Убийство Распутина.
Взгляд глазами современников.
Реферат по истории
Ученицы 11 "А" класса
Лицея "Физико-Техническая Школа"
Юлии Сальниковой.
Убийство Распутина.
Взгляд глазами современников.
Обзор использованной литературы.
1)В. Пуришкевич. Дневник "Как я убил Распутина". Репринтное воспроизведение издания 1924 года – Дневник Члена Государственной Думы Владимира Митрофановича Пуришкевича. Рига, Типография "Дзинтарс". Далее в тексте книга обозначается Пуришкевич. Даты даны по новому стилю, мною переведены на старый для большей логичности повествования.
2)Морис Палеолог. Бывший французский посол в России. Распутин. Воспоминания. Перевод Федора Ге – отрывки из дневника французского посла в России Мориса Палеолога. Репринтное воспроизведение издания 1923 года, Москва, "Девятое января". Далее в тексте – Палеолог.
3)Страна гибнет сегодня. Воспоминания о февральской революции 1917 года. Составление С. М. Исхакова. Сборник документов – воспоминаний и статей деятелей того времени. В случае приведения дат по новому стилю переведены на старый. Конкретно из нее используются:
а) О. В. Палей. Мои воспоминания о русской революции. – Воспоминания княгини Палей, жены великого князя Павла Александровича, отца Дмитрия Павловича, одного из убийц Распутина. Далее в тексте – Палей.
б) А. А. Вырубова (Танеева). Страницы из моей жизни. – Отрывки из воспоминаний фрейлины и доверенного лица императрицы - Вырубовой. Далее в тексте – Вырубова.
в) П. Н. Милюков – Война и вторая революция – статья Милюкова. Далее в тексте – Милюков.
4) Алексеева И.В., Агония сердечного согласия. Царизм, буржуазия и их союзники по Антанте. 1914 - 1917. – описание событий данных лет. К книге приходится относиться с некоторой осторожностью, в связи с ее ярко выраженной "антибуржуазной" настройкой, что не мешает извлечь из нее необходимые данные. Далее в тексте – Агония.
Прелюдия.
К ноябрю 1916 года император Николай II был под большим влиянием некоего "старца" Григория Распутина, изначально приглашенного для лечения цесаревича Алексея и использовавшего, по-видимому, связанное с этим слияние на императрицу и ее мужа, для своих политических игр и выгоды. Министры, назначенные якобы с подачи Распутина, такие, как Штюрмер и Протопопов оказались неугодны обществу и, кажется, не способны справиться с проблемами, стоявшими перед ними. Страну колыхала война с Германией и предвестия революции, и в атмосфере всего этого в основной части народа и двора возникла ненависть к Распутину, и всплыло желание как-то это менять. Практически всем необходимой мерой казалось убрать Распутина тем или иным образом. Какое-то время назад уже была предпринята попытка убийства Распутина, связанная с именем графа Хвостова, заговор был раскрыт и Хвостов подвергнут опале. Попытка описана вкратце в воспоминаниях Палеолога и статье Милюкова. Хвостов послал к Илиодору, иеромонаху и бывшему другу Распутина, газетного сотрудника Ржевского, потом депутата Думы с предложением убить Распутина. "Илиодор испугался появления темных людей в своей близости и бежал от русских агентов в Америку, где и издал свою книгу. А о проделке с Ржевским стало известно, когда министр поссорился со своим товарищем, опытным полицмейстером Белецким, и когда оба стали наперерыв обличать друг друга печатно в прикосновении к миссии Ржевского"(Милюков, стр. 9). Некоторое время после этого Распутин мог дышать спокойно, но затишье прошло.
По закону.
Вначале были предприняты вполне законные попытки давления на государя или его уговоров. Но по причине ли того, что "старец" помогал его сыну, по просьбе ли жены или по какому другому резону император отказался.
Великий князь Николай Михайлович рассказывал, что "почти вся семья Романовых подала государю записку о Распутине, прося взять бразды правления в свои руки и прекратить вмешательство в государственные дела Императрицы Александры Федоровны, инспирируемой этим хлыстом; из записки, как и следовало ожидать, ничего не вышло"(Пуришкевич, стр. 73). Потом и он сам (великий князь) лично делал резкую записку государю о состоянии дел в России, государь согласился ее выслушать, перед этим ее одобрила императрица Мария Федоровна, но все без толку. Вот некоторый отрывки из этой записки, поданной 29 декабря (за день до убийства Распутина).
"Ты неоднократно выражал свою волю довести войну до победного конца.
Уверен ли ты, что при настоящих тыловых условиях это выполнимо?
…
Говорят ли тебе всю правду или многое скрывают? Где же кроется корень зла?
…
Ты веришь Александре Федоровне. Оно и понятно. Но что исходит из ее уст, есть результат ловкой подтасовки, а не действительной правды.
