Является ли душа личным духом, чья личностность, уникальность существенна и бесконечна – вечна – и неразрушима, как, например, в иудаизме? Или же ощущение личности иллюзорно, его нужно сорвать, и тогда человек достигнет высшего уровня, осознав, что не отличается, в принципе, от горы, от сидящего на травинке богомола или чайки, как в восточных религиях? Подобно ли глубочайшее отношение с Б-гом падению капли в океан, которое многие религии считают метафорой мистического союза с Б-гом, когда индивидуальность капли совершенно исчезает? Или же, согласно еврейской традиции, его следует уподобить связи одной вещи с другой, которая возникает, когда вбивают гвоздь в стену: гвоздь становится частью стены, но, в то же время, сохраняет свои особенности? Тот факт, что в переводах с языков разных религий используется, за неимением других, то же слово «душа», не означает, что они разделяют общую концепцию.
А что ожидать в будущем? Будет ли материальный мир существовать вечно, как предполагают одни, или он принципиально изменится и станет существовать в другой форме, как считает иудаизм? Или он совершенно исчезнет, как полагают некоторые разновидности христианства? Поскольку религии расходятся и в этих вопросах, ничего из этого не может войти в сердцевину, в общее ядро.
Как только вы начинаете детализировать основополагающие идеи разных религий, вы обнаруживаете настолько радикальные различия, что ничего общего между ними не можете найти. Даже предположение, что все религии провозглашают мораль, оказывается неверным.
Все религии могут согласиться с тем, что воровать плохо. Но если вы спросите о концепции, лежащей в основе такого взгляда – почему красть плохо, вы обнаружите различные взгляды. Например, индус считает, что воровать плохо, потому что это усиливает эго человека. А эго, ощущение своего особого, изолированного я – главное препятствие к достижению нирваны. Цель каждого человека в мире – войти в нирванну, особое состояние, подобное сиянию, просветленности. Поэтому, с точки зрения индуизма, воровать – прагматически неправильно, неполезно для вас, нецелесообразно. Это плохо для вас самих. Вы лишаете себя таким образом возможности достичь величайшего счастья, сияния, абсолютного покоя. Поэтому здесь конечное оправдание отказа от воровства прагматично.
А если вы рассмотрите запрет воровать в свете еврейской традиции, вы увидите совершенно другую связь. С точки зрения иудаизма, красть нельзя, потому что мораль имеет первостепенную важность. Мораль не нужно оправдывать тем, что она вносит вклад в достижение счастья.
Прагматическое обоснование отказа от воровства совершенно не морально. Человек, который никогда не крадет, поскольку верит, что за ним постоянно наблюдает полицейский, и тот тут же отправит его в тюрьму, еще и не начинал обретать мораль. С еврейской точки зрения, оправдание морали любым способом, основанным на собственной пользе, на личном благе человека – это полное непонимание фундаментальной концепции морали. Любое бихевиористическое, поведенческое правило не может войти в ядро религиозного содержания.
Поэтому идея о том, что у религий есть общая суть, которую можно назвать истиной, а остальное просто представляет внешние атрибуты, ошибочна. Сердцевины религий, их основополагающие верования противоречат одна другой. Поэтому мы отброшены на радикальную позицию, согласно которой, если мы ищем истину, мы должны быть готовы отбросить ложь, как только ее обнаружим.
___________________________________________________
Резюме: Идея об общем ядре всех религий ошибочна, поскольку противоречия между религиями не дают ничего из них внести в общее ядро.
Итак, теперь возникает вопрос: как искать, как найти истину? И если мы ее ищем и должны быть объективными, открытыми ко всему, возникает вопрос, не должны ли мы уделить каждому из кандидатов равное время? Не следует ли хорошо познакомиться не только с иудаизмом, но и с христианством, исламом, буддизмом, индуизмом, даосизмом, конфуцианством и синтоизмом (упоминая только главные мировые религии)? Но я уверен, вы понимаете, это дело не тривиальное. Даже если отвести по шесть месяцев на каждую религию, а это, наверное, слишком мало, то исследование займет четыре года. У большинства людей просто нет такого времени. Но сейчас я покажу вам, в общем, что можно быть объективным человеком с широким сознанием и принципиально уменьшить область этого исследования.
Единственный метод поиска истины, по-моему, это научный метод, и другого нет. При всех его ограничениях и слабостях, это единственно серьезный метод поиска истины, который у нас есть. Проблема в том, что научный метод очень плохо понимают. (В том числе и ученые. Факт, что вы умеете что-то хорошо делать, еще не означает, что вы понимаете, что делаете и почему вы так делаете.) Поэтому я напомню вам в этой главе, как в деталях работает научный метод, и покажу, как его приложить к изучению религии. И мы увидим, что, используя научный метод, можно намного уменьшить сферу исследования.
