Смекни!
smekni.com

А. П. Лопухин Толковая Библия или комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Заветов (стр. 16 из 54)

9—10

"Некоторые... вступили в спор"..., ανέστησαν δέ τινες... συζητου̃ντες τψ Στεφάνω..., точнее слав.: Возсташа же нецыи... стязающеся со Стефаном"...

Вступившие в спор со Стефаном были еллинисты, каковым, по-видимому, был и сам Стефан, судя по его имени и речи (гл. VII), в которой ветхозаветные места приводятся у него по LXX. Предание говорит, что он был даже родственником Савла, а этот, как известно, был родом из Тарса Киликийского (Чет.-Мин. Дек. 27).

Вступившие в спор со Стефаном были, далее, из так называемой синагоги Либертинцев и Киринейцев и Александрийцев и из Киликии и Aсии. Синагог было в то время в Иерусалиме, по исчислениям раввинов, около 500, в числе коих приводятся и упоминаемые 5. Либертинцы — это иудеи, переселенные Римлянами (особенно при Помпее лет за 60 до Р. Хр.) в качестве военнопленных в Рим, но потом освобожденные и, как свободные, возвратившиеся в отечество (многие из них, впрочем, предпочли добровольно остаться в Риме). Эти то вольноотпущенники (libertini) и образовали, по возвращении, свою синагогу либертинцев.

Киринейцы и Алексаидрийцы — переселившиеся в Иерусалим или временно пребывавшие в нем иудеи из Кирены и Александрии.

В Кирене (город в Ливии, на Западе от Египта), по свидетельству Флавия, четвертая часть жителей состояла из иудеев, а в Александрии (в нижнем Египте) из пяти частей города — две населены были сплошь иудеями (Археол. XIV, 7, 2; XVI, 6, 1; XIV, 10, 1; XIX, 5, 2). В том и другом городе они жили издавна или поселенные в качестве военно-пленных или переселившись сюда добровольно. В Александрии был центр еврейско-греческой учености, отпечаток которой, вероятно, носила и синагога Александрийцев в Иерусалиме.

Киликия и Асия — две малоазийские области, в коих также жило много иудеев, и переселенцы или временно пребывавшие в Иерусалиме из них также имели здесь свои особые синагоги.

Все эти 5 синагог восстали враждою против Стефана в лице некоторых членов своих и пытались оспорить его, т.е. его учение и права влияния на народ.

"Не могли противостоять мудрости"... Мудрости — не в смысле иудейско-еллинской учености, но в смысле истинно-христианской мудрости, в просвещении истинами Евангельского учения и дарованиями Св. Духа (I Кор. XII, 8).

11—12

Замечательно, что врагам христианства в деле Стефана удается возбудить народ, доселе бывший на стороне христиан и Апостолов (срв. V, 13, 26). Это удается именно взведением обвинения на Стефана в богохульстве — самом тяжком преступлении по закону Моисееву. Как и при судебном обвинении самого Господа, народ легкомысленно дал веру этой клевете и хитро доведен был до негодования и возмущения против мнимого богохульника и тех, к среде которых он принадлежал.

Преднамеренность обвинения Стефана и возмущения против него народа ясна из того, что Синедрион был уже совершенно готов для суда над Стефаном, когда его открыто схватили и привели в Синедрион. Таким образом, исполнилась затаенная мечта врагов Христа — устроить погром в обществе христианском возбуждением народной ярости, если не лично против Апостолов, то сначала против одного из новопоставленных диаконов, а потом уже и против всего общества с Апостолами во главе.

13

Представили ложных, свидетелей..., т.е. приписывавших Стефану совсем не то, что он говорил действительно, извращавших его речи. "Он, быть может, беседовал очень откровенно и говорил о прекращении закона, или, вернее — не говорил, а намекал, потому что, если бы он говорил ясно, то эти некоторые не имели бы нужды в лжесвидетелях" (Феофил.).

"На святое место сие"..., т.е. храм Иерусалимский, "и на закон"..., т.е. Моисеев, главную основу всей ветхозаветной жизни.

Как при осуждении Господа Иисуса лжесвидетели перетолковали одно изречение Его о разрушении храма (Матф. XXVI, 61;срв. Иоан. II, 19), чтобы представить Его богохульником, так и теперь лжесвидетели Стефана, вероятно, перетолковали какое-либо изречение его, где он выражая преобразующее действие христианства и отношение к Ветхому Завету. Это было, вероятно, при спорах его с еллинистами, и бывало неоднократно ("не перестает").

14

"Мы слышали, как он говорил"..., ακηκόαμεν γάρ αυτου̃ λέγοντος, слышали его говорящим, что... дальнейшие слова — не собственные слова Стефана, а вложенные в уста его лжесвидетелями и ими перетолкованные по своему.

"Иисус Назорей"..., в греческом и славянском тексте с добавлением презрительного — сей (ου̃τος).

15

"Видели лице его, как лице Ангела"... Это было тем удивительнее, чем неестественнее для обыкновенного подсудимого, которого все думали увидеть с выражением страха, уныния или, по меньшей мере, враждебного настроения, присущего оскорбленному клеветою.

