Для того чтобы выяснить, почему «современный консерватизм» Появился так поздно, нужно изучить различные исторические и общественные факты и факторы, в связи с которыми сложились условия, необходимые для его развития. Следующие факторы, в том случае, если они выступают одновременно создают, как я полагаю, необходимые исторические и общественные условия для возникновения консерватизма.
1. Уклад историко-общественных сил должен перестать быть статичным. Он должен стать динамичным процессом направленных изменений. Отдельные события должны во все большей степени указывать в каждой сфере на ключевые проблемы развития общественной ткани. Сначала это будет происходить непроизвольно, позднее станет сознательным и добровольным действием, а осознанность роли отдельных составляющих в развитии целого будет расти. Число изолированных самодостаточных общественных единиц, существовавших прежде, также соответственно уменьшится. Самое обыденное действие, сколь бы маловажным оно ни было, теперь влияет на общий процесс развития, ускоряя или сдерживая21 его. Tаким образом, можно будет все яснее и легче описывать события и позиции в категориях их функций в развитии общества как целого.
Короче говоря, развитие и распространение консерватизма как явления, отличного от обычного традиционализма, зависят в конечном счете от динамичного характера современного мира (основой этой динамики является социальная дифференциация). Они зависят также от факта, что такая социальная дифференциация направляет человеческую мысль и подталкивает ее к развитию, соответствующему этой дифференциации; и наконец, от факта, что основные цели разных социальных групп не только кристаллизуют идеи, приводя благодаря им в действие действительные изменения в мышлении, но и приводят к созданию антагонистических «Weltanschauungen» и различных антагонистических стилей мышления. Одним словом, традиционализм может стать консерватизмом только в таком обществе, где происходит изменение через классовый конфликт, то есть в классовом обществе. Таков социологический фон современного консерватизма.
3. Морфология консервативной мысли
Консерватизм можно изучать с двух точек зрения. Мы можем считать его относительно самостоятельным и вполне развитым плодом эволюционных процессов либо акцентировать его динамический аспект и исследовать генетический процесс, ведущий к появлению этого плода.
Мы должны применить оба подхода. Однако в данный момент мы намерены дать общую описательную характеристику стиля мышления, лежащего в основе немецкого консерватизма, так что условимся сразу, что за ним стоит историческое развитие, и приглядимся к конечному результату. Историческое развитие будет предметом следующей главы, а такой исторический анализ нельзя начать, не исследовав определенные основополагающие факторы, поскольку они предопределяют характер процесса.
Нашей первой задачей, которой мы сейчас займемся, будет, таким образом, относительно недифференцированное описание немецкой консервативной мысли начала XIX века. Мы сделаем это в два этапа. Во-первых, мы должны заняться неартикулированным групповым опытом, дающим основополагающий мотив, из которого вырастает стиль мышления. Затем мы сможем заняться вполне артикулированными политическими тезисами, выражающими консервативный стиль мышления, и пробовать выявить ключевую проблему, дающую стилю мышления его теоретическую цельность, определяющую его развитие и позволяющую его интерпретировать.
1. Основополагающий мотив консервативной мысли
Нельзя обойтись без такого анализа стиля мышления, который отсылает к основополагающему мотиву, поскольку только таким образом мы можем обезопасить себя от арбитральных конструкций, лишенных оснований в действительности. Мы должны, насколько возможно, строго придерживаться аутентичных проявлений мыслительных тенденций, которые исследуем. Это внутреннее ядро, этот источник движения в самом сердце консервативной мысли, несомненно, связан с чем-то, что мы назвали традиционализмом.
В определенном смысле консерватизм вырос из традиционализма: в сущности это прежде всего сознательный традиционализм. Тем не менее это не синонимы, поскольку традиционализм проявляет специфически консервативные черты только тогда, когда становится выражением определенного, цельно и последовательно реализованного способа жизни и мышления, формирующегося с самого начала в оппозиции к революционным позициям, и когда он функционирует как таковой, как относительно автономное движение в рамках общественного процесса.
