Возьмем событие такого рода: извержение вулкана в центре Манхэттена в 1975 году. Если бы оно произошло, осталось бы очень много свидетельств об этом событии, и они, непременно, дошли бы до нас сегодня. Были бы отчеты в газетах, книги, застывшая лава в Нью-Йорке под асфальтом, и так далее. И я могу сказать себе: «Если бы такое извержение произошло, мне не нужно было бы его сообщение, я бы уже об этом знал». Поэтому мы бы ему не поверили.
И так же с деревьями в Румынии, на которых пятьсот лет назад росли золотые. Хотя это было пятьсот лет назад в такой отдаленной точке как Румыния, все равно такое событие не могло пройти незамеченным для всего мира, о нем бы знали и говорили повсюду и до сих пор. Поэтому и здесь нам не нужен этот рассказчик, если бы это было, мы бы уже об этом знали и без него.
Я снова повторяю: речь идет о таких событиях, о которых остаются колоссальные и легко доступные свидетельства, удостоверяющие их истинность. Я это все время подчеркиваю, потому что противоположные примеры, о которых обычно думают люди, ошибочны. А ошибки эти возникают, потому что люди не восприняли самой дефиниции, этого определения.
Резюме: Если люди верят в какое-то событие, их веру нужно объяснить. Принцип Кузари говорит, что есть такие события, в которые нельзя поверить, если их не было. Это события, после которых остаются колоссальные, легко наблюдаемые свидетельства. Поэтому, если народ в них верит, значит, такое событие произошло.
Очевидно, этот принцип относится к всякого рода чудесам, свидетелями которых были большие группы людей. Если событие было из такого разряда, особенно если его видел весь народ, значит, о нем должно было остаться очень весомое и легко доступное свидетельство. Это свидетельство может быть в форме общественной памяти, как, например, если бы в Румынии на деревьях росли золотые. Такое люди не забывают. Итак, если чудо, которое, по сообщениям, видели массы народы, действительно было, о нем остается это очень веское и легко доступное свидетельство. А если такого свидетельства нет, значит, и чуда не было. Вот и весь принцип Кузари о таких чудесах.
Теперь рассмотрим границы применения этого принципа, как он ограничивает человеческую доверчивость. В течение истории люди верили во множество самых безумных вещей. Но этот принцип показывает, что есть предел возможности обманывать людей. Они могут поверить очень многим нелепым событиям, но не всем. Есть предел. Этот предел, как уже сказано, такое чудо, о котором должны оставаться очень веские и легко доступные свидетельства того, что оно было. А свидетельств нет.
Теперь дайте мне привести несколько примеров. В Средние века люди в Европе верили в драконов. Значит ли это, что можно убедить людей верить во все, что угодно? Подумайте об этой вере в драконов. Люди не поддерживали эту веру. Они не верили в то, что среди дня дракон вошел в центр Лондона, сжег своим пламенным дыханием сотни людей, хвостом разрушил дома, а потом утопился в Темзе. Почему нет? Если вы можете убедить людей во всем? Если вы способны придумать любую историю и заставить других людей в нее поверить, почему же никто не поверил в этот случай с драконом?
В какие истории с драконами они верили? Сир Галахад появился из леса на своем коне, в его руке обнаженный меч, броня обагрена кровью. «Что случилось, сир Галахад?» «Я только что встретился с драконом». Может быть, да, а может быть, нет. Слушатель не может это проверить. Даже если это произошло, об этом не могло остаться колоссальных легко наблюдаемых свидетельств, на основании по которым можно было бы сразу сказать, что это действительно было. Поскольку это из такого разряда событий, о которых не остается подобных свидетельств, вы можете убеждать людей во всем, что угодно. Пока аудитория не в состоянии получить надежные свидетельства с места событий, ей приходится решать – верить свидетелю или нет. Если он высокий, красивый, пишет сонеты, силен в поединках, тогда, может быть, ему и поверят. Почему? Потому что он описывает событие, которое, даже если оно произошло, невозможно проверить. Если вы рассказываете о том, что нельзя проверить, тогда, в принципе, можно убедить людей во всем.
Ахилл спустился с горы и сказал: «Я сейчас встретился с Афиной, и она открыла мне новую стратегию войны». Если вы при этом находились внизу, в греческом лагере, вы не имеете доступа к событиям и не можете узнать, было это или нет. Вы не знаете, что там произошло на горе. В такой ситуации можно убедить людей во всем, без предела. Только если у вас есть такая удача – событие, после которого остаются очень весомые и легко доступные свидетельства – тогда вам нельзя внушить все, что угодно. Это принцип Кузари.
Возьмем, например, христианские «чудеса». Многие чувствуют, что если они в принципе проявят готовность верить чудесам, тогда они попадут в трудное положение из-за христианских претензий на чудеса. Но не стоит из-за этого беспокоиться, это ошибочное опасение, по двум причинам.
