Но вернемся к моей истории: гонг ко второму завтраку продолжал звонить, как будто его привели в движение качающиеся фонарики. Я встал на ноги и, все еще как во сне, медленно зашагал, подобно человеку, выздоравливающему после долгой болезни. Я подошел к крытому проходу, который соединял святилище с главным зданием, пересек похожий на мостик переход и вошел в главный зал. Все безмолвствовало,~в зале не было ни души, потому что люди ушли в столовую. Внутренняя часть зала была погружена во мрак, и я мог видеть черное и блестящее седалище Будды. Из-за расшитого занавеса виднелись золотые цветы лотоса. На постаменте лицом к югу стояло изображение Пиндолы. Как бы привлеченный им, я подошел ближе и стал напротив. Оглянувшись в сторону храмовых ворот, я увидел там двух паломников, оба лежали, опустив головы на каменное основание столба. Пиндола также смотрел на них. Они находились, пожалуй, шагах в ста от портика, где стоял я. Широкий и сухой фундамент храма сверкал в полуденном свете, и фигуры паломников живо и рельефно были очерчены на нем, как на экране. Они казались отцом и сыном.
«Эти отец и сын - прокаженные», - отчетливо произнес Пиндола прямо в мое ухо, как будто пытаясь убедить меня в правоте своих слов. Дело происходило пятьдесят лет назад, к тому времени все больные проказой были помещены в лечебницы, откуда не разрешалось свободно выходить. Но десятилетием раньше, когда я был очень молод, их еще можно было встретить: надеясь исцелиться от своей ужасной болезни, они стали паломниками; у некоторых больных проваливались носы, вытекали глаза, и вид их не мог не волновать. Воспоминания об этом, должно быть, в данном случае всплыли в моем уме. Сознание часто устраивает самому себе подобные представления.
«Что ты сейчас чувствуешь? - продолжал тот же голос. - Это прокаженные. Если ты в самом деле просветлен, ты должен выработать в себе сердце Бодхисаттвы Каннон. Ты должен подойти прямо к отцу и сыну, быть добрым к ним, искренне утешить их. Подобно императрице Коме, ты можешь ртом отсосать гной язв, Способен ли ты на это?»
Именно для того, чтобы задать мне такой вопрос, голос сообщил мне сперва, что эти двое - прокаженные. В подобных случаях сознание обращается к самому себе, как чуждый голос. Здесь нет ничего необыкновенного, каждый знает аналогичные случаи, например, из своих сновидений, как это обстоятельно установил Фрейд. Когда голос спросил меня, могу ли я сделать то, что сделала императрица Коме, мой ум заколебался вопреки мне самому и я бессознательно отшатнулся. Вместе с тем я явственно ощущал, что все происходит внутри меня самого. Это было мгновенным предательством самого себя, которое я не мог отрицать. «Тогда ты не просветлен?» - спросил голос. Я мог только склонить голову и сказать: «Нет, господин, не просветлен».
Естественно, я был уверен, что если только я достигну кэнсе, тайна вселенной, проблема жизни и смерти будет решена раз и навсегда в одно мгновение. Отсеките эту руку! Отрубите ноги! Если даже в такой момент будет отнята самая моя жизнь, я не опечалюсь, потому что я узнал тайну! Откуда я появился, куда пойду, истинная природа реальности, вечная жизнь и все остальное - все это можно будет понять так же ясно, как картину. Так я представлял себе все дело. Однако в тот момент мне ничто не было ясным. В самой глубине души я смутно чувствовал, что «все осталось неясным». А потому и появилось это мучительное переживание, происходил как бы перекрестный допрос, обвинитель вел предварительное расследование. Оба - и обвинитель, и обвиняемый - были продуктами моего собственного сознания.
Некоторые психически больные люди жалуются на то, что находят внутри себя двух субъектов. Сознание течет, образуя континуум предыдущего нэн, сменяемого последующим, и в том факте, что первый задаст вопрос, а второй отвечает, нет ничего таинственного. В этой связи о больном психическим расстройством можно сказать, что он обладает более высокой и острой чувствительностью, чем обычный человек. В обычном уме неколебимо господствует привычный способ мышления, который приспосабливает впечатления каждого момента к структуре своего познания, чтобы стабилизировать свое постоянное индивидуальное «я».
В моем переживании в портике (когда логика на время перестала действовать) в глубинной части моего ума, говорил голос: «Хотя ты начинаешь думать, что получил кэнсе, фактически ты ничего не знаешь».
Но что бы там ни было, как иначе мог я объяснить то импульсивное, радостное чувство, которое било ключом внутри меня? Пусть обвинитель и защитники говорят все, что им угодно, душа моя была полна радости. Я отдавался этому чувству охотно, не размышляя. Все, что я видел, производило на меня яркое впечатление. Паломники шли в храм, можно было видеть, как они поднимаются в помещение, где им давали амулеты. Люди молча шли под палящим солнцем. Священнослужитель ставил на амулет печать храма. Все было спокойно. Холмы, густо поросшие лесом, высившиеся за храмом, и далекое пение цикад создавали впечатление полной тишины. Паломники брались за свои посохи и уходили. Это было необычайное зрелище, которое, подобно некоторым кинофильмам, виденным мною в детстве, произвело на меня неизгладимое впечатление.