Исполненная совершенно другими чувствованиями, чистая душа Стефана выражалась мужественным спокойствием лица и торжествующим одушевлением, сообщавшим — в контраст атмосфере обвинителей с их злобою и неистовством — поистине ангелоподобную светлость и приятность его юному лицу. Это тем более должно быть понятно, что если и прежде Стефан был исполнен особой силы Духа Св. (ст. 8), то в эту решительную и торжественную для него минуту он, без сомнения, удостоился особенного озарения от Духа Божия, преобразившего самый внешний вид его в ангелоподобный.

Глава VII. Речь Архидиакона Стефана (1—56). Его мученическая кончина (54—60)

1

"Так ли это?".., т.е. говорил ли ты действительно то, в чем тебя обвиняют (VI, 11, 13, 14).

2

"Но он сказал"... — вместо прямого ответа на вопрос первосвященника, Стефан произнес длинную речь, которая в конце концов опровергает обвинение и переносит его на самих обвинителей, противление коих Богу поставило Стефана

Сущность речи составляют собственно стихи 51 – 53, для которых или с точки зрения которых делается и весь предшествующий обзор еврейской истории.

Содержание и ход мыслей речи можно выразить так: не как хульник Бога, закона и храма предстою я здесь, обвиняемый и преследуемый, жертва вашего противления Богу и Его Мессии, — противления, которое, по свидетельству всей истории, вы наследовали от отцов ваших и проявляете теперь. Не моя вина, что меня здесь судят, но ваша — ваше не почтение к Богу, а, всегдашнее противление Ему, как и в настоящем случае, когда истинного почитателя Его вы судите и обвиняете. Все это Стефан искусно и подробно заставляет за себя сказать саму историю, останавливаясь особенно обстоятельно на истории Моисея, когда противление народа заслужило обличение самого этого величайшего законодателя и посредника между Богом и народом. Более или менее спокойное течение мыслей, после упоминания о построении храма и подтверждения своего воззрения на него изречением пророка, обрывается прямым и смелым нападением и изобличением на праведных судей в тягчайшем грехе против Мессии и Бога. — Так как после этой величественной речи Стефан не вернулся уже в христианское общество, то, очевидно, она воспроизведена была кем-либо из приверженцев христианства, присутствовавших тут же (вроде Никодима, Иосифа Аримафейского или Гамалиила), от коих и сделалась потом известною всему христианскому обществу и вошла в труд дееписателя.

"Мужи, братие и отцы"... почтительное обращение к присутствующим: первое и второе — ко всем присутствующим, третье — в частности — к членам Синедриона и старейшинам.

"Послушайте"... предварение и просьба о том, что речь будет некраткая.

"Бог славы явился"... Бог, которому подобает — свойственна — слава. Этим возвышенным началом речи Стефан прямо давал видеть, как несправедливо обвинение его, будто он богохульник (VI, 11). Этим же он наносил первый тяжкий удар суетным представлениям иудеев о значении внешнего храма для прославления Бога. "Если Он — Бог славы, то, очевидно, не имеег нужды в прославлении от нас, или посредством храма, ибо Он Сам есть источник славы. Посему, не думайте прославлять его таким образом" (Златоуст).

Явился — ώφθη — указывает на внешнее явление Бога славы, как лучезарную светлость, в которой Иегова открывался (ср. ст. 55; Исх. XXIV, 16; Исаии VI, 3; 11с. XXIII, 7).

"В Месопотамии, прежде переселения его в Харран"...

Харран — Χαττάν — древнейший город в Месопотамии, на древней караванной дороге. По-видимому, здесь противоречие сказанию Бытия. Дальнейшие слова Божии, приводимые Стефаном, как сказанные при этом явлении (3 ст.), были сказаны, по повествованию Моисея (Быт. XII, 1), Аврааму при явлении ему Бога в Харране а не прежде переселения его в Харран. По сказанию кн. Бытия, Фарра, отец Авраама, со всем семейством, в числе коего был и Авраам, вышел из Ура, города халдейского, в землю Ханаанскую и, дошедши до Харрана, здесь остановился и умер (Быт. XI, 29—32); и здесь то Аврааму было откровение, при котором были сказаны слова, передаваемый Стефаном и Моисеем, а не в Уре, в земле халдейской (ст. 4), как говорит Стефан. Это объясняется тем, что, по свидетельству Филона и Флавия, Иудеи тогдашнего времени, особенно Адександрийские, веровали, на основании предания, что первое явление Бога Аврааму было не в Харране, а именно в Уре Халдейском (о чем Моисей прямо не говорит), что именно вследствие этого явления отец Авраама Фарра и отправился со всем семейством из Ура в Ханаан, но на дороге в Харран умер, и что по смерти Фарры Бог снова явился Аврааму и повторил повеление о продолжении путешествия. Это предание, что Бог явился Аврааму еще в Уре Халдейском, имеет как будто подтверждение а, может быть, и основание в самом повествовании Моисея. В одно из последующих явлений, уже после этого явления в Харране, Бог говорит Аврааму (Быт. XV, 7). "Я — Иегова, Который вывел тебя из Ура Халдейского, чтобы дать тебе землю сию в наследие".