Устойчивое функционирование гражданской религии требует организации своего рода церкви. В одних случаях эта тенденция носит завуалированный характер и обычные государственные органы берут на себя некоторые церковные функции, в других случаях создаются специальные организации, ведомства, отделы, ответственные за исполнение обрядности и расширение рядов верующих в свое государство.
Гражданская религия в той или иной форме имеет место в любом сложившемся государстве. Чем оно древнее, тем изощреннее религиозный ритуал, тем глубже верования. Обычно гражданская религия складывается постепенно как результат ритуализации и сакрализации государственной практики. Сильный толчок этому дают военные конфликты, обостряющие гражданско-религиозные чувства, усиливающие потребность масс и вождей в сакрализации военной практики (без этого очень трудно вождям убедить солдат, не колеблясь, отдавать свои жизни, а солдатам ежечасно рисковать собой). Наличие веры в священную родину и в вождя придает иррациональной военной практике сакральный смысл, снимая необходимость искать ответы на сложные вопросы. Вера же дает простые и однозначные ответы.
Порою предпринимаются попытки сознательно и целенаправленно сконструировать гражданскую религию как цельную систему. Такая попытка была предпринята в годы Великой французской революции. К конструированию новой светской религии на основе социалистических идей призывали деятели большевистской партии в начале ХХ века (М. Горький, А. Луначарский и др.). Это течение получило название «богостроительства».
Сугубо светская идеология, став государственной, может превратиться в цельную светскую (гражданскую) религию. Наиболее яркий и масштабный пример - марксизм-ленинизм, который после победы революций в полутора десятках стран Европы, Азии и Латинской Америки превратился в своего рода мировую светскую религию, обладающую многими атрибутами традиционных религий. Вера в историческую закономерность (понятие, очень близкое Богу в объективном идеализме), неизбежно ведущую человечество к светлому будущему - коммунизму (земной аналог рая), строится на сугубо логических доказательствах (что часто применяется и религиозной схоластике) при явном абстрагировании от социальной реальности. В марксизме-ленинизме как государственной светской религии вера играла гораздо более важную роль, чем доказательства с помощью научных аргументов. Отсюда - категорическое неприятие дискуссий по принципиальным вопросам, фактический запрет на сомнения по поводу краеугольных камней идеологии, высокая оценка тех, кто следует догматам без колебаний и раздумий.
Роль церкви выполняла партия, которая обладала монополией на формулировку всех основных догматов и их корректировку в случае необходимости. Практика партийной идейно-воспитательной работы, ее организация, ритуалы, форма аргументации разительно напоминала практику многих традиционных церквей.
Марксизм-ленинизм, как и большинство развитых религий, опирался на свод священных текстов - труды классиков марксизма-ленинизма. Тексты их тщательно выверялись, готовились канонические переводы, некоторые тексты, не вписывавшиеся в рамки религиозной догматики (классики не подозревали, что пишут священные тексты), скрывались от общественности. С помощью стандартных учебников обеспечивалось усвоение массами канонической интерпретации, для изучения подбирались работы, не противоречившие сформировавшейся идеологии и т.д. Все это очень напоминало историю христианства, ислама.
Для марксизма-ленинизма как государственной религии было (сейчас это практика, уже не существующая в прежних формах) характерно, как и для всех прочих религий, деление реальности на сакральную (жестко контролируемую церковью-партией) и мирскую.
Конкретность религии
Понятие религии чересчур объемное, чтобы использоваться в изучении социального неравенства. Религия - это обобщенная категория, обозначающая бесчисленное количество существовавших и существующих вероисповеданий (конфессий). «Вера, - по словам Л.Фейербаха - по существу есть определенная вера. Бог только в этой определенности есть истинный бог». Иначе говоря, религия вообще - это абстракция, которая на уровне социальной структуры проявляется лишь как конкретная религия (вероисповедание).
В силу того что единицей религиозного пространства является конфессиональное поле (определенное вероисповедание), граница, разделяющая социально-религиозные группы, также проходит именно между этими полями. Это не исключает формирования в определенных условиях религиозных общностей более высокого порядка, объединяющих несколько социально-религиозных групп (например, христиане, мусульмане, буддисты). Однако такие категории превращаются в сколько-нибудь реальные лишь при наличии конфликта, противостояния на макроуровне, что позволяет представителям разных течений внутри одной мировой религии объединяться для поддержания границы с другим религиозным миром. Такое случается нечасто, и обычно границы между разными протестантскими церквями, католиками и разными православными церквями почти столь же очевидны и крепки, как и между мировыми религиями.
