Вот третий пример. Геометрическая антиномия «кривое и прямое» в свое время казалась тоже неразрешимой. Ф. Энгельс пишет: «Геометрия начинает с открытия, что прямое и кривое есть абсолютные противоположности, что <...> они несоизмеримы между собой»[67]. Чувственный образ двух параллельных прямых наталкивает на мысль, что эти прямые никогда не пересекутся. «И тем не менее, — продолжает Ф. Энгельс, — уже вычисление круга возможно лишь в том случае, если выразить его периферию в виде прямых линий»[68], то есть в виде замыкающихся друг на друга параллельных прямых.
Возникает антиномия-проблема: линия одновременно прямая и непрямая, вызванная противоречием чувственного и рационального. Ее разрешение было достигнуто, когда удалось изобрести новую познавательную математическую операцию — операцию асимптотического приближения. При таком подходе «ветвь кривой становится все прямее, не делаясь никогда вполне прямой, подобно тому как в аналитической геометрии прямая линия рассматривается как кривая первого порядка с бесконечно малой кривизной»[69]. Чувственно-наглядная модель асимптоты стала строиться в виде графика функции, как угодно близко подходящей к координатной оси, но никогда не пересекающейся с нею.
Как видим, антиномия-противоречие «кривое — прямое» исчезла в результате согласования между собой операциональных значений чувственного и рационального отображений кривого и прямого; прямая линия стала рассматриваться как частный и предельный случай кривой. Позже общая теория относительности доказала, что эта антиномия не является истинной — ведь всякое движение осуществляется по геодезическому пути, кривизна которого зависит от соотношения движущихся физических масс, от характера гравитационного взаимодействия.
Итак, часто антиномии-противоречия могут вызываться не столько противоречиями объективного мира, сколько ошибками в осуществлении операций со знаковыми комплексами — то есть быть продуктами рассогласования чувственной и рациональной «картинок» идеализированного объекта. Обнаруживая операциональные инварианты либо новые схемы действия с познаваемыми объектами, спорящие между собою люди способны приходить к симфоническому согласию.
3. Принцип взаимного дополнения альтернативных
воззрений высокой степени общности
Данный принцип, по-видимому, также можно отнести к основополагающим принципам симфоники. По своему смыслу он тесно связан с описанными выше принципом гармонического единства веры и разума и принципом мировоззренческих антиномий. Этот третий принцип симфоники мы устанавливаем путем широкой экстраполяции общенаучного метода альтернатив на область любых интеллектуальных столкновений мировоззренческого или фундаментально-идейного характера, будь то философские баталии, религиозные диспуты или научные дискуссии.
Общенаучный метод альтернатив был разработан австрийскими представителями философии критического рационализма для укрепления научной веротерпимости[70]. К. Р. Поппер (1902—1994), австрийский философ, эмигрировавший в Англию, сформулировал общую идею этого метода в книге «Объективное знание» (1972)[71]. Поначалу он намеревался придать методу альтернатив статус универсального метода научного познания и даже всеобщего критерия научной истины. Неважно, с чего начинать познание, полагает Поппер, но важно всегда подыскивать концепции, альтернативные по отношению к ранее принятым гипотезам. Затем требуется методично сталкивать между собой конкурирующие воззрения, выявлять и устранять ошибки, обнаруживаемые при их сопоставлении. Ожидается, что информация, получаемая при таком синтезе, будет больше той, что заключена во всех гипотезах, вместе взятых.
Суть метода альтернатив не столько в «критике» теории практикой и фактами, сколько в умозрительном открытии новых проблем и онтологических схем. Наиболее интересными в этом смысле являются как раз те теории, которые не выдерживают практических испытаний, — ведь из неудач можно извлекать полезные уроки, которые могут пригодиться позже для построения более совершенных теорий. Чем больше новых и неожиданных проблем возникнет в процессе преднамеренного сопоставления друг с другом альтернативных гипотез, тем больший эпистемический прогресс, по мнению Поппера, обеспечен науке.
