Смекни!
smekni.com

Нормы уголовного права по Соборному Уложению 1649 г (стр. 5 из 6)

Краткосрочное заключение было инструментом целенаправленной внутренней политики государства в союзе с церковью. В таком же значении выступает лишение свободы и за другие преступления. От одного до трех месяцев тюрьмы получал виновный в нанесении побоев, надругательстве над личностью, бесчестье. Таким образом имеются здесь некоторые отличия от грубой целевой направленности телесных наказаний с их откровенно болевым воздействием, и от штрафов, имевших целью экономическое неблагополучие личности[39].

Такой теоретический подход не случаен. В самом общем плане можно выделить применение лишения свободы в отношении двух категорий правонарушителей. В гл. XXI Уложения о разбойных и татиных делах имеется в виду профессиональная преступность. Вторую категорию составляют не профессиональные нарушители различной степени опасности. Им предоставлялась, так сказать, возможность «поразмышлять» во временной изоляции. В первом случае цели более прагматические: государство стремилось лишить виновного всех материальных благ (отдать истцам «животы»), соединяя тюремное заключение с кнутом. Хотя и здесь сроки заключения (два-три года) играли роль в целенаправленном воздействии на личность. После отбытия наказания бывшие преступники ссылались с соответствующими документами в «украинные города».

Отправляя в ссылку эту категорию преступников, государство признавало нецелесообразность их содержания в праздном бездействии. Заключенные этого типа должны были «отрабатывать» свое содержание в тюрьме — их посылали «в кандалах работать на всякие изделья». Используя труд заключенных, государство как бы брало на себя бремя их кормления и материального содержания. И не случайно Уложение закрепляет строительство тюрем как государственную обязанность: «тюрьмы на Москве строить из Разбойного приказу Государевою казною». Но признав тюрьмы общегосударственным элементом борьбы с преступностью, власти использовали и старую практику, возлагая бремя расходов на строительство и дополнительную охрану на местах (содержание сторожей, палачей, целовальников и т.д.) на все податные сословия — посады и крестьян всех категорий. Правда, закон предписывал лишних денег не брать и убытков не чинить. Уголовная ответственность этого охранного штата на местах за плохое исполнение обязанностей была весьма суровой. Карались даже случайные побеги (весьма, возможно, частые). Вменялись в обязанность частые осмотры тюрем, дабы они «были крепки». Таким образом, в Уложении отразился процесс окончания формирования государственной системы мест лишения свободы московского периода. Оно закрепило подчинение центру и принудительную обязанность на местах исполнять функции надзора по указаниям свыше.

На применение заключения к непрофессиональным преступникам особенно влияла религия. Сроки, как правило, были небольшие. Предусматривалось заключение далеко не за все правонарушения, поскольку в московский период идея влияния заключения на духовный мир узника имела достаточно ясные цели. В гл. ХVII о преступлениях ратных людей упоминаются и смертная казнь, и штрафы, и телесные наказания, и конфискации, но лишение свободы предусмотрено только в ст. 16 за самовольный отпуск людей со службы сотенными головами. И это логично: ведь воинские чины нужны были именно на службе, нужно было их постоянное и реальное присутствие. Незачем было бросать их в тюрьму в ущерб служебной деятельности.

Едва ли не самым важным является то, что лишение свободы почти не применяется в Уложении за преступления против собственности (за исключением «лихих» и разбойных дел и кражи, караемых по статьям гл. XXI, в которых за основу юридической конструкции берется не имущественное посягательство, а деятельность специального субъекта). В тех случаях, когда речь идет о нарушениях интересов собственника вне связи с профессиональной преступностью, тюремное заключение практически не имеет места. Исключение — ст. 231 гл. Х, где назначается всего неделя тюрьмы (после телесных наказаний) за нарушение межи. Но в ней лишь повторяется давняя традиция русского права. В конструкции статей о посягательстве на собственность доминирует стремление государства удовлетворить интересы собственника путем штрафов и возмещения убытков, тюрьма дает в этом отношении мало пользы. Пожалуй, наиболее отчетливо целевое значение заключения раскрывается в широком применении его за посягательство на интересы государства. Именно здесь превалирует принудительное воздействие на личность путем изоляции[40].