Днем один молодой человек пригласил меня пойти искупаться. Измученной жертве страха смерти, какой был я, мысль о купании в море внезапно показалась привлекательной, и мы немедленно отправились. Я оставался в море что-то около часа. Когда пришло время возвращаться, я обнаружил, что кристально чистое и радостное чувство, наполнявшее меня до этого момента, полностью исчезло - как будто мое тело потихоньку подменили и оно стало затхлым, грязным, похожим на джутовый мешок. Никогда в жизни я не чувствовал так ясно, какая разница существует между чистотой тела и находящейся бок-о-бок с ним его посредственностью; побранив себя, я сказал, что заслуженно наказан, потому что спутал игру с серьезным занятием дзадзен.
Электронная библиотека - http://ki-moscow.narod.ru - неПУТЬёвый сайт Вишнякова Андрея
Некоторым читателям эта идея чистоты тела и его отличия от рутинной посредственности покажется нелепой, но если вы переживете кэнсе, вы поймете, что я имею в виду. Невозможно просто объяснить, что такое чистота и что такое посредственность; но и то, и другое - ощутимые состояния, действительно переживаемые телом. В тот момент я отчетливо чувствовал заурядность своего тела. Неземной, чистый восторг, существовавший час назад, исчез, не оставив никаких следов, и раскаиваться было бесполезно.
Гораздо позже я пришел к пониманию того факта, что чувство радости и чистоты тела было продуктом интуитивного действия первого нэн. Каким глубоким оно было! Вам необходимо просто пережить его! Однако пока я качался на волнах, его глубина и свежесть рассеялись. Я вернулся в храм полным сожаления. После лекции роси и ужина началась вечерняя практика дзадзэн. С нетерпением ожидая ее начала, я старался воскресить воспоминание об утреннем радостном чувстве.
В конце концов, все это было не более чем умением правильно обращаться с дыханием, кожей и животом. Пережив такое состояние однажды, вы сможете довольно легко найти путь к его повторению. Первоначальный неглубокий вдох, а затем тихий мягкий выдох, полный чистой эмоции, - этот вид дыхания появляется естественно, когда вы полны внутреннего вдохновения. Я уже достаточно подробно останавливался на этих процессах, но, пожалуй, меня можно будет извинить за то, что я повторяю здесь некоторые пункты. Если, сидя в позе для дзадзэн, вы будете удерживать свое дыхание в пределах дыхательного горизонта и почти остановите все движения дыхательных мускулов, ваше тело окажется приведенным к неподвижности. И когда вы выдвинете вперед живот, а ягодицы отставите назад, плечи опустятся, их напряжение ослабеет. Если же расслабятся плечи, вслед за ними расслабятся все мускулы верхней части туловища. Они окажутся в состоянии умеренного или незначительного напряжения. Подобно тому как для автомобиля или самолета существует оптимальная скорость, так и мускулы могут принять предпочтительное состояние уравновешенного напряжения; именно это мы называем спокойным напряжением.
Чувство нашего телесного существования поддерживается различными импульсами, возникающими в коже и мышцах. При отсутствии этой стимуляции исчезнет ощущение существования тела. Иными словами, если во время дзадзэн вы постараетесь держать тело неподвижным, ваше дыхание самопроизвольно станет задержанным. Затем появится некоторое ощущение покоя и умиротворения сначала вокруг наиболее чувствительных частей тела: в районе лба, щек, ушей, рук и кистей, далее оно распространится на грудь и спину. После небольшой практики вы скоро заметите особую, как бы музыкальную вибрацию, напоминающую дрожь, которая сопровождается ощущением покоя. Это состояние можно назвать усыплением кожи, из него естественно возникает чувство отключенности. Оба чувства - чувство покоя и чувство отключенности - тесно связаны друг с другом, они отделены одно от другого лишь на волос. Кожа обладает своими собственными эмоциями, она играет роль губ всего тела, тогда как брюшные внутренности представляют собой вместилище духа. Таким образом, кожа эмоционально отражает внутреннее состояние мускулатуры и органов брюшной полости. В то время, о котором я пишу, конечно, мне все это было недостаточно хорошо известно и я мог лишь смутно об этом догадываться. Я сосредоточился на своем утреннем переживании и постарался еще раз оживить его. В конце концов мне удалось восстановить это радостное чувство.
Дзэнская литература говорит нам, что чувство радости, которое сопровождает кэнсе, длится не менее трех дней. Сказать по правде, я хотел привести себя в соответствие с традиционным образцом. Когда я видел, что радость слабеет, я пользовался своими дыхательными приемами, чтобы оживить ее. В течение приблизительно трех дней дела шли хорошо, как я и надеялся. Но постепенно сильное внутреннее напряжение истощилось, и я почувствовал, что поддерживаю его искусственно. Я ощущал возросшую нагрузку на сердце, как это бывает, когда мы пытаемся насильно пробудить в себе эмоции. «Довольно мелких фокусов!» .- подумал я - и решил сделать новый шаг и предпринять новое наступление на абсолютное самадхи. Таким образом моя трудная практика в дзадзэн возобновилась. Иногда я обнаруживал, что как будто приближаюсь к абсолютному самадхи, а иногда видел, что мне препятствуют блуждающие мысли. Дело казалось нелегким; выяснилось, что, будучи юношей с чрезвычайно активным сознанием, мне трудно вновь обрести тот мир, в котором я жил ребенком.