Предисловие редактора перевода (стр. 62 из 67)

Андерсон и Боуэр (Anderson a. Bower, 1973) поддерживают точку зрения Пылышина. По их мнению, те следы памяти, которые мы могли бы считать образными, не отличаются от тех, которые мы считаем "чисто вербальными". В созданной ими модели АПЧ все содержащиеся в долговременной памяти сведения могут быть представлены в виде высказыванийабстрактных структур, составленных из связанных между собой понятий. Такая модель дает возможность объяснить наличие в памяти и вербальных, и образных кодов (в соответствии с принятыми нами терминами). То, из чего состоят высказывания (узлы и ассоциации), — достаточно абстрактно и выходит за пределы таких понятий, как "вербальный" или "образный". При помощи высказываний можно описывать сведения как о словах, так и об образах.

Помимо логических возражений против существования в памяти образов есть и экспериментальные данные в пользу единой теории образных и вербальных процессов (т. е. в пользу того, что оба процесса в основе своей сходны — что это не две четко разграниченные формы представления информации). Хотя первоначальные данные Боуэра, касавшиеся заучивания парных ассоциаций и использования образов, лучше согласовались с гипотезой о двух формах кодирования, результаты его последующих работ говорят в пользу единого механизма.

В одном из экспериментов (Bower a. Winzenz, 1970) было обнаружено, что, когда испытуемым в задаче с парными ассоциациями предлагали использовать в качестве посредников предложения, это оказывалось столь же эффективным, как и использование образов. Такие предложения должны связывать между собой элементы пары (как в неоднократно приводившемся примере "собака, едущая на велосипеде"). Еще более удивительно, что если испытуемым иногда предлагают закреплять ассоциации с помощью предложений, а иногда с помощью образов, они плохо помнят, какой из этих методов они применяли (Bower а. о., 1972). Казалось бы, если в одном случае формируются образы, а в другом — предложения, то испытуемые смогут сказать, каким они воспользовались посредником для связывания парных слов. На самом же деле они не в состоянии провести четкое различие между ними. Это заставляет думать, что "образы" ничем не отличаются от того, что возникает при использовании предложений. По мнению Боуэра, предлагают ли испытуемому использовать образы или предложения, его в обоих случаях побуждают к поискам и кодированию осмысленных взаимосвязей между заданными словами. Боуэр полагает, что именно образование смысловых связей, а не какой-то мысленный образ облегчает запоминание парных ассоциаций; потому-то эти два типа опосредования и дают одинаковый эффект.

Уайзмен и Нейссер (Wiseman a. Neisser, 1971) представили другие экспериментальные данные, свидетельствующие о единстве образного и вербального кодирования. Они показывали испытуемым серии так называемых картинок Муни, которые можно получить, убирая часть контуров с изображений различных сцен. Разобраться, что именно изображено на таких картинках, довольно трудно, но иногда все же удается понять их сюжет, несмотря на искажение. Рассматривая картинки, испытуемые пытались разгадать их смысл. Затем проводилась проверка на узнавание, в которой дистракторами служили другие картинки того же типа. При этом Уайзмен и Нейссер установили, что узнавание бывало успешным только в тех случаях, когда испытуемые при первом предъявлении данной картинки давали ей какую-то интерпретацию, а при проверке на узнавание вновь интерпретировали ее таким же образом. В других случаях (когда картинку не удавалось интерпретировать при первом предъявлении или же при проверке) эффективность узнавания была очень низкой. Эти результаты позволяют предполагать, что узнавание основано не на сравнении картинок, предъявляемых при проверке, с хранящимися в памяти образными следами. Для правильного узнавания важно, чтобы испытуемые при проверке интерпретировали картинку так же, как при первом предъявлении. Просто увидеть картинку, идентичную предъявленной ранее, для правильного узнавания недостаточно. Во время 1 проверки испытуемые, по-видимому, не сравнивали подлежащие узнаванию картинки с хранящимися в ДП сценами, не получившими интерпретации; они, очевидно, сопоставляли свои прежние выводы относительно содержания этих картинок со своей текущей интерпретацией. Это говорит в пользу того, что испытуемые сохраняли информацию о результатах проведенного ими анализа данного стимула, а не копию стимула.