Во-первых, у нас нет никаких обязательств по отношению к христианским претензиям о чудесах. Даже если они и произошли, это ничего не меняет, потому что, согласно еврейской традиции, сами по себе чудеса ничего не доказывают. Сказано в пятой книге Торы (Дварим, 13), что будут лжепророки, которые станут делать чудеса! Поэтому, если кто-то пытается убедить нас хождением по озеру, что он посланник Б-га, так он этим ничего не доказывает. Это может быть один из тех лжепророков, которые делают чудеса. Поэтому я совершенно не обязан возражать против христианских чудес. Если они и были, мы можем отнести их к разряду, описанному в книге Дварим!
Во-вторых, христианские чудеса, в основном, видело немного людей, кроме одного случая, когда свидетелями были несколько тысяч человек. Но несколько тысяч человек, когда они рассказывают о событии пятидесятилетней давности, это совсем не большинство народа. И тогда можно задать вопрос: «Если это все действительно было, должен ли я заключить, что во время этого события ему верили все, и затем возникла общественная память, которая теперь дошла и до меня? Может быть, они просто не верили этому? Может быть, это все навеяно и переплелось с языческими мифами греков, а потом забылось?» Это возможно, и тогда принцип Кузари к этому случаю не относится. Он годится только, если аудитория убеждена в том, что они бы точно знали об этом событии, если бы оно произошло.
Вероятно, делу поможет такая аналогия. Допустим, вчера вы целый день просидели в библиотеке. А приятель хочет убедить вас, что вы вчера ходили в бассейн. Вы не готовы принять эту историю. Вы рассуждаете так: если бы я был в бассейне, я бы об этом помнил! Факта, что вы должны были помнить, но не помните, достаточно, чтобы отвергнуть его версию. С другой стороны, если друг говорит вам, что вы по ошибке положили футляр для очков на радио, вы вполне готовы это принять. Ваше основание: если бы я так сделал, я легко мог бы это забыть. Поэтому в данном случае факт, что вы не помните, не является достаточным основанием, чтобы отвергнуть это сообщение. То же рассуждение годится и для событий национального масштаба.
Резюме: Принцип Кузари приложим к публичным, особенно всенародным чудесам, потому что они оставляют после себя социальную память. И не приложим к вере в драконов, греческих богов или христианские «чудеса», потому что даже если они произошли, о них не осталось достаточно серьезных общественных свидетельств.
Есть люди, которые путают принцип Кузари с его противоположностью. Они говорят: вы утверждаете, что бывают настолько весомые и легко доступные свидетельства, что они совершенно подавляют всякое иное мнение. Но что с людьми, которые сегодня не верят в Катастрофу, в массовое уничтожение евреев во время Второй Мировой войны? Все это происходило только пятьдесят лет назад, есть в наличии колоссальное количество легко доступных свидетельств. Более того, есть еще тысячи выживших свидетелей этого ада, сохранились лагеря уничтожения, и все-таки есть люди, которые не верят в Катастрофу. Разве это не доказывает, что наличие колоссального количества легко доступных свидетельств не решает все вопросы, не убеждает всех людей?
На этот вопрос нужно ответить утвердительно, но не об этом говорит принцип Кузари. Он говорит, что если произошло событие определенного рода, после него останутся колоссальные легко наблюдаемые свидетельства, удостоверяющие, что оно было, а если его не было, то вы в таком событии народ не убедите.
А что нужно было бы, чтобы опровергнуть принцип Кузари? Для этого нужно соответствующее нашему определению событие, которого не было, однако народ в него верит. Итак, необходимо найти событие, о котором, как вы предполагаете, обязательно должны были остаться легко доступные свидетельства, но таких свидетельств нет, потому что и события такого не было, однако народ все равно в это верит. А с Катастрофой все наоборот. Здесь есть событие, которое действительно было, и есть множество доступных свидетельств, и все-таки есть люди, которые этому не верят. Это не пример, опровергающий наш принцип. Это его противоположность.
Теперь кто-то может сказать: «Ну. Это все хорошие логичные рассуждения: это произошло, это не произошло, вы в это верите, вы в это не верите, но, в конце концов, разве все это все не сводится к тому же самому? Разве это не означает, что у вас могут быть очень сильные свидетельства, но это не решает всех вопросов, не снимает сомнений?»
На это следует ответить отрицательно – это не то же самое. Есть критическое различие между принципом Кузари и Катастрофой. Причина в том, что человек должен взвесить все «за» и «против» относительно какого-то события и принять ответственное решение. Иногда это свидетельство сфабриковано, иногда нерелевантно, иногда неправильно интерпретировано. Мы всегда просеиваем информацию, отвергаем, принимаем, даем иные интерпретации. Только потом мы можем решить, какой вывод можно сделать из этого свидетельства. Когда речь идет о Катастрофе, эти сумасброды говорят, что иногда свидетельства бывают сфабрикованными или неправильно интерпретируются, и это верно: но в случае с Катастрофой речь идет обо всех многочисленных свидетельствах. Иными словами, они берут часть нормального процесса размышления – отбор надежной информации – и распространяют его вне его естественных границ, вне разумных пределов. Они говорят, что иногда нам приходится отклонять свидетельства; но в случае с Катастрофой они хотят отклонить все без исключения вполне достоверные свидетельства.