Первый элемент научного метода заключается в том, что любую идею можно серьезно рассматривать как истинную, только если существуют свидетельства того, что она истинна. Всякий, кто выдвигает идею и провозглашает ее истинность, должен представить свидетельства ее истинности. Если это звучит для вас как вещь вполне очевидная, рассмотрим следующее.
Предположим, кто-то верит в то, для чего нет никаких объективных свидетельств – например, в существование единорога (мифического зверя, коня, у которого во лбу рог). Но отсутствие таких фактов его совершенно не смущает, он сделал свой выбор, принял решение верить. Если мы станем протестовать, говоря, что он верит в то, что не имеет свидетельств, иррационально, он бросит нам вызов и поставит в тупик, предложив доказать, что единорог не существует. Можем ли мы принять этот вызов? Как мы докажем, что нет единорогов?! А если мы не можем это доказать, почему рациональнее отвергнуть веру в них, чем принять? (Испробуйте это на своих друзьях-ученых и посмотрите, какие ответы вы получите!)
Ответ в том, что верующий в единорога прав: основание для того, чтобы отвергнуть единорога не лучше, чем для того, чтобы принять. Но есть другая альтернатива. Мы еще можем быть нейтральными – не принимая и не отвергая единорогов – не принимая ни одну из этих позиций. Наша оппозиция этому верующему заключается не в том, что мы знаем, что он не прав, а в нашем решении не заниматься этим вопросом, пока нет очевидных свидетельств его истинности.
Но почему бы и нет? Разве есть в этом что-то плохое, выбрать веру, когда нет никаких свидетельств ее истинности? Две вещи. Во-первых, верования часто приводят к практическим последствиям. Предположим, о единорогах говорят, что они ночами поедают капусту. Будет наш верующий из-за этого делать выше забор? Это, по крайней мере, разбазаривание ресурсов. Если нет очевидных свидетельств о том, что единороги существуют, значит, нет свидетельств, что следует опасаться за свою капусту. Лучше отдать деньги за забор на благотворительность! Во-вторых, мы ищем истину, потому что мы обязаны ее искать, мы несем ответственность за свою жизнь, за то, чтобы жить в соответствии с истиной. Верить и действовать на прагматических основаниях в том случае, когда истина достижима, иррационально и безответственно.
Верующий в единорогов делает прагматический выбор верить. Это, может быть, нормально по отношению к единорогам – потому что нет свидетельств, опровергающих их существование. Но мы говорим о религиозной вере. Пока мы не исследовали этот вопрос, мы не можем придти к выводу, что нет свидетельств истинности какой-то религии. Поэтому наша первая задача – найти позитивное свидетельство истины. Мы не можем принять веру только потому, что против нее нет свидетельств.
А если я ищу истину, если стараюсь исполнить свою обязанность найти истину, мне нужно основание для выбора. Вот почему мы не обращаем внимания на те идеи, которые не подкреплены никакими фактами, никакими свидетельствами. Правильно не давать кредита идеям, за которыми нет никакой очевидности, и причина не в том, что мы знаем, что они неверны. Я повторяю, я не могу доказать, что нет единорогов. Это не причина отвергать эту веру.
Причина в том, что у меня нет положительных свидетельств, чтобы в них верить. И поэтому, даже не отвергая их существование, я этот вопрос не рассматриваю, если у меня нет о них позитивных свидетельств, потому что я не обязан это делать, я не несу ответственность за то, чтобы принимать их на веру.
[Если исследование не дало положительных свидетельств, но если в пользу одной из альтернатив они есть, это дает основание отвергнуть другие возможности, противоречащие тому, что подтверждено свидетельствами.]
Это первое из качеств научного метода, и если мы хотим его придерживаться, данная идея, при всей своей простоте, уже позволяет нам отсечь многих из кандидатов на веру. Так, восточные религии – даосизм, синтоизм или конфуцианство – не предлагают никаких очевидных свидетельств истины[DJ5] . Они представляют себя как прекрасные, благородные, вдохновляющие жизненные пути. Они утверждают, что приводят к гармонизации качеств и чувству единства с природой, и так далее. Иными словами, они представляют себя очень успешными, с прагматической точки зрения, и, может быть, они действительно прагматически превосходны, но они не предоставляют никаких свидетельств истинности своих рассказов о мире. Они не говорят, что если вы будете исполнять их предписания, не будет голода или эпидемий, войны или землетрясений в вашей стране, или что вы получите всемирное уважение человечества. Они ничего не предсказывают. Они не дают никаких свидетельств истины.