Данные, полученные Нелсоном, Метцлером и Ридом (Nelson а. о., 1974), тоже свидетельствуют против идеи о сохранении в ДП детализированных копий картинок. Эти авторы указывают, что подобная идея часто выдвигалась для объяснения поразительной способности испытуемых узнавать картинки, предъявлявшиеся им в прошлом (см., например, Shepard, 1967); иными словами, предполагалось, что превосходство образной памяти над вербальной обусловлено большей детальностью сохраняемой в памяти информации о картинках. А в таком случае узнавание любой детали должно приводить к узнаванию всей картинки, что и дает картинкам преимущество по сравнению с относительно скудной словесной информацией. Для проверки этой гипотезы Нелсон и его сотрудники провели эксперименты, в которых информация об одной и той же сцене была представлена стимулами четырех различных типов (рис. 12.4): одной фразой, рисунком, не содержащим деталей, подробным рисунком и фотографией. Каждому испытуемому предъявляли один из этих четырех стимулов, а затем проводили пробу на узнавание. Оказалось, что эффективность узнавания в экспериментах с любым из трех образных стимулов была выше, чем с вербальным стимулом. При этом результаты узнавания для всех трех образных стимулов были одинаковыми; иначе говоря, большая детализация не облегчала узнавания. Эти результаты означают, что превосходство памяти на картинки не обусловленохранением в ДП их детализированных копий. Более того, возникает сомнение в том, хранятся ли вообще образные стимулы в ДП в виде неких картин. Одинаковая легкость узнавания недетализированных и детализированных картинок согласуется с представлением о том, что в памяти испытуемых хранились интерпретации, а не "изображения" стимулов. В данном случае эти интерпретации, по-видимому, были достаточно абстрактны и потому одинаково пригодны в качестве описаний для картинок с разной степенью детализации.

Представление о том, что в основе понимания речи лежат образы, также вызвало возражения. Критике подверглась, в частности, гипотеза Бегга и Пайвио (Begg a. Paivio, 1969) о том, что конкретные предложения могут быть представлены в памяти образами, а абстрактные-словами. Прежде всего оказалось, что результаты Бегга и Пайвио трудно воспроизводимы (см., например, Tieman, 1971), и была высказана мысль, что использованные ими абстрактные и конкретные предложения различались по таким факторам, как понятность и степень наглядности (Johnson а. о., 1972). Со своей стороны Фрэнке и Брэнсфорд (Franks a. Bransford, 1972) подвергли сомнению гипотезу образного кодирования. Они провели эксперимент, сходный с их более ранним исследованием, касавшимся вербальной абстракции (см. гл. 9) (Bransford a. Franks, 1971). Как помнит читатель, в этой более ранней работе испытуемым предъявляли группы предложений, созданных путем различных сочетаний четырех простых фраз. При последующей проверке узнавание предложений зависело от того, сколько в них сочеталось идей из числа содержавшихся в четырех исходных фразах, а не от того, предъявлялись ли эти предложения на самом деле. Из этого Фрэнке и Брэнсфорд заключили, что испытуемый, восприняв исходную группу фраз, интегрировал содержавшуюся в них информацию и закладывал на хранение некую обобщенную версию; на этой последней он и основывал свое суждение при узнавании, а поэтому чем больше исходных простых идей содержало предложение (и тем самым — чем оно больше походило на интегрированную форму), тем легче оно "узнавалось" как старое.

В своей ранней работе Брэнсфорд и Фрэнке (Bransford a. Franks, 1971) использовали конкретные предложения. Исходя из представлений Бегга и Пайвио, следовало бы ожидать, что с абстрактными предложениями результаты будут иными; ведь эти авторы считают, что абстрактные предложения хранятся в вербальной форме и соответственно изменения формулировок выявляются в них легче, чем изменения смысла. А это должно означать, что в эксперименте Фрэнкса и Брэнсфорда эффективность узнавания в случае абстрактных предложений была бы выше. Однако вопреки этому эксперимент с абстрактными предложениями (Franks a. Bransford, 1972) дал такие же результаты, как и с конкретными предложениями. Из этого вытекает, что те и другие перерабатываются в памяти сходным образом. В целом все эти данные свидетельствуют против гипотезы о роли образов в запоминании предложений.

СУЩЕСТВУЮТ ЛИ ВСЕ-ТАКИ "ОБРАЗЫ"?
ВОЗМОЖНЫЙ ПУТЬ К РАЗРЕШЕНИЮ ПРОТИВОРЕЧИЯ

Если гипотеза образного кодирования несостоятельна, на что, по-видимому, указывают изложенные выше логические доводы и экспериментальные данные, то что же остается? Как можно объяснить влияние образности на эффективность запоминания? И почему нам часто кажется, что у нас возникают яркие мысленные образы? Один из ответов на вопрос о том, почему инструкции, рекомендующие испытуемым создавать себе образы запоминаемых элементов, и высокие величины ОП ("образной представимости" слов) могут облегчать запоминание, предложили Андерсон и Боуэр (Anderson a. Bower, 1973). По их мнению, в условиях, способствующих созданию образов, информация, которая кодируется и закладывается на хранение в ДП, более насыщенна и более детализирована в концептуальном отношении. В таком случае разница между образной и необразной формами хранения связана с детальностью кодирования, а не с каким-то качественным различием, подобным различию между картинами и словами. Семантически более насыщенные "образные" коды легче поддаются извлечению, чем и объясняется их благоприятный эффект при заучивании слов.