Очень часто граница между близкими религиозными течениями носит более конфликтный характер, чем между течениями, имеющими мало общего. Причина, видимо, в том, что близкие течения находятся в ситуации конкуренции за один и тот же социальный сегмент, предлагая ему схожие варианты верований и практик. Это характерно как для традиционных, так и для светских религий. Например, в большевизме в качестве самых опасных врагов всегда рассматривались не монархисты или сторонники открыто буржуазных теорий (их даже публиковали), а разного рода «отступники», «ревизионисты», «ренегаты», отличавшиеся от канонического марксизма-ленинизма в деталях, не заметных для непосвященных.
Граница религиозно-социальных групп
Феномен религиозной границы
Религиозная практика неизбежно формирует социальную границу: «мы» верим в Бога, а «они» – нет; «мы» верим в истинного Бога, а «они» поклоняются идолам, верят в ненастоящего бога; «мы» владеем настоящим знанием исторических закономерностей, а они заблуждаются. «Мы» «правильно» верим в Бога, «правильно» понимаем смысл священных текстов, работ классиков, «правильно» соблюдаем предписанные свыше обряды и ритуалы, а они отступают от священных предписаний. Таким образом социальное пространство четко делится на «нас» и «их», на сакральное и мирское, которое имеет целый спектр оттенков. «Мы» - это «истинные верующие», а «они» - это «неверные», «нехристи», «гяуры», «еретики» и т.д. «Вера по существу партийна. Кто не за Христа, - формулирует эту идею Л. Фейербах, - тот против Христа… Вера знает только врагов или друзей; она не может быть беспристрастной…». Сама граница, делящая таким образом социальное пространство, придает ему иерархический порядок: только «мы» близки к Богу, а остальные идут к нему неверной дорогой или вообще от него отвернулись, как и он от них. Это дает основание «нам» смотреть на «них» сверху вниз. В крайней форме это негативное отношение к тем, кто верит «не так», переходит в практику по формированию социальной иерархии с «ними» внизу. «Вера, - отмечал Л. Фейербах, - неизбежно переходит в ненависть, а ненависть - в преследование, если сила веры не встречает противодействия, не разбивается о другую, чуждую вере силу, о силу любви, гуманности и чувства справедливости» (Л. Фейербах а, 1955: 298). Именно такое противодействие стало формироваться в западной цивилизации в основном в ХХ веке. Преследования инаковерующих и терпимая снисходительность по отношению к ним - это крайние точки пограничной полосы отчуждения.
Механизм исключения
Граница, разделяющая разные конфессии, может существовать в разных формах. В предельно либеральной модели граница строится на полной терпимости и интеллигентском релятивизме: «мы» верим в одного Бога, они - в другого, «мы» понимаем священные тексты ближе к истине, чем «они», но это не имеет никакого значения для нашей совместной жизни и общения. Такое либеральное отношение к границе часто близко к циничному отношению к религии: «мы» играем по одним правилам, «они» - по другим, но это дело вкуса, дань традициям, которые у нас разные. Либеральная модель границы (часто встречается в США, Западной Европе) дает минимальный стратифицирующий эффект, так как за пределами церкви никто о своей вере и религиозных различиях не вспоминает. Однако в любом варианте граница является ключевым механизмом исключения «их» из нашего сакрального или просто «праведного» поля.
Ненадежность, а то и опасность «чужих» является основанием для их исключения из «нашего» уже не только духовного, но и политического, административного и социального сообщества. В то же время принадлежность к «истинной» религии часто является пропуском к ответственным, а потому и высоко вознаграждаемым позициям в данном обществе, государстве[1].
При этом субъектами такой классифицирующей деятельности выступают как социальные институты (государства, партии, церковь, различного рода организации), так и население. Разумеется, следствия оценки индивида государством и соседями будут разными с точки зрения его продвижения в социальном пространстве, но в любом случае эти оценки выступают регуляторами социального взаимодействия оцениваемого индивида или группы и оказывают влияние на их возможности продвинуться в ту или иную часть социального пространства.