В известной степени примером такого рода мироощущения (мироотношения) может служить проживший всю свою жизнь и по существу не ощутивший на себе цивилизации Дерсу Узала, о котором мы узнаем из книг известного путешественника В.К. Арсеньева «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». Для Дерсу все то, что его окружает (небо, звезды, лес, река, травы, животные, птицы, рыбы и насекомые) – это живые существа, как люди: они способны, как и человек, понимать, чувствовать, переживать. Соответственно этому он никогда не задумывается над тем, что такое небо, звезды, растения и т.п.
Как пишет Арсеньев, «объяснял он все это удивительно просто, звезда – звезда и есть; луна – каждый ее видел, значит и описывать нечего; небо – синее днем, темное ночью и пасмурное во время ненастья». Таким образом, Дерсу относится ко всей природе (животным, растениям и пр.) одушевленно, как своего рода одухотворенной проекции самого себя.
Подобный тип первобытного (родового) сознания, для которого характерны сращенность, синкретизм природного и человеческого, представлен М.М. Пришвиным («Женьшень») в следующем описании его восприятия природы: «У самого моря был камень, как черное сердце... Камень – сердце сверху был черный, а половина его ближе к воде была очень зеленая... На этот камень я забрался и смотрел на него до тех пор, пока пароход не скрылся из глаз. После того я лег на камень и долго слушал; этот камень-сердце по-своему бился, и мало-помалу все вокруг через это сердце вступило со мной в связь, и все было мне как мое, как живое. Мало-помалу выученное в книгах о жизни природы, что все отдельно, люди – это люди, животные – только животные, и растения, и мертвые камни – все это взятое из книг, не свое, как бы расплавилось, и все мне стало как свое, и все на свете стало как люди: камни, водоросли, прибои и бакланы, просушивающие свои крылья на камнях совершенно также, как после лова рыбаки сети просушивают».
Попутно отметим: чтобы на смену первобытному мышлению пришло сознание, позволяющее человеку выделиться из окружающей его среды, общество должно было пройти достаточно длительный путь в своем развитии. Человеческое мышление должно было обрести форму собственно идеального бытия, в частности, форму абстрактного мышления, благодаря чему и стало возможным устанавливать дистантное отношение субъекта к реальности на уровне выявления причинно-следственных связей между предметами и явлениями, – до этого же, т.е. первоначально производство «идей, представлений, сознания... непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей» (К. Маркс), а значит, было лишено отчужденности от природы.
В соответствии с вышеизложенным мы можем заключить, что сущность первобытного (мифологического) сознания «не в объяснении, а в объектировании субъективного (коллективно-бессознательного) переживания и впечатления»[18]. Точнее говоря, сущность первобытно-мифологического сознания состоит не в объяснении, а в выражении субъективной (коллективно-бессознательной) энергии человека, связанной с наивно одухотворенным преодолением сил природы, что в свою очередь позволяло ему относиться к этим силам как к своим, гуманным, человечным.
Теперь существенно обратиться к социальной характеристике человека первобытно-общинного строя. Не исследуя подробно этот вопрос, можно сказать, что важным признаком в отношениях человека с другими людьми была его равновеликость, равноценность. Это значит, что человек в данном случае относился к окружающим людям как к равным себе существам, т.е. как к самому себе. Таким образом, не было дистанции не только между человеком и природой (бытием), но и между человеком и сообществом людей. Первобытно-общинный человек, следовательно, выражал гармонию, тождество не только по отношению к природе, но и к роду.
Интересно в этом смысле вспомнить еще раз о Дерсу Узала. Однажды отряд Арсеньева остановился на отдых в тайге. Покормив лошадей, отряд стал собираться в путь. Дерсу наколол дров, собрал бересту и все сложил в кучу. Он попросил у Арсеньева щепотку соли, рис, коробку спичек и все это завернул и подвесил к потолку шалаша.
«-Ты разве хочешь вернуться сюда? – спросил Арсеньев.
-Нет! Какой-нибудь другой ходи, балаган найди, спички найди, кушай найди – пропадай нет».
Как видим, Дерсу заботится о неизвестном человеке, с которым он скорее всего никогда и не встретится. Более того, Дерсу проявляет заботу не только о людях, но и о животных, даже и о таких мелких, как муравей. Арсеньев вспоминает следующий случай. Во время ужина он бросил кусочек мяса в костер. Увидев это, Дерсу поспешно вытащил его из огня и швырнул в сторону.
«- Зачем бросаешь мясо в огонь? – спросил он его недовольным тоном. Как можно его напрасно жечь! Наша завтра уехали – сюда другой люди ходи – кушай. В огонь мясо бросай, его так пропади.
- Кто сюда другой придет? – спросил Арсеньев в свою очередь.
