материала по предварительно составленному плану.
Я понимаю, так трудно творческому человеку смириться с так называемой
холодной обработкой материала, предусматривающей составление плана будущего
очерка. Тем более что иные из нас, еще учась в средней школе, привыкли к
другому порядку: сначала писали сочинение, а потом по готовому тексту
кое-как "лепили" план. Однако подобное отношение к журналистской работе, мне
кажется, ошибочно, потому что облегчает возможность не думать, не
размышлять, не подчинять себя, а вместе с собой и читателя логике.
План - это веревочка, протянутая от замысла к воплощению. Держась за
нее, мы никуда не сбиваемся, шагаем уверенно к цели и ведем за собой
читателя самой короткой дорогой к тому, во имя чего пишем материал. А. М.
Горький говорил, имея в виду именно очерк: "...надо поставить себе
определенные рамки, нужно иметь какой-то чертеж, ясно представлять себе
форму того, что хочешь сделать"44. Как же иначе можно сдавать материал "с
первого предъявления"?
Но я прервусь, потому что чувствую: еще чуть-чуть - и в моем голосе
появятся угрожающие нотки, мол, без составления плана не видать журналисту
того, сего, пятого и десятого, - и это было бы несправедливо. Многие
газетчики прекрасно работают без "холодной обработки", работают легко и
просто, а достигают даже большего, чем "плановики". Вот бы, кстати, хорошо и
им поделиться своим опытом, чтобы молодые журналисты, примерив оба костюма,
взяли вноску тот, что по плечу и по характеру! Я нашел у Горького такое
признание: "Плана никогда не делаю, план создается сам собою в процессе
работы, его вырабатывают сами герои. Нахожу, что действующим лицам нельзя
подсказывать, как они должны вести себя"45. Однако Горькому принадлежат и
такие слова: "В общих чертах план, конечно, есть, я только не пишу его на
бумаге"46. Так или иначе, но окончательный вывод просится сам собой:
журналист может работать и по плану, и без него, но только не насилуя
собственную индивидуальность. Однако надо попробовать! Право же, не зря
Гораций утверждал: "Когда суть дела обдумана заранее, слова приходят сами
собой"47.
На том и покончим с обработкой материала.
Проблема первого абзаца. Представим себе: руки у журналиста уже
чешутся, чернила кипят, бумага "стонет" от нетерпения, материал в истоме -
можно писать! Однако начну с откровенного признания: ненавижу письменный
стол! Для меня истинная мука сесть за него и взять в руки перо. От мысли,
что рано или поздно придется это сделать, содрогаюсь, как от удара током.
Какое счастье, что существует этап обработки материала: до письма еще вроде
бы далеко, и можно заставить себя разобраться в блокнотах. Всего лишь
почитать. Кое-что перепечатать. Чуть-чуть подумать. Самую малость...
Именно на этот период и приходится "раскачка". Постепенно втягиваясь,
через час, через сутки или двое погружаешься в работу. и уже ничто не может
оторвать тебя от некогда ненавистного письменного стола. Материал - как на
ладони. План - крепкая веревочка к цели. Можно "строчить"!
И вот тут-то возникает пресловутая проблема первого абзаца. Танталовы
муки! Уж очень редки случаи, когда первый абзац дается без боя, без трепки
нервов, без сомнений и поисков, легко и естественно. Сколько
иронически-грустных советов приходится выслушивать журналистам по этому
поводу: "Что может быть проще: начинай сразу со второго абзаца!" "Пиши
первый, потом второй, а первый спокойно вычеркивай!" и т. д. Помню, когда я
был на военных сборах в авиационной школе и в один прекрасный день, как и
мои товарищи, "вручил" свою жизнь кусочку мануфактуры, то есть парашюту, сам
инструктор серьезно сказал нам, уже готовым к прыжку и стоящим у самолета:
"Главное, без волнений. Если не откроется основной парашют, открывайте
запасной. Не откроется запасной, тоже не беда: придете на склад, и вам
обменяют оба".
Первый абзац довольно часто не "открывается".
Тому. полагаю, несколько причин, и прежде всего психологическая. Дело в
том, что у иных молодых журналистов (как, впрочем, и у некоторых, уже
вкусивших успех на газетном поприще) нередко возникает страх: а вдруг
читатель, пробежав глазами первые строки очерка, отложит газету в сторону?
Видите ли, скучно ему покажется! Это значит - провал?! Не-е-ет, надо как-то
заставить его читать дальше! Взять за "живое"! Чем-нибудь ошарашить!
