Гуссерль положил начало очень важному для западного мира подходу, когда ввел идею практики; это предложение надо довести до следующей стадии, т.е. включить сюда полностью развитую практику дзадзэн - единственный способ, при помощи которого может быть действительно достигнута чистая интуиция. Если вы добились подлинного самадхи, все самопроизвольно приходит к разрешению.
Можно здесь отметить, что, насколько нам известно, идея первого, второго и третьего нэн никогда не появлялась со всей ясностью в трудах западных писателей. В некотором смысле ее признает Гуссерль, поскольку его «виденье» аналогично третьему нэн, а «память» - второму нэн. Дзэнские мастера прошлых лет говорили: «Культивируй свой первый нэн» и «не пользуйся вторым нэн». Однако под вторым нэн они понимали хаотическую умственную деятельность, которую мы называем «иллюзорным третьим нэн». Наше употребление термина «второй нэн» в качестве рассудочной деятельности, насколько мне известно, в литературе дзэн параллелей не имеет.
В предыдущей главе мы были заняты дискуссиями более теоретического характера. А теперь мы хотим описать несколько действительных переживаний, которые послужат иллюстрациями для отдельных наших идей. Некоторые из этих переживаний являются переживаниями кэнсе. С давних времен утверждается, что детальное и точное описание переживания кэнсе почти невозможно. «В одно мгновение, слишком краткое, чтобы его можно было измерить, вся вселенная повернулась на своей оси, и мои искания пришли к концу». Вот типичный комментарий одного из тех людей, кто только что пережил кэнсе, Человек заглядывает в него, достигает его, как если бы он пил воду и узнал, горяча она или холодна, - но не может описать своего переживания. Однако когда-нибудь появится неуловимый гений дзэн, который даст возможность проникнуть в тот неизменный момент, овладеть им и описать его.
В истории литературы мы можем проследить ступени, по которым человек постепенно и успешно проникал в темную сферу своего собственного сознания. Можно также считать дзэн практикой проникновения во тьму человеческого ума. Хотя изучающий дзэн не делает этого намеренно, часто оказывается, что он исследует такую область ума, на которую, весьма вероятно не взглянул до сих пор ни один психолог. Это не значит, что мы относимся к психологии с презрением; наоборот, мы испытываем серьезное желание, чтобы их методы и понятия были приняты для изучения дзэн.
Переживание девушки. Недавно одна молодая девушка принимала участие в сэссин группы дзэн в Гонолулу. Как-то она вышла из комнаты роси в отдельном коттедже, закончив свой доку-сан, т.е. частную беседу с роси. Она спустилась по ступенькам крыльца, благоухающего крестообразными пурпурными цветами дикого винограда, и сделала несколько шагов босыми ногами по лужайке, на которую продолжали падать светло-желтые пылевидные цветы королевской пальмы. Проходя мимо грациозного ствола дерева, она вынула носовой платок, как бы понуждаемая к этому неизвестной силой, и высморкалась. В то же мгновенье весь мир внезапно изменился.
Благодаря ее серьезным занятиям дзадзэн деятельность ее первого нэн переместилась в измерение чистого существования. В такой момент человек оказывается насыщенным внутренним давлением, требующим освобождения. Бессознательно отвечая на эту потребность, она вынула платок и высморкалась; это произошло как раз в ту секунду, когда ее существо было потрясено резким толчком. Одновременно, как бы вследствие этого толчка, с ее ума упала завеса, и вся сцена переменилась.
В момент кэнсе инициативу захватывает интуитивно активизированное ощущение. В этом случае необходимый импульс был дан стимулированием слизистой оболочки ноздрей. Хотя мир перед девушкой был тем же самым старым миром, его видение претерпело полную перемену. Некоторое время она стояла в немом изумлении, глядя во все глаза на открывающееся ей заново зрелище, затем она почувствовала эмоциональную полноту, совершенно отличную от всего, что она до тех пор пережила, - как будто внутри нее забил неописуемо чистый источник и затопил все ее существо. Это был бесконечный поток, глубокий и полный, взрыв огромного наслаждения, о котором мы так много слышим. Впервые она почувствовала, что переживает кэнсе. Однако она не знала, что именно заставило ее пережить его. Она осознала только струю великого счастья, которая лилась сквозь все ее существо, сквозь тело, вызывая чувство очищения. Кэнсе начинается с очищения внешнего чувства, которое до сих пор бездействовало, покрывалось плесенью или искажалось в силу рассмотренных нами выше причин. Деревья, трава, столб ворот, через которые девушка проходила во внутренний двор, беспорядочно уложенные ступени из вулканической породы, ярко розовые светы имбиря, белый песок сада камней - все сохраняло свою индивидуальность и форму, цвет и характер, все было замечательно свежим и новым.
