Христианство, вышедшее из среды иудейской культуры, полностью восприняло идею Бога трансцендентного, с которым у мира нет ничего общего. Ориген осознал себя созерцателем Бога за пределами этого мира и пытался проиллюстрировать этот тезис средствами, предоставленными античной философией. Вместе с тем, пристально вглядываясь в глубины собственной души, Ориген обнаружил неповторимость, уникальность и неисчерпаемость личности.
Но увидев такую личность в себе, он понял, в чём заключается личность божественная. Вместо безличного абсолюта, в качестве которого выступал "божественный строй" вещей, теперь речь идёт о божественной духовной личности, отношения с которой задают совершенно новое содержание и форму человеческой действительности, человеческому бытованию в мире, то есть новой человеческой культуре.
При оценке Оригена многие исследователи выбирают не совсем подходящую точку зрения. Его провозглашают философом и обвиняют в нагромождении не поддающихся согласованию допущений. Между тем Ориген - только религиозный мыслитель. Он хорошо знал греческую философию, многое из неё заимствовал; но в его системе она играет декоративную роль и обслуживает первостепенные интересы сотериологии. Она даёт ему не столько принципы и метод, сколько настроение, благородное дерзновение, святую свободу, которая позволяла ему не быть слугой упрощённого понимания христианства, выраставшего на фоне некультурности основной массы верующих. Его построения иногда разительно перекликаются с Эннеадами, но, взятые из общей сокровищницы эпохи, они несут у Оригена совершенно иную службу, нежели у Плотина. Вместе с тем, несмотря на то, что распорядителем мыслей Оригена является религия, его систему столь же мало можно назвать схоластикой, как и философемы Филона или Плотина. Точнее систему Оригена можно определить как исправленный, почти воцерковленный гнозис.
Конечно, Оригена в строгом смысле нельзя назвать философом, но это не означает, что у него не было философии, то есть своей философии, в том смысле, в каком можно понимать этот термин применительно к христианству. Вместе с тем, его философия не сводится к заимствованию идей из античных философских систем, речь идёт о культурном взаимодействии. Поскольку философия, прежде всего, рефлексия своего места в мире. К философии Ориген пришёл через богословие, через решение его проблем. Он никогда не приходил к христианству в том смысле как то, например, случилось с Климентом, Иустином и другими апологетами-философами: он родился уже в ревностной христианской семье. Период неофитов от философии в его лице закончился. Это определило стиль и содержание его произведений, его подход к философии как вспомогательному фактору в раскрытии христианского вероучения.
А поскольку речь идёт об основаниях, следует поговорить о том, что почему и для чего положено в основу. Значит, нужно будет посмотреть на Оригена не как на изолированного мыслителя, но вскрыть его источниковую базу, то контекстуальное пространство, в котором он сформировал свои идеи.
Говоря о теологических и метафизических основаниях мировоззрения Оригена, следует вести речь, таким образом, о синтезе теологии и метафизики как специфической черте интеллектуальной интуиции Оригена, а вместе с ним и христианской культуры.
Культуру невозможно создать, если в качестве культуры не рассматривается то пространство мысли, в котором живёт конкретный человек. Сектант никогда не признаёт государство как существенную форму человеческой культуры. Посмотрим на отношение к Государству Оригена.
Если говорить об Оригене как человеке своей эпохи, нельзя не сказать несколько слов об его отношении к государству, культуру которого он воспринимал.
Рассмотрим некоторые положения из книги Оригена Против Цельса. Начало драматическое. Цельс упрекает христиан в том, что у них бывают тайные собрания. То, что общественно и хорошо, должно быть публичным. Как отвечает Ориген? Он допускает и принцип и факт. Но, прибавляет он, бывают исключения, например, в борьбе с тиранией. А так как мы боремся за истину в мире, где тираном господствует дьявол, нужны и тайные собрания. Все в то время, конечно, знали, что тайные собрания нужны были из-за нередко вспыхивающих преследований. Ориген говорит именно об этом, но не называя фактов.
Римская же империя из-за этого для Оригена не становится царством зла. Она даже несёт важную историческую службу. Цельс находит, что солнце, освящая всех, сначала показывает себя. Так и должен был бы поступить Сын Божий. Так и было сделано. Ориген отмечает: Бог, когда хотел, чтобы народы были готовы принимать его учение, предусмотрел, чтобы они все были под одним Римским Императором. А то, если бы было больше царей и отделённых друг от друга народов, то апостолам было бы гораздо труднее выполнять завет Иисуса, сказавшего: “идите, научите все народы”14
. Касаясь военной службы, Ориген отвечает, что и у язычников освобождаются от военной службы священники и другие люди, о которых хотят, чтобы кровью они не пачкали руки. Такие люди полезны своими молитвами. Так и мы, продолжает Ориген, молимся за императоров и всех начальствующих. И это полезнее, чем если бы мы служили оружием и убивали людей. Говоря о гражданской службе, Ориген не хочет, чтобы христиане пребывали на официальных постах, но не потому, что это нехорошо в принципе, а потому, что, как говорит Ориген, “властолюбивых мы отвергаем, а способные к управлению и неохотно правящие нам самим нужны для руководства Церковью”15.