- Как кто? – удивился он. – Енот ходи, барсук или ворона; ворона – нет – мышь ходи, мышь нет – муравей ходи. В тайге много разный люди есть».
Вследствие первобытной нерасчлененности индивидуума и общества или индивидуума и природы психология человека первобытно-общинного строя имеет свои качественно специфические характеристики. Она в основе своей выглядит цельной (в нет того, что можно назвать раздвоением душевного мира и что сейчас определяют как «разорванность сознания» («ей чужда «вражда между чувством и духом»). Основой ее бытия является коллективизм, естественность и простота. Данной психологии индивида чужды какие бы то ни было индивидуалистические, корыстные порывы и цели, она находится целиком в лоне интересов и потребностей коллектива, сообщества людей как нечто целого.
Человек первобытного общества мог все, он был, хотя и иллюзорно, хозяином мира (мир не теснил его), ибо он являлся для него скорее не реальностью, а выражением его субъективных (коллективно-неосознанных) представлений, впечатлений.
По мере разложения родового строя, а это значит по мере превращения бесклассового общества в классовое, происходит отчуждение индивида от коллектива, общества. Индивид начинает терять былую гармонию с родом, претерпевая при этом соответствующие изменения в отношениях к другим людям. Если ранее люди для индивида выступали как братья, сестры, то теперь они для него становятся чужими, а в известных ситуациях, когда коллектив начинал подавлять его (индивида) духовно или физически, – опасными.
Не менее существенно и то, что происходит зарождение человеческого «я», а это значит перед индивидом открывается путь становления в качестве субъекта (социального субъекта).
Короче говоря, процесс отчуждения человека от родовой пуповины, пробуждения и утверждения «я» как в известном смысле антипода коллектива, общины набирал силу соответственно прогрессу в развитии материального производства, а также и расслоения общества на группы и классы. Отношения индивида к индивиду по мере утраты своей мифологичности становятся все более практичными, земными, материальными, а вместе с тем ограниченно классовыми.
Разложение рода на частных индивидов в классовом обществе связано с существенным изменением в сфере сознания человека. Если в первобытном роде сознание индивидуума было синкретичным по своей природе, то теперь происходит расщепление целостности сознания: возникает наука, религия, мораль и другие формы общественного сознания. Важным следствием этого процесса следует признать появление знания как самостоятельного феномена,
как способа теоретической ориентации человека в мире. Вследствие этого человек и природа стали двумя самостоятельными, различными полюсами. По отношению к индивиду природа стала выступать в качестве объекта, подлежащего практическому изменению и преобразованию согласно целям и задачам самого человека как субъекта.
Показателен в этом отношении древнегреческий миф о Прометее, положенный в основу создания трагедии Эсхила «Прометей прикованный». Прометей – это герой, который вступает в борьбу с богами и порывает с небом во имя знания и созидания жизни на земле. (Кстати, имя «Прометей» означает по-гречески «промыслитель», «прозорливец»). Он приносит людям огонь («В стволе нартека искру огнеродную // Тайком унес я: всех искусств учителем // Она для смертных стала и началом благ») и делает людей разумными, научает их земледелию, ремеслам, чтению и письму и дает им память. Вот что говорит сам Прометей:
... Лучше вы послушайте
О бедах человеков. Ум и сметливость
Я в них, дотоле глупых, пробудить посмел.
Об этом не затем, чтоб их кольнуть скажу,
А чтоб понять вам, как я к людям милостив.
Они глаза имели, но не видели,
Не слышали, имея уши. Теням снов
Подобны были люди, весь свой долгий век
Ни в чем не смысля. Солнечных не строили
Домов из камня, не умели плотничать,
А в подземельях, муравьями юркими,
Они без света жили, в глубине пещер,
Примет не знали верных, что зима идет,
Или весна с цветами, иль обильное
Плодами лето - разуменья не было
У них ни в чем, покуда я восходы звезд
И скрытый путь закатов не поведал им.
Премудрость чисел, из наук главнейшую,
Я для людей измыслил и сложенье букв,
Мать всех искусств, основу всякой памяти.
(во всех случаях выделено нами. – М.М.)
Итак, на примере образа Прометея хорошо видно, как знание (логическое понимание) разделило человека на заре его цивилизации, а равно и космос на две противоположные ипостаси: небесную (символ бесконечности) и земную (символ конечного). До тех пор, пока Прометей был вне знания, вне огня – символа созидательной жизни, пока у него не было своего «я» (характерно, что, будучи прикованным, Прометей говорит от своего имени, употребляя личное местоимение «я»), его мироощущение, жизнедеятельность были целостными (небо и земля, дух и природа были едиными, тождественными); как только же он встал на путь обретения знаний, т.е. на путь реального преобразования природы как начала сознательной истории общества, то сразу же лишился былой гармоничности и цельности.