В главе о церковных преступлениях дважды предусмотрено месячное лишение свободы — за нанесение побоев в церкви и словесные оскорбления (после торговой казни в первом случае и бесчестья во втором). Очевидно, такой срок считается достаточным для осознания виновным запрета нарушений церковной дисциплины. Это и есть конкретное проявление влияния религиозной идеологии. Когда же речь шла о светском интересе, например, о запрете на подачу в церкви челобитных, срок заключения был менее определенным — «как государь укажет» Терминология Уложения показывает, что на первом месте стоит не позорящее значение тюрьмы, а ее «исправительная» роль. Отдается предпочтение выражению «посадить в тюрьму», а не «кинуть». Совершенно не случайно несколько позднее заключение за религиозные преступления часто назначалось до раскаяния виновных, пока они не обратятся на «путь истинный». Такой же подход прослеживается в кодексе при применении тюрьмы за бесчестье церковных чинов[41].

В главе о посягательстве на государя и его интересы цели лишения свободы ясно не прослеживаются. Отчасти это происходит потому, что совершивший такое опасное преступление безразличен государству как личность, здесь доминирует смертная казнь. Однако как только законодатель обращается к менее опасной противогосударственной деятельности, он применяет краткосрочное заключение достаточно широко. Нарушивший порядок на государевом дворе, лишался свободы на неделю, две, месяце. Широко применяется этот вид кары за преступления против судебной деятельности: за взятку «под судью» — до «государева указа» (вместе с кнутом), за ложные челобитья и нарушение правил их подачи, за ложь и оговоры в суде, брань, побои в суде и т.д. Сроки заключения, как правило, незначительные. Применение санкций с лишением свободы до одного месяца обнажает стремление государства достичь конечных целей без серьезных отрицательных последствий для нарушителя и отчасти представлено как мера административно-принудительная. После ее применения лицо должно было с большим уважением относиться к велениям власти и суда. «Соседство» тюрьмы с телесными наказаниями не меняет сути дела. Последние были в тот период весьма обыденными и до некоторой степени «безнадежными»: к кнуту прибегали часто и желаемых целей в общем не достигали. В середине XVII в. государство до некоторой степени "запуталось" в применении репрессии и практиковало уголовно-правовое лавирование. Последнее создавало ситуацию, в которой все виды наказаний, в том числе и заключение, отражали две тенденции — либеральную и репрессивную, в связи с чем возникала двойственность и некоторая нечеткость их юридической фиксации[42].


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной курсовой работе мы рассмотрели нормы уголовного права по Соборному Уложению 1649 г.”

Рассмотрев первую главу нашей работы можно сказать, что отношение к смертной казни в Уложении выглядит более мягким, чем это принято считать в литературе. В то же время Уложение представляет собой последнюю попытку сохранить уголовное право в рамках идеологии Московского периода. После его издания последовал религиозный раскол и вооруженные движения низов второй половины XVII столетия. Религиозно-идеологические основы карательной доктрины Московской Руси были подготовлены к разрушению в петровских преобразованиях.

В исследованиях по истории XVII столетия довольно часто встречаются ссылки на сочинение Адама Олеария. Он побывал в России в середине 30-х годов XVII в. Его сочинение о России — самая крупная и многоплановая книга о московском периоде — содержит колоссальную информацию. Первое издание труда было в 1647 г. В смысле историковедческом сочинение Олеария — явление довольно сложное, поскольку часть сведение он берет из «вторых рук» (у Герберштейна, Петрея, Бера и т. д.). Однако применительно к уголовному праву специальный анализ такого рода не требуется.

Проведенный во второй главе анализ телесных наказаний в Уложении 1649 г. и проблемы устранения и целесообразности уголовных кар показывает, что в XV-XVII вв. они расширялись. В их распространении играли свою роль и элементы устрашения. Однако оно не было доминирующим фактором уголовных кар. Нужно обязательно учитывать, что преувеличенное значение устрашения, сложившееся в современной науке, связано с недоучетом психологических моментов. То, что представляется устрашением современному исследователю, не всегда было таковым для средневекового сознания, обладавшего иным категориальным аппаратом ценностных понятий. Не менее важными были в то время такие принципы уголовных наказаний, как их целесообразность, направленность на изменение духовного склада личности, предупреждение новых преступных акций и т.д. Для России особенно важно то, что применение телесных наказаний было тесно связано с государственной идеологией, с желанием заставить личность служить власти, сохранив ее как общественно полезную единицу. Именно потому членовредительство так и не развилось в России, имело ограниченную сферу применения. Не изуверство доминировало в праве, а болевые наказания, более всего способные обеспечить подчинение личности государственным интересам.