ночевал у сотрудников журнала. Мне удалось получить его только раз.
Спокойный, рассудительный, ничуть не сентиментальный. как ни странно,
воспитанный, обладающий природным тактом, Борис был к тому же очень
самостоятельным мужчиной, отказывался от рублей и пирожных и только в одной
страсти не умел себя сдерживать - в страсти фотографировать. Хотя аппарата у
него не было, все копейки он тратил не на мороженое, а на проявители,
закрепители и фотобумагу. С немалым трудом Н. С. Ильиной удалось устроить
его в Калининградский детский дом. По странному стечению обстоятельств
профилирующим предметом была в нем фотография.
Вся редакция провожала Бориса. Он был причесан, умыт, одет во все
новое, а за плечами у него был рюкзачок, в котором лежала новенькая "Смена"
с полным набором проявителей и закрепителей.
Вот, собственно, и вся историю Бориса. Наверное, я рассказал ее не
столь академично, как того требуют обстоятельства, но что поделаешь,
рассказчик - тоже человек.
Перейдем к выводам.
В холле "Комсомольской правды" на обелиске высечены имена шестнадцати
газетчиков, погибших в Вели кую Отечественную войну с удостоверениями
корреспондентов, но как рядовые солдаты. Их смерть, жизнь и работа остаются
примером для нас и в мирное время. Мы всегда обязаны помнить, что для
журналистов никто не пишет "особых" законов, не придумывает "особой" морали.
Мы должны и работать, и жить, принимая решения и как газетчики, и как
рядовые советские граждане. Такой подход к нашей профессии - основа основ
журналистики. Впрочем, вряд ли кто из нас воспринимает профессию иначе.
Нельзя забывать и о том, что в сравнении с другими рядовыми гражданами
мы, представители чрезвычайно острой профессии, несколько лучше вооружены: у
нас всегда остается реальная возможность газетного вмешательства и
разоблачения зла. Эта возможность - тоже оружие журналиста, тоже форма его
активного вторжения в жизнь. Однако пользоваться таким оружием следует
осторожно, то есть профессионально. Категорически нельзя позволять "личному"
перехлестывать через край и сводить с помощью газеты личные счеты. Надо
всегда стоять на принципиальных государственных и партийных позициях,
постоянно ощущать ответственность перед обществом и помнить, что мы работаем
в газете как представители и выразители общественного мнения. Вот почему
сотрудники отдела писем, получив жалобы читателей, проверив их с помощью
собкоров "на местах" или по телефону, составляют "сопроводиловки", в которых
выражают свое отношение к факту, а затем пересылают жалобы в соответствующие
инстанции. Нет ни статей, ни публикаций, и между тем "меры приняты"!
Очеркисты, по-моему, тоже могут писать "сопроводиловки", звонить по
телефонам и лично ходить по инстанциям независимо от того, намерены или нет
писать материал, - разумеется, с санкции руководителей газеты или по крайней
мере поставив их в известность. Граница между перспективой написания статьи
и ее реальной публикацией весьма подвижна, что делает само вмешательство
газетчика в какую-либо жизненную ситуацию действенным.
Приведу короткий пример. Ко мне обратилась в Горьком, когда я собирал
материал об ударничестве на заводе "Красное Сормово", некая Валя М.,
работник заводоуправления: помогите с жильем! Супруг Вали, Владимир, пошел
работать монтажником на строительство Сормовской ТЭЦ по объявлению,
напечатанному в "Горьковской правде"; всем семейным в течение трех лет
гарантировали получение квартир. Но миновали три года, и уже четвертый на
исходе - квартиры нет.
В один из дней я заехал на ТЭЦ, и, по достоинству оценив визит
журналиста, начальник стройуправления выдал официальный документ: квартира
М. будет дана в очередном квартале. Потом я вернулся в Москву, занялся
своими обычными делами, но в кондуите записал: "Квартира М. обещана в первом
квартале". Миновало время, я позвонил из редакции начальнику
стройуправления. Как понимаю, он решил, что все забыто и потому был удивлен,
услыхав мой голос. Затем я подстраховал дело звонком из Москвы в
горисполком, и через неделю в редакцию официально сообщили из Горького, что
квартиру М. дали.
"Эпопея" семьи М. свидетельствует о том, что, если уж журналист берется
за доброе дело, должен относиться к нему не как к мимоходному и
"междупрочному", а как к занятию, требующему усилий и последовательности,
настойчивости и ума.
Возникает вопрос: а почему бы в самом деле не выступить в газете по
поводу квартирных дел семьи Вали М., не воплотить перспективу публикации в
реальность? Разве мало в этой истории назидательного и полезного для всех?
