: «Сила веры и мужество русского солдата» (стр. 2 из 3)

В школе учился хорошо, но когда закончил девятый класс, пошел работать в мебельную фабрику. Работал мебельщиком, овладел специальностями сборщика, обойщика и раскройщика. Работа ему нравилась, да и заработок был приличным. Как вспоминает мать, Любовь Васильевна Родионова, она и на трёх работах столько не получала… В 1994 году Родионовы переехали в двухкомнатную квартиру. А через год, когда Жене исполнилось восемнадцать лет, его призвали в армию.

- Идти в армию Женя не хотел… - рассказывает Любовь Васильевна. – Но долг - это все. И он, и другие ребята из его компании прекрасно понимали, что есть вещи, которые хочешь, не хочешь, а делать надо. Ни о каком увиливании от армии вопрос никогда не стоял.

Не пытался увиливать Евгений и тогда, когда его направляли в Чечню.

- Женя, там идёт война, ты даже не знаешь, насколько это серьезно. Там уже есть пленные, есть погибшие, и если что случится, ты ведь знаешь, мне не пережить, - отговаривала его Любовь Васильевна.

– От судьбы ещё никто никогда не ушел. Я могу выйти на дорогу, и меня задавит машина. Тебе что, от этого будет легче? А плен… Плен - это уж как повезёт…

13 января 1996 года Евгений был командирован в воинскую часть 2038 Назранского погранотряда, а ещё через месяц, 13 февраля 1996 года, молодых солдат послали дежурить на контрольно-регистрационный пункт, в двухстах метрах от заставы.

Этот КРП находился на дороге, по которой чеченские боевики перевозили оружие, боеприпасы и пленных, и представлял собою обыкновенную будку без света, без связи, без какой-либо огневой поддержки…

В ночь с 13-го на 14 февраля 1996 года тогда ещё 18-летний рядовой Евгений Родионов вместе с тремя своими однополчанами: рядовыми Андреем Трусовым, Игорем Яковлевым и Александром Железновым, такими же необстрелянными ребятами,- заступил на пост. Их подразделение было переброшено сюда из Калининградской области всего за месяц до того. Применять оружие первыми было запрещено приказом. Стрелять на поражение было разрешено только после предупредительного выстрела вверх. И всё это – в условиях чеченского беспредела.

Ребята были взяты в плен проезжавшими мимо на санитарной машине вооруженными до зубов чеченцами. После этого боевики проехали беспрепятственно ещё три наших блокпоста. А затем последовал трехмесячный плен, в течение которого нашим солдатам предлагали принять магометанскую веру. На Евгении, единственном из всех в тот момент, был нательный крест, с которым он не расставался никогда, надев его в 12 лет. Уже тогда его мать обнаружила, что при всей тихости, незаметности, сын обладает достаточно твердым характером. Из воспоминаний матери:

«В 12 лет он вернулся с летних каникул с крестиком на шее.

- Женя, что это? – спросила Любовь Васильевна.

- Это крестик. Я ходил с бабушкой в церковь перед школой, так что причастился, исповедался, и это мне дали.

- Женя, сними, ты что, над тобой будут смеяться.

Сын промолчал, но крестика не снял».

Не снял он креста и тогда, когда его истязали озверевшие чеченские бандиты. За бесповоротный отказ снять с себя крест, он был подвергнут мучительной смерти. У Евгения, в отличие от других солдат, был выбор. Евгений его сделал. 23 мая 1996 года, в день своего рождения, в день православного праздника Вознесения Господня, Женя был обезглавлен. Поразительно, что даже с мертвого боевики не сняли крестик - не посмели.

А Любовь Васильевна Родионова вскоре после исчезновения сына, 16 февраля, получила телеграмму, что её сын, Евгений Александрович Родионов, самовольно оставил часть, и командование просит её принять меры для возвращения сына на службу. Телеграмма была послана, когда чеченцы уже начали пытать захваченного в плен Евгения Родионова… «Эта телеграмма на всю жизнь черной полосой отрезала меня от той светлой, пусть не совсем легкой, но нормальной жизни, которую мы прожили с сыном, - вспоминает Любовь Васильевна. - Было страшно, что на него такое могли подумать. Женю все знали как верного, принципиального человека. И вдруг, получив такую телеграмму, я уехала туда, а здесь, дома, по подвалам, по даче стали лазить милиционеры - искать дезертира». Не поверив телеграмме, не поверив, что её сын - дезертир, как сказали сначала в армии, она провела девять месяцев в Чечне, где наконец нашла его тело.

