с) Однако если мы попытаемся выявить сущность положения о непосредственном знании, сущность того, что в этом знании непосредственно выражено, то мы обнаружим, что здесь идет речь о боге в его соотношении с сознанием так, что соотношение это не может быть разделено, т. е. требует рассмотрения обеих его сторон. Тем самым прежде всего признается существенное различие, содержащееся в понятии религии: с одной стороны, субъективное сознание, с другой — бог как предмет в себе 43. Вместе с тем утверждается, что обе эти стороны находятся в существенном отношении, причем важно именно это неразрывное отношение в религии, а совсем не то, что мы вообразим себе или примыслим о боге.
Истинное, подлинное в этом утверждении составляет сама философская идея; однако в рамках непосредственного знания она выступает в ограниченности, которую философия устраняет, показывая, насколько эта ограниченность одностороння и далека от истины. В соответствии с философским понятием бог есть дух, конкретное; ее ниже мы далее спросим, что есть дух, то обнаружим, что основное понятие о духе и есть то, что в своем развитии составляет все религиозное учение. Здесь можно предварительно сказать следующее: сущность духа в том,C:\www\doc2html\work\bestreferat-407315-14068205552953\input\00.htm
чтобы открывать себя, чтобы быть для духа. Дух есть для духа, но не случайным, внешним образом — он лишь постольку есть дух, поскольку он есть для духа. Таково само понятие духа. Или если выразить это на языке, более соответствующем богословскому пониманию: бог есть в своей сущности дух в той мере, в какой он пребывает в своей общине. И если, как принято утверждать, мир, чувственный универсум, должен иметь зрителей и быть для духа, то тем более должен быть для духа бог.
Поэтому подобное познание не может быть односторонним, не может ограничиться простым рассмотрением субъекта в его конечности, в его случайной жизни, но должно рассматривать субъект в том аспекте, в котором его содержание есть бесконечный, абсолютный предмет. Ибо если мы рассматриваем субъект для себя, то мы рассматриваем его в сфере конечного знания, знания о конечном. Поскольку, однако, утверждается, что бога не следует рассматривать так, как он существует для себя, что знать о боге можно только в его отношении к сознанию, постольку единство и нераздельность обоих определений, знания о боге и самосознания, должны сами исходить из той предпосылки, которая выражена в упомянутом выше тождестве, более того, именно в этом единстве определений и содержится тождество, вызвавшее столь серьезное опасение.
Тем самым мы убеждаемся, в какой мере основное философское понятие содержится в нашем образовании в качестве его элемента, и обнаруживаем, что философия отнюдь не возвышается над своей эпохой в качестве чего-то, в корне отличного от ее всеобщей определенности; но один и тот же дух пронизывает действительность и философское мышление. Разница заключается лишь в том, что последнее есть подлинное самосознание действительного. И эпоха, и ее философия несут в себе одно и то же движение; разница же заключается только в том, что определенность эпохи кажется как бы случайной, неоправданной и может находиться в непримиримом, враждебном отношении к истинно существенному содержанию, тогда как философия в качестве оправдания принципа есть одновременно всеобщее успокоение и умиротворение.
Подобно тому как лютеровская реформация вернула веру к первым векам христианского учения44, так и принцип непосредственного знания дернул христианское познание к его первый элементам. Однако редукция та-
кого рода прежде всего приводит к утрате существенного содержания, тогда как философия рассматривает самый | принцип непосредственного знания как содержание и в качестве такового ведет его к истинному расширению в самом себе.
Надо сказать, что отсутствие сознания в том, что противополагает себя философии, поистине безгранично. Именно утверждения, направленные на то, чтобы опровергнуть философию и наиболее резко ей противостоять, оказываются при рассмотрении их содержания в согласии с тем, против чего они были направлены.
В результате же занятия философией оказывается, что стены, которые должны были абсолютно разъединять, становятся прозрачными, что там, где предполагалась наибольшая противоположность, обнаруживается, если вникнуть в суть дела, абсолютное согласие.
Прежде чем перейти к предмету нашего исследования, мы считаем необходимым остановиться на ряде предварительных вопросов, вернее, подвергнуть их такому исследованию, результаты которого покажут, возможно ли вообще познание религии разумом. Исследование этих вопросов и ответ на них представляются нам необходимым потому, что они в качестве предмета всеобщего философского интереса нашей эпохи в наибольшей степени занимают умы; к тому же они касаются тех принципов, которые лежат в основе современных взглядов на содержание религии и на его познание. Если же мы откажемся от подобного исследования, то нам придется по крайней мере показать, что отказ этот не случаен, что мы имеем на это право, поскольку существенное содержание подобного исследования входит в саму нашу науку, и все эти вопросы могут быть решены лишь ею.