П. Р. Фейерабенд (1924—1994), австрийский философ, в основном работавший в США, констатирует повсеместную утрату веры в непременную истинность научного знания. Это очевидное обстоятельство дает ему веское основание провозгласить принцип теоретического анархизма (плюрализма)[72]. По мнению Фейерабенда, исток альтернатив — в различии мировоззренческих и социальных установок ученых. Научное знание нагружено не только концептуальным, но также идеологическим содержанием. Есть множество равноправных типов знания. Сколь бы точно теория ни отражала факты, сколь бы универсальной она ни была в своем применении, ее фактическая адекватность выяснится лишь после ее сопоставления с альтернативами, изобретение и детализация которых поэтому должны предшествовать окончательному заключению о практическом успехе и фактической истинности теории.
Чем у нас больше альтернатив, тем быстрее растет наше знание, однако развитие науки никогда не приближает ее к заветной «Единственно Истинной Теории». Альтернативные модели тем более эффективны, чем более радикально они отличаются от критикуемой модели. Отсюда, всем ученым полезно быть терпимыми к возникающим в их среде идейным и теоретическим разногласиям. Этот категорический императив вытекает из самой природы человеческого познания и потому должен рассматриваться как важнейшая норма научного этоса.
Даже если общепринятые точки зрения в высшей степени подтверждены опытом, им, тем не менее, следует противопоставлять теории, которые с ними в определенном отношении несовместимы и несопоставимы. Решающим обстоятельством в науке является не открытие новых фактов, а выдвижение нетривиальных метафизических идей. «В борьбе некоторого идеала с реальностью, — утверждает Фейерабенд, — этому идеалу всегда следует отдавать предпочтение»[73]. Нахождение новой онтологии как исходное звено в процессе построения альтернативы критикуемой теории вовсе не означает, будто новая картина мира лучше или истиннее старой. Альтернативные теории суть равновозможные видения мира, а теоретический плюрализм — существенная черта познания, стремящегося к объективности.
Фейерабенд формулирует четыре условия строгой альтернативы:
1) дополнительно к предсказанию, которое противоречит выводу из критикуемой теории, альтернатива должна включать в себя некоторое множество утверждений;
2) это множество должно быть связано с предсказанием более тесно, нежели только посредством формально-логической конъюнкции; предпочтительно органическое единство опровергающего предсказания и остальной части концепции;
3) требуется хотя бы потенциальное эмпирическое свидетельство в пользу альтернативы;
4) предполагается способность альтернативы объяснять прежние успехи критикуемой теории[74].
Только при наличии всех этих условий у нас есть право заменить старую теорию ее альтернативой. «Две когерентные теории <…>, — читаем у Фейерабенда, — которые приблизительно согласуются в определенной области (и подтверждаются одними и теми же свидетельствами), будут заметно отличаться во всех областях, если они отличаются в конечном или счетно-бесконечном числе точек. Теории такого рода (я буду называть их строгими альтернативами) являются особенно подходящими для целей научной критики»[75]. Постепенно из общих и абстрактных догадок «конкуренты-заготовки» превращаются в полнокровные концепции. Функция таких конкретных альтернатив состоит в следующем: они выступают средством критики принятой теории, но иначе, чем критика теории фактами, — пишет Фейерабенд; — они не зависят от критики данной теории данными фактами.
Полемизируя с Поппером и Фейерабендом, американский историк науки Т. Кун (1922—1996) считает необходимым для ученых отстаивать истинность идей собственной научной школы и стараться вовсе не реагировать на критику оппонентов. Застрахованность от опасности альтернатив — не менее важные черты подлинной исследовательской программы, чем ее способности генерировать новые критические средства и проблемы. Ведь нередко критика (особенно на ранних этапах развития теории) не только не благоприятствует делу, сколько наносит ему ущерб. Атмосфера крайнего релятивизма и беспредельной критики порождает у ученого состояние теоретической и психологической неуверенности при выборе гипотезы, затрудняет развитие концепции до ее логического завершения и дедукцию всех мысленных следствий.
Обеспечение сравнительной теоретической стабильности, застрахованность от опасности альтернатив — не менее важные черты подлинной исследовательской программы, чем ее способности генерировать новые критические средства и проблемы. «Изобретение альтернатив — пишет Т. Кун, — это как раз то средство, к которому ученые <...> прибегают редко»[76]; любое научное направление сравнительно безразлично относится к критике извне, когда оно переживает стадию «нормальной науки». Таким образом, метод альтернатив не следует абсолютизировать.