Из воспоминаний матери Евгения: «Когда я приехала в часть, передо мной извинились и сказали, что в суматохе не разобрались сразу, погорячились. На самом деле там всё было настолько очевидно, что даже спустя две недели после этого происшествия снегом не до конца засыпало пятно крови на дороге. Там были видны следы борьбы… Наблюдающий видел, как в три часа подъехала к блокпосту «Скорая помощь», он даже слышал крик: «Помогите!» После этого - тишина. Никого почему-то это не взволновало, почему-то не был поднят по тревоге отряд. В четыре часа утра пошли менять ребят, а когда пришли, их уже не было…»

Исполнив свой воинский долг, отягченный многими инструкциями скорее мирного, чем военного времени, пропавшие ребята не пропустили набитую оружием и боевиками машину скорой помощи. Следы крови, рукопашной схватки на этом месте и плен свидетельствовали о неравном соотношении сил. С этого момента они вместе неразлучно несли свой Крест - Крест унижения и побоев, пыток и надругательств. Никто из них не дал домашних адресов бандитам и не написал писем с просьбой о выкупе. Все родители ребят перенесли горечь осуждения и обвинения в самовольном оставлении ими с оружием воинской части - такие телеграммы были получены через несколько дней после их пленения. Только позже родные узнали о чудовищной ошибке. Не трусами, а героями оказались их дети.

После многих недель унижений и поисков Любовь Васильевна вышла на убийцу. Мать немного не успела – тогда она была в каких-то семи километрах от места казни. Российскими войсками Бамут был взят на следующий день. О смерти сына мать смогла узнать лишь в сентябре. Её чеченский марафон длился девять месяцев. Как девять месяцев мать вынашивает ребёнка под сердцем, так и мама Жени, простая русская женщина, именно столько же разыскивала на территории Чечни своего сына, живого или мёртвого. Как мать осталась жива, ведомо, наверное, одному Богу. Жила то у федералов, то у «чехов». Множество фотографий сына раздавала Любовь Васильевна чеченским посредникам, надеясь узнать хоть что-то. Могилу удалось найти далеко не сразу – за информацию требовали огромный выкуп. Пришлось заложить квартиру. В указанной боевиками авиаворонке были зарыты трое пограничников, ещё одно захоронение находилось неподалеку. Все тела были обезображены до неузнаваемости, два из них обезглавлены. Евгений был опознан только по нательному крестику, который носил с детства. За отдельную плату вернули голову.

Убийцей Евгения Родионова оказался Руслан Хайхороев. В конце концов он сам в этом признался - это признание буквально выпытала у него мать, в присутствии иностранного представителя ОБСЕ Ленарда: «У сына был выбор, чтобы остаться в живых, - сказал Хайхороев. - Он мог бы веру сменить, но он не захотел с себя креста снимать. Бежать пытался…» (Хайхороев вместе со своими телохранителями был убит во внутричеченской бандитской разборке 23 августа 1999 года – ровно через три года и три месяца после гибели Евгения Родионова.)

Любовь Васильевна Родионова, исходившая всю Чечню, утверждает, что её сын попал в плен по халатности офицеров. Тех офицеров, которые, приехав с ним из Калининградской области, думали, что они едут отдыхать; тех, которые прежде, чем обеспечить безопасность солдат, первым делом построили баню.

«После того, как Женю взяли в плен, - пишет она, - все изменилось. Будку отодвинули немножко вглубь от дороги, подальше, выкопали по окопчику возле неё, наверху на будке поставили пулемет, а рядом - БТР для огневой поддержки. Почему надо было потерять четырёх солдат, чтобы поступить именно так, как надо было поступить с самого первого дня? Если у командиров не было ни ума, ни сердца, ни какой-то ответственности за судьбу солдат, то хотя бы посмотрели, как укреплены были другие заставы. Я проехала по всем заставам - да там целые укрепрайоны были, там были блиндажи, бревна, мешки с песком…»

«Он три с половиной месяца находился в плену, – рассказывает Любовь Васильевна Родионова. - Я знаю, он ждал. Он надеялся, что его не оставят, его просто не могут оставить, что его освободят и что все это кончится, только он оказался никому не нужен. К сожалению, и не он один.

Плен испокон веков считался самым страшным, что может случиться с человеком. Плен - это неволя, это издевательства. Жизнь показала, что чеченский плен - это самое страшное, самое нечеловеческое, изуверское, что вообще может быть на свете».

Похоронен Евгений Родионов неподалеку от деревни Сатино-Русское Подольского района Московской области. На кресте написано: «Здесь лежит русский солдат Евгений Родионов, защищавший Отечество и не отрекшийся от Христа, казненный под Бамутом 23 мая 1996 года». Мать похоронила сына, и, возможно, о судьбе солдата никто б с тех пор не вспомнил, если бы через шесть лет в село не приехала съемочная группа Центрального телевидения, снимающая сюжет о восстановлении сельской церкви. От прихожан репортеры и узнали об удивительном подвиге сына и мужестве матери. И сделали отдельный сюжет. Так об этом узнал весь православный мир, а уже через год вокруг судьбы солдата и его могилы возник настоящий культ, как это часто бывает в России, где всегда рассудок отступает перед чувствами.