Эванс подчеркивает: «Образное толкование отнюдь не являлось христианским новшеством. Еще в глубокой древности язычники утверждали, что вдохновенные изречения часто невразумительны. Прорицания надлежало истолковывать. Филон желал показать, что Моисей предвосхитил лучшие достижения греческой мысли, и сам он для этой цели давал аллегорические толкования. Однако христианские богословы довели аллегорическое толкование до предельной степени изощренности, будучи движимы необходимостью показать согласие Ветхого и Нового Заветов там, где при буквальном понимании текстов были бы очевидны противоречия»[27]. Наиболее известным сторонником аллегорического метода среди богословов ранней Церкви был Ориген. Этот богослов утверждал: как у человека есть тело, душа и дух, так и Писание имеет троякий смысл. Таким образом, по Оригену, мудрый толкователь Писания должен от изложенных в отрывке событий (его буквального смысла) идти к сокрытым в нем принципам христианской жизни (его нравственному смыслу) и догматической истине (его духовному смыслу)[28].
Обращение к книге пророка Иеремии
Толкование книги пророка Иеремии у Оригена, согласно троякому смыслу Писания, разворачивается в трех плоскостях: исторической, нравственной и мистической. Причем три эти плоскости пересекаются. В этом отношении показателен отрывок Иеремии 18:14-16.
Ориген сравнивал упомянутый у Иеремии горный источник с Христом и утверждал, что верующий должен возжаждать всех трех источников (т. е. искать исторического, нравственного и мистического смысла Писания), если вообще желает найти источник истины[29]. Ориген, естественно, наперед не знал, о чем будут спорить евангельские богословы в XXI в. Не знал он, в частности, то, что их будет волновать проблема абортов. Комментируя 15-й стих 1-й главы книги Иеремии – один из стихов, которыми противники абортов чаще всего обосновывают свои доводы, – он оставил без внимания обстоятельство, которое, по убеждению противников абортов, является ярким доказательством их правоты. Он написал лишь следующее: «Господь освящает некоторых людей для Себя Самого. Дабы освятить его (Иеремию), Он не ожидал, пока тот явится на свет … мы полагаем, что в буквальном смысле… это прилагается к нему (Иеремии). Относится ли это в переносном смысле к Иеремии, мы уже показали, но прилагается ли это и ко Спасителю? Что нам на это сказать? …Он пророчествует для всех народов, дабы во всех народах исполнить свое пророчество и привести людей ко спасению»[30]. Полвека спустя этот метод получил развитие в трудах св. Августина Иппонийского. Для Августина буквальное значение – зачастую наименее интересное, наименее поучительное и наименее важное в богословском отношении значение. Толкование можно считать «плотским», когда толкователь не видит, что предмет, обозначенный знаком, сам по себе является знаком вещи или явления более высокого порядка[31].
Августин в своем толковании на Исход 20:8-11 (этот текст косвенно связан со стихами 19-27 17-й главы книги Иеремии) пишет: «Нам не предписано соблюдать субботу в буквальном смысле, – не занимаясь в этот день никакой работой, как поступают иудеи… Значение дня Господня было открыто не иудеям, а христианам – через воскресение Господа, – и после этого события день этот надлежит почитать как торжественное празднество… Но почитание субботы было преподано в древности отцам нашей веры, и мы, христиане, соблюдаем субботу духовно, воздерживаясь от всякой грязной работы, то есть, от всякого греха… Почитать субботу значит надеяться получить от Бога именно то, чего мы ищем – освобождение от греха»[32]. В целом Августин уделяет совсем немного внимания тексту самой книги пророка Иеремии. Чаще всего в своих толкованиях Августин ссылается на книгу Иеремии, когда ему нужна соответствующая цитата для подкрепления определенного мнения о той или иной библейской теме.
Наряду с александрийской школой, большим влиянием в данную эпоху пользовалась антиохийская школа толкования. Антиохийцы более активно применяли буквальный метод, однако со временем влияние этой школы пошло на убыль и окончательно сошло на нет на фоне расцвета александрийской школы. По-видимому, такой поворот событий был связан с обвинением антиохийцев в ереси и с происшедшим впоследствии разделением Церкви на Западную и Восточную.
