него ограничивающее и потребовало бы продолжения этого до бесконечности; такая деятельность разума есть также возвышение до бесконечности, но эта бесконечность есть... *. .. объективный центр; для всех народов он был восточной частью храма, а для чтущих невидимого бога — лишь это отсутствие формы в определенном пространстве, лишь место. Однако это лишь противоположенное, чисто объективное, только пространственное не обязательно должно оставаться в этой неполноте полной объективности, оно может само, т. е. в качестве для себя существующего, вернуться через форму к собственной субъективности. Божественное чувство, бесконечное, ощущаемое конечным, обретает завершенность лишь благодаря присоединению рефлексии, благодаря тому, что она пребывает над ним. Отношение ее к чувству есть, однако, лишь познание его как чего-то субъективного, лишь сознание чувства, разделенная рефлексия над разделенным чувством; чистая пространственная объективность предоставляет точку объединения для многих; и объективность, получившая форму, есть вместе с тем (и это должно быть) из-за связанной с ней субъективности не истинная, а лишь возможная объективность, [она] может быть мыслима как таковая, но ото не обязательно, поскольку она не есть чистая объективность. И тем самым, подобно тому как выше была положена в качестве необходимой антиномия времени, момент и время жизни, полагается и объективная антиномия применительно к предмету. Бесконечная в неизмеримости пространства сущность есть вместе с тем в определенном пространстве, подобно тому как
Тот, кого не вмещает
небо и небо небес,
Покоится теперь на коленях
Марии!2
В религиозной жизни его отношение к объектам, его поступки истолковывались как сохранение жизни или привнесение жизни в объекты; при этом вспоминается и его судьба, которая вынуждала его подчас оставлять объект иное объективным или даже превращать живое в объекты. Возможно, что это превращение в объект обязательно лишь в данную минуту, что жизнь вновь уда-
лится от него, сама освободит себя от него и предоставит угнетенное его собственной жизни и ее воскресению. Однако необходимо, чтобы она полагала себя и в прочное отношение с объектами и сохраняла бы им их объективность вплоть до полного уничтожения. При всем показанном выше совершенствовании, усилении религиозного объединения остается еще возможность лицемерия, а именно посредством особенного, оставленного для себя имущества. Прочное обладание вещами не дало бы человеку выполнить негативно выраженное условие религии: быть свободным от абсолютной объективности, возвыситься над конечной жизнью. Он был бы не способен соединиться с бесконечной жизнью, если бы он сохранил что-либо для себя, стремился господствовать пли нес бы зависимость. Поэтому от своего имущества, необходимость которого есть его судьба, оп жертвует лишь кое-что, ибо судьба его необходима и не может быть снята: часть он уничтожает перед божеством, уничтожением остального он, насколько это возможно, преодолевает особенность посредством сообщества с друзьями в силу того, что она лишенный цели преизбыток. Посредством бесцельности одного этого уничтожения, посредством этого уничтожения ради уничтожения он заглаживает свое остальное частное отношение целенаправленного уничтожения и вместе с тем завершает объективность объектов через несоотнесенное с собой уничтожение, его полнейшую не-соотнесенность (Beziehungslosigkeit), смерть, и если все-таки еще остается необходимость соотносимого (beziehenden) уничтожения объектов, то и это бесцельное уничтожение ради уничтожения иногда встречается, и именно оно оказывается единственным религиозным по отношению к абсолютным объектам.
Остается лишь кратко упомянуть о том, что в остальном внешнее пространственное окружение в качестве необходимого ограничения должно не столько само по себе занимать нас своей лишенной цели красотой, сколько посредством целенаправленного внимания к прекрасному указывать на нечто другое; и что сущность богослужения заключается в том, чтобы спять созерцающее или мыслящее рассмотрение объективного бога или, вернее, вместе с субъективностью живых существ растворить его в радости, в радости пения, телодвижений, в своего рода субъективном проявлении, которое подобно звучащей речи может с помощью правил стать объективным и
C:\www\doc2html\work\bestreferat-407315-14068205552953\input\00.htm
прекрасным, стать танцем — в радости многообразных занятий, распорядке приношений, жертвований и т. п. Это множество проявлений и тех, кто проявляется, требует в свою очередь установления единства, порядка, которые в качестве живого воплощаются в упорядочивающем, в приказывающем, в священнослужителе; и если преисполненная потребностей внешняя жизнь людей в значительной степени обособилась, то и он становится обособленным, не говоря уже о других следствиях в их законченности.
Подобное более полное соединение в религии, подобное возвышение конечной жизни до жизни бесконечной, при котором остается так мало конечного, ограниченного, т. е. чисто объективного или чисто субъективного, насколько это вообще возможно, когда каждое возникшее даже в этом возвышении и усовершенствовании противоположение вновь совершенствуется, не есть нечто абсолютно необходимое. Религия есть вообще любое возвышение конечного до бесконечного как до положенной жизни; и оно необходимо, ибо конечное обусловлено бесконечным. Однако ступень противоположения и соединения, на которой останавливается определенная природа данного человеческого рода, случайна, если иметь в виду неопределенную природу. Наиболее полное совершенство доступно тем народам, чья жизнь в наименьшей степени разорвана и разъединена, т. е. народам счастливым; более несчастные народы не могут достигнуть этой ступени, но должны в своем разъединении заботиться о сохранении одного звена этого совершенства, независимости. Им не дозволено стремиться к потере ее, их наивысшей гордостью должно быть сохранение в неприкосновенности разъединения, сохранение одного (das Eine); с субъективной точки зрения это можно рассматривать как самостоятельность или с иной — как чуждый, отдаленный, недостижимый объект; обе эти точки зрения можно считать совместимыми, несмотря на то, что, чем сильное разъединение, тем чище «я» и тем отдаленнее от человека объект, том больше он уходит ввысь; чем больше и отъединеннее внутренняя глубина, тем больше и отъединеннее все внешнее, и если это последнее положено как самостоятельное, то человек должен казаться еще более угнетенным. Однако именно эта зависимость от непомерно большого объекта есть то, что сохраняется как отношение (Beziehung). Какую сторону охватывает сознание—слу-
чайность. Это может быть страх перед богом, бесконечно возвышающимся над небом всех небес, над всеми связями, всякой сопричастностью, парящим в своем неизмеримом могуществе над всей природой; может быть и полагание себя как чистого «я» над этой бренной плотью и над сияющими светилами, над тысячами тысяч небесных тол, над во столько же раз превышающими их по количеству новыми солнечными системами, сколько здесь вас, сияющие светила. Если разделение бесконечно, то не имеет значения, фиксируется ли субъективное или объективное; противоположение остается, абсолютно конечное противостоит абсолютно бесконечному. Вознесение конечной жизни к бесконечной жизни может быть лишь возвышением над конечной жизнью; бесконечное есть самое совершенное, поскольку оно противоположено тотальности, т. е. бесконечности конечного; не постольку, поскольку это противоположение было бы снято в прекрасном единении, а постольку, поскольку снято единение, н противоположение есть парение «я>> над всей природой, или зависимость, вернее, соотнесенность с сущностью, возвышающейся над всей природой. Подобная религия может быть возвышенной и ужасной в своей возвышенности, по не человечески прекрасной; и тогда блаженство, в котором «я» противополагает себе все, топчет его, ость лишь явление времени и по существу подобно зависимости от абсолютно чуждой сущности, не способной стать человеком, пли, если бы эта сущность стала человеком (следовательно, во времени), она и в этом соединении осталась бы абсолютно особенным, лишь абсолютно единым — самым достойным, благородным, если соединение со своим временем было неблагородным и низким.