Поэтому здесь мы ограничимся рассмотрением тех препятствий, которые упомянутые выше образованность и воззрения нашего времени противопоставляют спекулятивному познанию религии.
1. Сначала предметом нашего исследования будет не религия вообще, а позитивная религия, которая, как принято утверждать, дана богом, покоится на авторитете, превышающем человеческий, и поэтому находится вне
сферы человеческого разума, возвышается над ней. Первым из упомянутых препятствий служит мнение, согласно которому нам следовало бы сначала обосновать право и способность разума заниматься истиной и учением той религии, которая, по общему мнению, находится вне сферы человеческого разума. Между тем познание в понятиях вступает и должно вступать в отношение с позитивной религией. Правда, утверждалось и утверждается еще теперь, что позитивная религия есть для себя, что ее учение мы принимаем как данное, уважаем и почитаем его, но что разум и мышление в понятиях находятся по другую сторону, что они — позитивная религия и разум — не должны вступать в отношения друг с другом, разум — в отношение с названным учением. Некогда философы пытались таким способом отстоять свободу философского исследования45. Они утверждали, что философия есть особая сфера, которая не должна наносить ущерб позитивной религии, в результате чего выводы философского познания стали подчинять учению позитивной религии. Мы не хотим, однако, становиться в нашем исследовании на такую точку зрения.
В представлении, согласно которому вера и свободное философское исследование могут спокойно сосуществовать, не затрагивая друг друга, заключено нечто ложное. Нет никаких оснований полагать, что вера в содержание позитивной религии устоит, если разум убедится: в его несостоятельности. Поэтому церковь была вполне последовательна и права, когда отказалась признать, что разум может быть противопоставлен вере и тем не менее подчинен ей46. Человеческий дух в его глубинах не есть нечто столь разорванное, чтобы в нем могло существовать нечто двойственное, само себе противоречащее. Если между пониманием и религией возникает конфликт, то он неизбежно ведет к отчаянию, вытесняющему примиренность, разве только познанию удается устранить этот конфликт. Подобное отчаяние есть односторонне проведенное умиротворение. Одна сторона отбрасывается, другая удерживается; однако это не есть подлинный мир. В результате подобного умиротворения происходит следующее: в одном случае дух, раздвоенный в себе, отбрасывает требования понимания и стремится вернуться к непосредственному, религиозному чувству, это может произойти только в том случае, если дух совершит над собой насилие, ибо самостоятельность созна-
ния требует своего удовлетворения, не позволяет силой отторгнуть себя, и здоровый дух не может отказаться от самостоятельного мышления. В этом случае религиозное чувство превращается в томление, лицемерие и сохраняет элемент неудовлетворенности. Второй односторонностью является равнодушие к религии, которую либо принимают как нечто данное, чего не следует касаться, либо как нечто, с чем следует бороться. К подобному решению приходят поверхностные натуры.
Таков, следовательно, первый предварительный вопрос — вопрос о праве разума делать предметом своих занятий религиозное учение.2. В предыдущей доктрине утверждалось, что разум не может познать истину божественной природы; в способности же познать другие истины ему не отказывается, для разума остается непостижимой лишь высшая истина. Однако существует и иная точка зрения, полностью отрицающая способность разума вообще познавать истину47. Сторонники этой точки зрения утверждают, что, делая своим объектом дух в себе и для себя, жизнь, бесконечное, познание приходит лишь к заблуждениям; что разум должен полностью отказаться от каких бы то ни было попыток постигнуть бесконечное и утверждать о нем что-либо положительное. Согласно этой точке зрения, бесконечность снимается мышлением, низводится им до конечного. И это отношение к разуму, это отрицание разума должно якобы сложиться в результате самого разумного познания. В соответствии с этим утверждением нам надлежит сначала исследовать сам разум, установить, обладает ли он способностью познать бога и возможна ли, следовательно, вообще философия религии.3. С этим связано утверждение, что знание о боге не следует относить к разуму, постигающему в понятиях, что сознание бога проистекает только из чувства и что отношение человека к богу заключено только в сфере чувства и не может быть перенесено в мышление. Если исключить бога из области разумного понимания, необходимой, субстанциальной субъективности, то в самом деле не остается ничего другого, как предоставить ему область случайной субъективности, область чувства, и удивительно лишь то, что богу вообще еще приписывается какая бы то ни было объективность. В этом отношении материалистические, или, как они еще иначе могут быть названы, эмпирические, исторические, натуралистические,