Было бы неправильно говорить, что антиохийцы были строгими приверженцами буквального метода, а александрийцы – аллегорического. Представители антиохийской школы часто пользовались и аллегорическим методом[33]. Александрийцев можно считать аллегористами в том смысле, что для них историчность изучаемых книг не была важной или необходимой. Что же касается антиохийцев, то в их сочинениях прообразное и аллегорическое толкование занимает определенное, но далеко не главное место[34]. Два крупнейших представителя антиохийской школы – это св. Иоанн Златоуст, в гомилиях которого отразился опыт этой школы, и Феодор Мопсуестский, который был учеником Лукиана, основателя этой школы. Феодор Мопсуестский в своих сочинениях «Об аллегории» и «История против Оригена» говорит, что если описанные в Библии события не происходили в буквальном, действительном смысле (как утверждают приверженцы аллегорического метода), то Адам на самом деле не ослушался Бога. Как в таком случае, спрашивает он, смерть вошла в мир, и что тогда означает спасение? Для представителей антиохийской школы историчность библейского откровения имела большое значение[35].
В своей гомилии на 12-ю главу Евангелия от Матфея, содержание которой перекликается с книгой Иеремии 17:19-27, св. Иоанн Златоуст[36] говорит: «Они не священники? Но они и священников больше. Здесь находится сам Господь святилища – Истина, а не образ… Многую и великую пользу вначале приносила суббота; например, делала людей кроткими, человеколюбивыми к ближним; приводила их к познанию Промысла и управления Божия и, мало-помалу, как говорит Иезекииль, научала их удаляться от зла и располагала к предметам духовным …Итак, столь великое благо, скажешь, Христос разрушил? Никак; но еще более умножил. Настало для них время научиться всему посредством возвышеннейших предметов, и уже не было нужды связывать руки того, кто, освободившись от злобы, стремится ко всему доброму …»[37] Как явствует из этой выдержки, толкуя значение Храма и субботы, Златоуст говорит в терминах исполнения обетований и подчеркивает христологический смысл этих установлений. Христос только усиливает то, что было прежде, а не заменяет это чем-то иным.
Родившийся в Антиохии и проведший там первые двадцать три года жизни Феодорет Кирский не может считаться представителем антиохийской школы, поскольку в его творениях преломился опыт и александрийской, и антиохийской школ. В его трудах такой синтез проявился, пожалуй, в большей мере, чем в сочинениях любого другого писателя ранней Церкви. Кроме того, Феодорет более других древних толкователей исследовал книгу пророка Иеремии. «Несмотря на то что некоторые тексты из книги Иеремии Феодорет истолковывал христологически и прообразно, – пишет А. Сидлетски, – он стремился вписать подобные толкования в исторический контекст соответствующих отрывков… Он относил мессианское пророчество Иер. 23:5 прежде всего к Зоровавелю и лишь потом – ко Христу»[38].
Средние века
Особенности эпохи и ключевые фигуры
В средние века многие видные толкователи занимались толкованием Библии под строгим надзором Церкви[39]. Фома Аквинский, Бернар Клервоский, Дионисий Картузианец, Жан Жерсон, Гуго и Андрей Сен-Викторские, Гуго Сен-Шерский и Николай Лиринский – вот наиболее видные толкователи средневековья[40].
Герменевтике данной эпохи были свойственны три отличительные особенности. Во-первых, почти все средневековые комментаторы, как и прежде них многие Отцы Церкви, усматривали в библейском тексте несколько смысловых пластов. Можно сказать, что в этом отношении в истории толкования Библии мало что изменилось. Во-вторых, в этот период наблюдался определенный прогресс: христианские толкователи перестали испытывать страх перед иудеями и перед иудейскими методами толкования Библии. Они начали активно пользоваться достижениями иудейской богословской науки[41] и, таким образом, ознакомились с богословскими идеями, имевшими хождение в исламском мире. В-третьих, – и это здесь, пожалуй, наиболее важное, – почти все представители данного периода стали придавали все большее значение буквальному подходу к толкованию Библии[42].
Взаимовлияние иудейской, исламской и христианской традиций
«Иудейская герменевтика не была идейно монолитной… в среде иудейских толкователей часто вспыхивали серьезные споры, многие из которых имели резонанс даже в христианских кругах. Равви Моисей бен Маймон, известный как Рамбам, или Маймонид (1135-1206)… довел раввинистическую экзегезу до верха совершенства; талант этого ученого проявился наиболее ярко в труде под названием «Морэ невохим» («Путеводитель колеблющихся»), в котором он подчеркивает связь между откровением и разумом. Согласно Маймониду, Библия содержит в себе всю суть философских учений, поэтому философское рассуждение – наилучший путь укрепления веры и объяснения истинного смысла Писания»[43].