Ответ таков: я бы, возможно, и выступил, будь у меня концепция. вникни я
основательно в дело и разберись в деталях. Писать же, не ощутив в полной
мере проблему, не стоило. Но я был занят ударничеством на "Красном Сормове",
а следом по графику шла работа над очерком "Остановите Малахова!" - короче
говоря, как ни велик был соблазн, но разорваться невозможно. Значит ли это,
что, не имея возможности вмешаться в попутное дело серьезно, журналист
должен вообще пройти мимо него? Конечно же нет! Он и тут должен проявлять
настойчивость, помня при этом, что его упорство является всего лишь
средством для достижения цели. Цель же - с помощью конкретного добра
утверждать нормы социалистической морали.
"При исполнении". Я кладу в чемодан книгу. Непременно беру с собой
книгу. Какую? Нет, не просто для чтения, хотя и это неплохо. Для работы.
Принцип подбора книг бывает разный: географически-познавательный, смысловой
и даже психологический. Отправляешься писать об ударничестве - и берешь
томик В. И. Ленина со статьей "Как организовать соревнование?" Едешь, к
примеру, на Дальний Восток, - почему бы не взять с собой чеховский
"Сахалин"? Твой путь в колонию для несовершеннолетних, и в чемодан кладется
"Трудная книга" Г. Медынского. Командировка на БАМ - очень кстати будет
"Мужество" В. Кетлинской. Едешь разбираться в остром конфликте или на
какое-нибудь трудное дело, связанное с чьей-то безнравственностью или
преступлением, - что поможет тебе обрести холодное перо при горячих мыслях?
Что даст душевное равновесие, когда ты работаешь "один на один", умерит твой
пыл в изложении обстоятельств, подскажет верную тональность в письме и в
поведении на месте? Мне лично - тургеневские "Записки охотника" или "Вечное
безмолвие" Д. Лондона.
Журналист, собирающий материал, - это человек, идущий по следу.
Несмотря на то, что след может привести и к положительному, и к негативному
материалу, состояние газетчика на задании всегда приподнятое, нервы
напряжены, зрение обострено, слух насторожен, трата умственной и физической
энергии повышенная. Между тем всего час или сутки назад, оформляя
командировку и бегая по коридору редакции, мы были такими, "как все". Но
стоит нам оказаться в самолете, в поезде или в машине, как что-то меняется в
нашей психологии, в голосе, в походке, во взгляде, будто появляются
дополнительная сила и решительность, - почему? Потому, что мы находимся "при
исполнении". Конечно же, не сами по себе мы становимся сильными - мы сильны
газетой, которую представляем. Но и сколько дополнительной ответственности
тяжелым грузом ложится на наши плечи! Мы не можем позволить себе в
командировке ни одного необдуманного слова или поступка. Никаких
сомнительных знакомств. Ни вспышек злобы, ни вспышек радости.
Каким образом удается сбрасывать с себя лишнее напряжение? Я достаю из
чемодана томик стихов:
Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.
Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую
И край стены за книжной полкой.
Я вспомнил по какому поводу
Слегка увлажнена подушка"...
...Теперь, кажется, можно опять за работу.
Поведение. Собирая материал, мы были бы похожи на актеров, входящих в
образ по "системе Станиславского", если бы не одно пикантное соображение.
Дело в том, что актерский талант - это прежде всего талант перевоплощения,
который как бы независим от личных качеств исполнителя. Для того чтобы
сыграть умного героя, актеру не обязательно быть интеллектуалом. В
журналистике подобное невозможно. Нам никто не пишет текстов и не ставит
мизансцен. Мы сами и режиссеры, и драматурги, и исполнители. И потому,
собирая материал, все подчиняя этой цели, мы можем, думаю, прикинуться
хитрыми, доверчивыми, подозрительными, мягкими, наивными и т. д., оставаясь
при этом во всех случаях жизни принципиальными, честными, великодушными,
порядочными. Именно такие качества, сочетаемые с любой временной маской,
должны гарантировать и нам самим, и окружающим чистоту наших помыслов. И это
все при абсолютной четкости наших идейных и мировоззренческих позиций, о
сборе какого бы материала ни шла речь - положительного или отрицательного.
Добавлю к сказанному, что журналист, какого бы ума и таланта он ни был, но
действующий прямолинейно, обрекает себя на великие трудности, которые, увы,
не всегда кажутся мне преодолимыми.
Можно ли сделать вывод из сказанного, что для достижения цели - сбора
материала - "все средства хороши"? Нет, такого заключения делать не надо.
Способность журналиста к перевоплощению только тогда хороша, когда он имеет
дело непосредственно с источником сведений, но совершенно не годится, когда