Если ты не властен отстранить от нее это влияние, то по крайней мере отстрани себя от постоянных систематических вмешательств этих нашептываний через твою супругу
…
Если бы тебе удалось удалить это постоянное вторжение во все дела темных сил, сразу началось бы возрождение России
…
Ты находишься накануне эры новых волнений, - скажу больше, накануне эры покушений" (Пуришкевич, стр. 93).
Великий князь Павел Александрович Романов, муж княгини Палей, тоже говорил государю по поводу назначения Штюрмера и Протопопова, что оно тем более подвергается критике, что все знают, что оно сделано под влиянием Распутина. Затем он сказал "о том злополучном влиянии, которое не без основания приписывается старцу" (Палей, стр. 176). И на это государь замолчал и курил, а государыня, согласно Палей, то есть рассказов ее мужа, заговорила. "Она говорила долго, волнуясь, часто прижимая руку к сердцу, которое у нее болело. Для нее Распутин был только жертвой клеветы и зависти тех, которые хотели встать на его место. Для нее это был друг, молившийся Богу за нее и ее детей" (Палей, стр. 176). И великий князь тоже потерпел неудачу.
2 декабря 1916 года Владимир Митрофанович Пуришкевич, тот, кто впоследствии станет убийцей Распутина и автором громкого дневника "Как я убил Распутина", член Думы и лидер крайних правых, выступил с докладом в Думе о "современном состоянии России" (Пуришкевич, стр. 4). Этот день он характеризовал впоследствии, как "день глубочайших душевных переживаний" (Пуришкевич, стр.4), в которые он "за много лет впервые испытал чувство нравственного удовлетворения и сознания честно и мужественно выполненного долга" (Пуришкевич, стр. 5). Он обозначил для себя Григория Распутина причиной упадка "авторитета и обаяния Царского имени" (Пуришкевич, стр. 5). Надо отметить, что не он один был такой, и что это вообще достаточно удобная позиция. Достаточно заметить кого-то, в данном случае, "старца", в нарушении чего-то или злоупотреблении чем-то, то есть в неких прегрешениях и заговорить об этом, то для себя или для всех можно столкнуть на него и расслабиться. Если кто-то в чем-то виноват, но не я, не он, а только Распутин. Так что не удивлюсь, что истинным вполне возможно немалым грехам Григория Ефимовича добавили все, что только можно добавить к особе такого влияния. Как заявляет все тот же Пуришкевич: "Его роковое влияние на Царя через посредство Царицы и нежелание Государя избавить себя и Россию от участия этого грязного, развратного и продажного мужика в вершении государственных дел, толкающих Россию в пропасть, откуда нет возврата". Сам Пуришкевич, получив однажды карточку Распутина и его поклонников в руки разослав ее с оскорбительной надписью по редакциям газет и членам думы.
Выступление Пуришкевича в Думе было не единственным его обращением его к государю по поводу Распутина. 16-го ноября он делал ему доклад о положении дел и настроении в войсках в Румынии и не преминул упомянуть о своем взгляде на все это. Он утверждает, что в своем мнении был не одинок, и "блестящая шумливая толпа великих князей и генералов"(Пуришкевич, стр. 6) умоляла его в докладе осветить положение дел, и не забыть ни о Штюрмере, ни о Распутине, и он согласился, хотя и недоумевал, почему же они не могут сказать ему сами. Некоторые, возможно, потому что это невыгодно, ну а другие, возможно не раз ему уже твердили, но государь не внимал. Не внял он и Пуришкевичу. Но тем не менее, 2 декабря он выступил в Думе, оставшись сам очень довольным своей речью. Дальше он вспоминает поток рукопожатий и приветствий, встретивших его после этой речи в Таврическом дворце, верит в то, что они все его единомышленники, однако признает, что не все придерживались мнения, совпадающих с его, " три-четыре человека на всю Государственную Думу, с Марковым и Замысловским во главе, остались чуждыми тем чувствам" (Пуришкевич, стр. 8). Потом, дескать, поняв, что остались в меньшинстве, они пришлют Пуришкевичу просьбу вернуться в Думу (Пуришкевич, стр. 21).
Когда Пуришкевич выходил из Думы, его догнал главный уполномоченный Красного Креста при государе Кауфман-Туркенстанский, обнял его и пообещал доставить стенограмму его речи к государю. Вернувшись же домой, он узнал от жены, что к ней подходило множество дам и просило передать сочувствие по поводу всего сказанного, и в числе прочих подходила баронесса Икскюль-фон-Гильденбант, "одна из ярых поклонниц Распутина" (Пуришкевич, стр. 9) и вместе с соболезнованием передавала и приглашение к себе в гости. Пуришкевич с женой восприняли это как попытку свести его с Распутиным и посмеялись над ней. Возможно, это была личная инициатива баронессы, но и "старец" мог ощутить исходившую от Пуришкевича опасность.
А днем раньше состоялось заседание фракции Пуришкевича, он изложил свою речь и попросил разрешения говорить от всей фракции, но ему отказали. Он видел, что три четверти – его сторонники, но всему мешают Марков и иже с ним. Так, так, уже четверть противников, а только было 3-4 человека.