До этой минуты она и мир оставались чужими друг другу. Сознание, руководимое ее вековым, привычным способом смотреть на вещи, говорило ей, что они - это они, она - это она, и нет никакого взаимного психического общения. Однако теперь все наслаждалось свободным общением, пребывая в гармоничном единстве.
Может быть, поучительно сравнить описанное нами только что переживание с тем, которое живо рассказано Прустом в его знаменитом месте из «В направлении к Свану» «Я поднес к губам ложку с чаем, в котором смочил кусочек пирожного. Как только теплая жидкость с крошками пирожного коснулась моего неба, по всему телу пробежала дрожь, и я остановился, поглощенный происходившими во мне необыкновенными переменами. Чрезвычайное удовольствие затопило мои ощущения, но это удовольствие было индивидуальным, отдельным, без всяких признаков своего происхождения. И в одно мгновение мне стали безразличны все превратности судьбы - ее безвредные несчастья, ее иллюзорная недолговечность. Это новое ощущение оказало на меня такое же действие, какое оказывает любовь; оно наполнило меня драгоценным эликсиром, вернее этот эликсир был не во мне - я сам был им. Теперь я перестал чувствовать себя посредственным, случайным, смертным существом».
Можно найти сопоставимые места как у Пруста, так и у других писателей. Несомненно, существует сходство между кэнсе и ощущением единства с внешними видами и звуками, которое столь часто описывается и в самом деле переживается многими людьми в соответствующих условиях. Однако имеются и важные различия. Обычно людям не хватает чего-то такого, что связано с подготовительной тренировкой или развитием, так что им не удается полностью понять или охватить переживание, и оно имеет наклонность оставаться преходящим и неуловимым. Мы можем увидеть это в другом отрывке из Пруста:
«Мы спустились к Юдимениллю; неожиданно меня ошеломило то глубокое счастье, которое я изредка чувствовал после Комбрэ; счастье, аналогичное тому, которое, среди прочего, дали мне колокольни Шартэнвилля; но на этот раз оно оставалось неполным. Я стоял немного позади крутого обрыва, по которому мы шли; и я увидел три дерева, вероятно, указывавшие на вход в тенистую аллею; они образовали какой-то узор, на который я смотрел теперь уже не в первый раз; мне не удалось воссоздать место, откуда они были, так сказать, вырваны; но чувствовал, что когда-то они были мне знакомы...
Я смотрел на эти три дерева; я мог ясно их видеть, однако мой ум чувствовал, что они скрывают в себе что-то для него недоступное, как это бывает, когда вещи расположены таким образом, что мы не в состоянии до них дотянуться, так что, вытянув руки и пальцы во всю длину, мы можем только на мгновенье коснуться их наружной поверхности, и нам не за что ухватиться... Или я действительно никогда не видел их раньше? Или они скрывались под своей поверхностью, как деревья, как листья травы, которую я видел на дороге в Германт, какой-то особый смысл, столь же темный и трудный для понимания, как и далекое прошлое, так что в то время, когда они молили меня, чтобы я усвоил какую-то новую идею, я вообразил, что мне необходимо установить нечто в своей памяти? Или опять-таки, может быть, они не содержат в себе никакой скрытой мысли, а просто мое напряженное зрение заставило меня видеть их двойными во времени, как иногда человек видит вещи двойными в пространстве? Я не мог ответить на эти вопросы. Однако они приходили ко мне все время: может быть, это было какое-то баснословное привидение, кольцо ведьм или норы, которые посылали мне своих оракулов. Я скорее склонен был поверить, что это были признаки прошлого, дорогие сотоварищи моего детства, исчезнувшие друзья, которые вызывали в памяти наши общие воспоминания. Подобно духам, они, казалось, молили меня взять их с собой, вернуть к жизни. В их простой, страстной жестикуляции я мог различить беспомощную тоску любимого существа, которое утратило способность речи и чувствует, что никогда не сумеет сказать нам то, что ему хочется сказать, то, что мы никогда не сможем угадать. И вот мой экипаж оставил их на перекрестке. Он уносил меня от того, что я считал единственно истинным, что сделало бы меня по-настоящему счастливым; это было подобно самой моей жизни.