разума и особенно познавать заблуждения, совершенные ее собственным бесконечным, и тем самым полагать истинное бесконечное за пределы сноси сферы. Возвышение конечного до бесконечного характеризует себя как возвышение конечной жизни до бесконечной, как религию именно благодаря тому, что оно не полагает бытие бесконечного как бытие посредством рефлексии, как объективное или субъективное, ибо в этом случае оно присоединило бы к ограниченному ограничивающее, и его также познало бы затем как положенное, как ограниченное, вновь нашло бы для