руководителя.
4. Собирая материал, особенно негативный, я заранее составляю список
лиц, встреча с которыми обязательна. Не нужна, а именно формально
обязательна, хотя вовсе не исключаю совпадения в одном случае и нужности, и
обязательности встречи. Это необходимо для того, чтобы будущая статья не
подвергалась рекламации по относительно формальной, но, увы, всегда
серьезной и принимаемой руководителями газеты причине, типа: "Ваш
корреспондент не встретился с человеком, рекомендованным нами для прояснения
ситуации!" и т. д.
Убежден, лучше не пожалеть в командировке нескольких часов, чем тратить
потом дни, недели и месяцы на трудные объяснения по поводу того, почему "не
встретился", "не прояснил" и "не выслушал". Тем более что такое наше
поведение, особенно при сборе негативного материала, действительно
неправомерно и справедливо оценивается как предвзятость.
Спасаясь от рекламации, с одной стороны, и обеспечивая всесторонность
ознакомления с проблемой - с другой, я обычно предлагаю "героям"
собственноручно составлять списки своих защитников и заранее предупреждать
меня о "врагах", да еще с указанием причин, по которым они стали "врагами".
Затем добросовестно опрашиваю всех. Картина как на ладони. Реализовано право
"героя" на защиту. А будущая публикация обеспечена непробиваемыми
доказательствами, приведенными со всех сторон.
Теперь о "визитах вежливости". Мы, полагаю, обязаны их делать, посещая
руководителей коллективов и прочих ответственных товарищей, которые - среди
журналистов нередко бытует именно такое мнение - всегда "защищают честь
мундира". стараются "замазать или сгладить" картину и не желают "выносить
сор из избы". Так это или не так - вопрос особый, не хочу касаться его
мимоходом, он заслуживает весьма серьезного изучения. Но сейчас о другом: об
абсолютной неприемлемости подобного априорного отношения к руководителям
коллективов. Стоя на такой "платформе", мы обрекаем себя на дополнительные
трудности при сборе материала. Да, нас могут любить или не любить, но с нами
всегда считаются. Почему же мы, контактируя с руководящими работниками,
должны априори исходить из недоверия к ним, а не наоборот? Надо, думаю,
всеми силами стремиться к тому, чтобы превратить формальный "визит
вежливости" в беседу по существу, которая даст полезную информацию,
государственный взгляд на проблему, умную мысль, дельное соображение,
реалистический подход. Я уж не говорю о том, что бесценность такой
информации сочетается с величайшим моральным облегчением, которое мы
получаем, поговорив с толковым и объективно настроенным руководителем,
освободившись от предвзятого, несправедливого к нему отношения.
5. Бывает и так. что герой по каким-то причинам не желает быть героем,
не хочет с нами говорить и объясняться. Настаивать или нет? Вопрос очень
сложный, в каждом конкретном случае решаемый. вероятно, самостоятельно.
Если от беседы уклоняется положительный герой, я никогда его не
принуждаю, пока не выясню причин отказа. В них, в этих причинах, может
скрываться и какая-то существенная деталь, индивидуализирующая героя, и
черта его характера, и даже тема, которую мы, нащупав, не должны упускать.
Так случилось с А. Черняевым, токарем завода "Красное Сормово". Он был
всеми признанным передовиком, давал в месяц 200 нормо-часов вместо
положенных 150, взял обязательство выполнить пятилетку за три с половиной
года. Портрет Черняева постоянно висел на Доске почета, и мне совершенно
официально рекомендовали его в качестве героя материала. И вдруг Черняев
выразил - цитирую по очерку32 - "искреннее недоумение по поводу того, что он
должен быть героем статьи. Скромность? Да, безусловно. Человеческие качества
Черняева были высокой пробы и мешали ему считать себя "достойным", хотя
другие в его достойности не сомневались. Однако помимо скромности я увидел
еще откровенное смущение. Было похоже, что не товарищей стеснялся Черняев, а
самого себя. Какой-то внутренний конфликт терзал его душу..." Какой же? Я
принялся настойчиво выяснять и в конце концов узнал, что Черняев мог давать
ежемесячно не 200 нормо-часов, а порядка 500, но не давал, потому что его
искусственно сдерживали! "В этом и кроется. - написал я потом в очерке, -
секрет его смущения. Фактически, беря обязательство, он закрепил своей
подписью то, что делал без подписи. Он как бы констатировал тот факт, что
был хорошим рабочим, и торжественно обещал остаться им в будущем. Тоже
немало! И все-таки недостаточно для душевного покоя Черняева. "Неудобный"
вопрос возникал у него, как сейчас он возникает у читателя: ударничество -
это сохранение человека в прежнем, пусть даже превосходном качестве или
непременный его рост? Старший мастер участка Владимир Сергеевич откровенно
сказал: "И до обязательства, и после Черняев на пахаря не походил. Как
работал, так и работает". Портреты, красочные графики, президиумы, слеты -
все это вдруг обрушилось на Черняева. а он искренне не понимал: за что? За
одну только подпись?.."