Одна из наиболее характерных черт этого консервативного способа жизни и мышления - стремление придерживаться того, что непосредственно дано, действительно и конкретно. В результате мы получаем совершенно новое, очень выразительное ощущение конкретности, отражаемое в использовании определения «конкретность» с антиреволюционным подтекстом23 . Переживать и мыслить «конкретно» означает теперь стремление ограничить собственную деятельность непосредственным окружением, в котором мы находимся, и безусловное отвержение всего, что попахивает спекуляцией или гипотезой.
Неромантический консерватизм всегда исходит из конкретного случая и никогда не выходит за горизонт, очерченный конкретным окружением. Он занимается непосредственной деятельностью, изменением конкретных частностей и в результате не дает себе труда заняться структурой мира, в котором живет. С другой стороны, всякая прогрессивная деятельность пользуется сознанием того, что возможно. Она выходит за рамки непосредственной действительности и обращается к возможности систематических изменений, которые в ней содержатся. Она бежит от конкретности не потому, что хотела бы заменить ее другой конкретностью, но потому, что стремится к созданию иной системной исходной точки для дальнейшего развития.
Консервативный реформизм основывается на замене одних единичных факторов другими единичными факторами («улучшении»)24. Прогрессистский реформизм стремится к устранению неудобного факта путем реформы всего окружающего мира, который делает возможным существование этого факта. Таким образом, прогрессистский реформизм стремится к изменению системы как целого, в то время как консервативный реформизм занимается отдельными деталями.
Консерватор мыслит в категориях системы, представляющей собой только реакцию, - либо вынужденный создавать собственную систему, чтобы противостоять прогрессистам, либо тогда, когда развитие событий лишает его всякого влияния на современность, так что он должен пытаться повернуть вспять колесо истории, чтобы вновь обрести возможность влиять на события.
Этот контраст между мыслью консервативной и абстрактной, которая является одним из способов переживания окружающего мира и только затем становится чертой мысли как таковой, вместе с фактом, что для их современных форм послужил опорой разный политический опыт, вот ключевой пример стилей переживания, которые могут дождаться общественного применения, функционализации.
Появление современного общества зависит во многом от того, приносятся ли в жертву целые классы ради дезинтеграции существующей общественной структуры. Такое мышление неизбежно должно быть абстрактным - оно питается потенциальными возможностями. Таким же образом мышление и переживания тех, кто стремится сохранить статус-кво и ослабить прогресс, неизбежно оказываются конкретными и не могут вырваться за рамки существующей общественной структуры.
Специфическая природа консервативной конкретности нигде, пожалуй, не проявляется так явно, как в понятии собственности, отличающемся от обычного современного буржуазного понимания этого явления. Здесь стоит упомянуть эссе Мёзера, в котором он прослеживает постепенное исчезновение старого отношения к собственности и сравнивает его с современным пониманием собственности, которое уже начало оказывать влияние на его эпоху. В очерке «Von derr echfen Eigentum»25 он показывает, что прежняя «настоящая собственность» была связана с собственником совершенно иначе, чем теперь. Тогда существовала особенно живая, взаимная связь между собственностью и ее хозяином. Собственность в старом, «настоящем» смысле давала хозяину определенные привилегии - например, право голоса в государственных делах, право охоты, право войти в число присяжных. Она была тесно связана с его личной честью, и в определенном смысле ее нельзя было утратить. Когда собственник, например, менялся, право охоты к нему не переходило, а сохранение за старым хозяином права охоты явно свидетельствовало, что новый хозяин - ненастоящий. Также потомственный дворянин, покупая имение у неродовитого человека, не мог, однако, перенести на него «настоящей» собственности только на том основании, что он сам принадлежал старому дворянству. Существовала, таким образом, непереходящая, взаимная связь между конкретным имением и конкретным собственником.