И начинаются мучительные поиски интригующего начала - мучительные,
потому что они, как правило, совершенно не органичны теме очерка. Например:
"Над городом уже спускались сумерки, когда вдруг странная тень мелькнула в
свете уличного фонаря. Чей-то голос позвал: "Тонька, это ты?" И сердце
Антонины сжалось от дурного предчувствия..." Написав такое, молодой
журналист обычно ставит жгучее многоточие (за которым подчас скрывается не
мысль, а безмыслие) и впадает в уныние: ах, плохо, ах, глупо, и все равно
редактор сократит, и что-то надо взамен придумывать! А все потому, что
героиня очерка "Тонька" - заводской рационализатор, передовая женщина, и
торопится она домой после заседания БРИЗа, где принималось ее очередное
рацпредложение, а дурное предчувствие у нее оттого, что муж опять будет
ревновать к изобретателю Клейменову.
Еще пример: "Что вы наделали! - воскликнул Мохов, схватившись двумя
руками за голову. - Теперь меня задавят!" И он, нетвердо ступая, пошел
прочь..." Расшифровываю: Мохов - прораб, а "наделала" на его участке
передовая бригада, выполнив норму на 140%, и теперь Мохова "задавят",
увеличив производственный план очередного квартала.
И еще пример, последний: "Нет, просто не укладывается в голове, не могу
поверить, что такое возможно, да еще в наше время, мне кажется, это сон,
какое-то кошмарное наваждение, но это так, это случилось, от этого не
уйти..." Что случилось?! Что не укладывается в голове журналиста? Что
кажется ему кошмарным наваждением, да еще "в наше время"?! Муж оставил жену
с ребенком и подал в суд на раздел жилплощади. Ни больше ни меньше.
Я мог бы бесконечно долго цитировать "жутко" интригующие начала
банальнейших по своей сути очерков, но довольно - тенденция обнажена.
Однако опытные и в некотором роде маститые журналисты, тоже
переболевшие в молодости "потрясными началами", спокойно отказываются от них
и при этом пользуются неизменным успехом у читателя. Они давно уже поняли,
что, во-первых, современный читатель если и "клюет" на интригу. то очень
скоро ее раскусывает, и тогда нет предела его раздражению. Они знают, кроме
того, что многие читают газетные материалы не с первого абзаца, а с подписи
и, если видят знакомую, уже зарекомендовавшую себя фамилию журналиста,
прочитывают все.
Наконец, в-третьих, опытные литераторы убедились, что все же есть нечто
способное мгновенно возбудить читательский интерес, - это свежая,
оригинальная или острая мысль, органически соответствующая теме
повествования, и информация, дающая повод для размышлений. Вот первые строки
нескольких произведений:
"Человечество не хочет жить без великих людей: в ту неделю, когда умер
Микеланджело, родился Галилео Галилей (Я. Голованов. Этюды об ученых. М.,
1970, с. 41);
"Наверное, не все мы представляем себе, что значит сейчас быть хорошим
инженером. Чтобы договориться о таком, на первый взгляд элементарном
определении, нужно кое-что еще выяснить. Прежде всего, какова роль инженера
в нашем обществе?" (А. Смирнов-Черкезов. Связь вещей. М., 1970);
"Настоящий летчик-испытатель должен свободно летать на всем, что только
может летать, и с некоторым трудом на том, что, вообще-то говоря, летать не
может". Это изречение, давно ставшее в авиации классическим, принадлежит
летчику-испытателю Сергею Александровичу Корзинщикову" (М. Галлай. Третье
измерение. М., 1973, с. 9);
"...Древняя матросская поговорка: "Плавать по морю необходимо..."
Некогда море для человека было бесконечным, безбрежным, неясным и потому
постоянно манящим: а что там дальше, за горизонтом? В далекие времена, когда
никто еще не знал, что Земля - это шар, была отлита строка человеческой
мудрости. полностью поговорка пишется так: "Плавать по морю необходимо, жить
не так уж необходимо". Глубина мысли состоит в том, что люди всегда дороже
жизни ценили познание окружающего мира" (В. Песков. - "Комсомольская
правда", 7 марта 1974 г.);
"Людей какой профессии больше всего на свете? Молва гласит: врачей. А
вот статистика всех времен буквально вопиет против этого утверждения" (И.
Зюзюкин. - "Комсомольская правда", 3 марта 1968 г.).
Обратите внимание, слова-то какие "скучные": "человечество", "роль
инженера", "познание окружающего мира", "статистика", "утверждение"... Но не
боятся авторы, не прибегают к мнимо спасительным "вдруг" и "однажды ночью" -
спокойно и неторопливо развивают свои мысли, уверенные в том, что читателю
не будет скучно и он дойдет до конца.
Хватит примеров. "У кого тощее тело, - писал Монтень, - тот напяливает
на себя много одежек; у кого скудная мысль, тот раздувает ее словами"48.
Даже известные литераторы, уже имеющие в качестве визитной карточки имя, и
то, думаю, сомневаются в том, что читатель навсегда ими завоеван. Имя не
индульгенция на вечную и прочную читательскую любовь. Один безмысленный
очерк, да еще с нелепым интригующим началом, потом второй, третий - и
рассерженный читатель сделает переоценку ценностей. Пожизненно присваивается