Против традиционалистов Ориген утверждает, что законы государства только тогда хороши, когда соответствуют воле Божией.
Климент и Ориген стоят в самых истоках идейного течения христианской мистики. Ориген выдвигает такое начало внутренней жизни как христианская любовь и понимает обожение как воображение Христа в душе16
Ориген - один из наиболее глубоких христианских богословов, который опирался именно на платонизм в его рождавшейся тогда неоплатонической форме. 17Ведь мировоззрение Плотина - отражение запросов тогдашней культуры, которую так хорошо понимал Ориген.
Именно на запросы того времени отвечал Ориген в своем учении о свободе, ставшем стержнем христианской культуры. Исходным пунктом мировоззрения Оригена, который помогает лучше понять приведённые принципы Оригена, является учение о противоположности между духом и материей. Мир - место низложения духа, по своём падении принявшего чуждую своей сущности оболочку тела. Жизнь человека в этом мире - томление материализовавшегося духа в чужеземном плену по своему отечеству. В своём стремлении к чисто-духовной жизни человек прежде всего должен отрешиться от чувственно-материальной стороны бытия. Отсюда необходимость мироотречения, аскетическое самоумервщление и кафартический характер этики Оригена. Именно здесь Ориген предполагает участие человеческой свободы, воспринимающей божественную благодать. Но аскетизм и необходимость, так сказать, дематериализация духа - только условия восхождения души на те идеальные высоты, с которых она некогда ниспала. Началом восхождения служит вера. За верой в первоначальном смысле слова знание, за знанием мудрость, и, наконец, непосредственное созерцание истины. Это созерцание и есть вера в высшем смысле слова, ибо веровать значит непосредственно созерцать Логоса. Здесь Ориген ещё верный ученик Климента. Также несложно узреть здесь то общее видение этической проблематики, которое наиболее резко выражалось гностиками, с учением которых Ориген был хорошо знаком, а также современными ему платониками. Идеал истинного христианина представляется ему в образе мудреца-аскета, проводящего жизнь в богопознании и созерцании истины. Его расхождение со всей предшествовавшей мыслью по этому поводу начинается там, где он факты мистической жизни стремится поставить в связь с личностью Христа и этическим учением христианства. Он неохотно употребляет само слово гнозис.
Заключение. Ориген отлично понимал, что сущность христианства заключается отнюдь не в сектантском замкнутом состоянии, но прежде всего предлагает человеку новые критерии оценки реальности; такого рода оценка, становясь суждением о месте человека в мире полагает основания новой культуры. Невозможно было даже сугубо практически вести проповедь христианства не вовлекаясь в перипетии античного умозрения, поскольку миссия предполагает опору на существующие ценностные установки. Именно поэтому христианское религиозное миросозерцание должно было обратиться к восприятию античного культурного наследия.
Само по себе понимание Бога как Трансцендентного существа лежит в основании миросозерцания как иудаизма, так и христианства. Последнее несомненно является преемницей иудейской культуры с точки зрения этого важнейшего критерия. Вместе с тем иудаизм из трансцендентности выводил и абсолютную непознаваемость божества. Но сердце человеческое отнюдь не желает жить под непреодолимым покровом тьмы египетской. Христианство показало новый горизонт возможного в сфере человеческого познания. Трансцендентное, перестав быть синонимом непознаваемого, стало способным обогатить мир человеческих представлений. Осмысление этого понятия задало вообще новую парадигму мышления и отношения к действительности. Таким образом, употребляя слово синтез, автор в первую очередь хочет сказать, что аморфное и неполноценное понятие, идея, лежавшая в основе иудейского мышления, требовалось объяснить, наполнить живым содержанием посредством античной философии. Нужно сказать, что процесс этот шел в иудейском мире со времени первых контактов с эллинистическим миром, особенно в рассеянии. Более того, он давал свои обильные плоды в лице, к примеру, остроумных систем, таких как Филона Александрийского и других. Но эти системы оказались слишком далекими от реальности, они были не способны стать стержнем формирования существенно обновленного мировоззрения. Слишком силен был узконациональный дух избранного народа и слишком слабо понимание человеческой индивидуальности.