Возникала тема, тема "пороха", который находится, увы, в
"пороховницах", почему-то не используется предприятием, рождая нравственные
издержки даже у таких прекрасных рабочих, как А. Черняев, - и все это стало
понятно мне, когда я попытался выяснить причины его отказа быть героем
материала. Потом по моей просьбе его просто-напросто обязали сесть передо
мной на стул, а уж как мне удалось разговорить Александра - вопрос особый. я
еще вернусь к нему.
Хуже дело, когда отказ поступает от отрицательного героя или человека,
с ним связанного. Тут даже "обязывать" невозможно: будет молчать! И между
прочим, имеет на это полное право. В таких случаях я не настаиваю на
разговоре. Иногда позволяю себе "по-хорошему" заметить: мол, товарищ, наша
беседа скорее в ваших, чем в моих интересах, и вы, а не я должны искать
наших встреч. Писать, мол, я все равно буду, и, если вы не пожелаете сегодня
воспользоваться своим правом на защиту, завтра рискуете опоздать!
Действует. Не всегда, но довольно часто. А почему? Представим себе на
мгновение: к нам является корреспондент центральной газеты. чтобы
разобраться в наших не очень приятных делах. Чисто психологически наш первый
порыв - если не оправдаться. особенно в тех случаях, когда это сделать
трудно, то отказаться от встречи, от разговора. Конечно, это глупо. Однако
порыв-то естественный! И дело здесь вовсе не в примитивном страхе. Люди
примиряются с наказанием, если знают, что оно заработано. Их страшат
журналистское преувеличение, предвзятость, способные привести к
незаслуженному, несправедливому наказанию, которое по сумме "грехов" как раз
не следует.
Стало быть, одно из двух: или еще больше насторожить героя, сказав ему,
что все равно мы будем писать, и он, сейчас не защитившись, потом никогда не
оправдается, или попытаться снять его недоверие к нам, честно выложить всю
сумму претензий, попросить список лиц, способных его защитить или смягчить
вину, и гарантировать нашу объективность при сборе материала. И тогда он
пойдет на разговор, если подчинится здравому смыслу.
Я сказал "одно из двух", хотя, конечно, жизнь богаче, она может
ввергнуть нас в самые различные ситуации, для выхода из которых придется
пользоваться, положим, синтезом двух указанных способов или придумывать
третий, четвертый, пятый - им нет числа.
6. В командировках мы часто попадаем под гласный или негласный надзор
наших хозяев, точнее сказать, под их "опеку", то ли из соображений
гостеприимства, о чем я уже говорил, то ли из соображений превентивных, то
есть предупреждающих неожиданные ситуации. Мы ходим, работаем, едим в
столовой вместе с "гидом" - человеком, как правило, милым и добрым,
специально прикомандированным к нам руководителями коллектива. Так
происходит и в тех случаях, когда мы собираем негативный материал, и в тех,
когда позитивный. А вдруг нас кто-то невзначай обидит? А вдруг нам что-то
понадобится оперативно? А вдруг кто-то скажет нам "лишнее" - а где этого
"лишнего" не бывает? - и еще много всевозможных "а вдруг".
Что делать? Ведь работать нам при всей симпатичности "гида" в его
присутствии очень трудно: ни откровенного вопроса задать герою, не поставив
его в неловкое положение, ни откровенного ответа получить, ни посмотреть
"что хочется", ни отказаться от смотрин того, "чего не хочется", а у "гида",
как правило, своя программа...
Так вот я никогда не протестую и никогда не возмущаюсь, боясь обидеть
своих хозяев, вызвать у них ненужные подозрения. недоверие к себе,
неприязнь, которые очень осложнят работу. Зато на собственном опыте
убедился: смирение журналиста приводит к тому, что хозяева скоро к нему
привыкают. Люди на производствах, право же, все заняты, бездельников мало, а
если и есть таковые, пригодные для роли "гида", то и у них личных забот по
горло. Короче говоря. через какое-то время "гид", извинившись, исчезает, и
мы оказываемся предоставленными сами себе.
Когда я приехал на "Красное Сормово", то в первый день, знакомясь с
заводом, я был "сам-пят", на второй день - с единственным "гидом", и то лишь
до середины дня, а вечером, гуляя по заводской территории, даже ухитрился
заблудиться. Зато на третий день о моем существовании вообще забыли, я
всласть работал, стараясь напоминать о себе только в крайних случаях.
Впрочем, если ситуация складывается сложно, и тема острая, и забрало мы