Н. Ф. Андрейченко > А. Е. Волков > Г. А. Давыдова > А. В. Дементьев > Ф. Ф. Дудырев > Г. Г. Копылов > С. Б. Крайчинская > Ю. Н. Теппер Аннотация (стр. 36 из 43)

Таким образом, мы с вами приходим к очень интересному вопросу: куда же, собственно, мы должны спроецировать понятие стратегии? Если сегодня научно-исследовательская деятельность представляет собой неразрывную связь двух таких «половинок» деятельности ¾ исходной ядерной деятельности и вторичной деятельности над деятельностью, если это обязательно ¾ и то и другое вместе, ¾ то, спрашивается, к чему же относится стратегия как таковая (Схема 56)?

Вы мне ответите, что к обеим вместе. Но ведь тогда мы приходим к очень «неудобному» вопросу: а какая же деятельность в таком случае является сейчас «ядерной»? И мне приходится говорить очень странную и вызывающую у меня самого удивление вещь, что в современном научном исследовании ядерной деятельностью является организация, руководство и управление, а отнюдь не познание как таковое.

И поэтому, когда мы говорим о стратегии научно-исследовательской деятельности, то должны, исходя из понятия стратегии, членить и анализировать именно организацию, руководство и управление, а совсем не научное исследование.

Нужно очень резко противопоставлять друг другу стратегию и технологию. Я бы сказал, что это ¾ два узловых понятия, характеризующих рассматриваемую нами область. Но я бы вместе с тем сблизил их с понятиями искусственного и естественного. Ибо стратегии ¾ это нечто принципиально искусственное, они предполагают технику, а технология есть оестествленное, т.е. как бы опущенное на какие-то природные и квазиприродные процессы и осуществляющееся законосообразно.

Я бы подчеркнул и еще один момент: искусственная точка зрения шире естественной. Необходимость в стратегиях и сами стратегии возникают тогда, когда производятся, грубо говоря, соотнесение и связывание деятельной системы с окружающей ее средой, и мы должны в нашем знании схватить оба элемента этой взаимосвязи. Существенно и принципиально, что деятельная система и среда должны рассматриваться при этом как самостоятельные и независимые системы. Когда же мы переходим к рассмотрению и обсуждению технологий, то мы становимся как бы на внутреннюю точку зрения и считаем, что технология будет реализоваться так, как она зафиксирована, совершенно безотносительно к внешним условиям. Технология слепа, у нее нет и не может быть целей. Но она этим и сильна. А что бы как-то компенсировать тупость технологии, мы прибегаем к стратегиям и тактикам.

Здесь было сказано очень четко: стратегии ¾ это принципы смены технологий. Иначе говоря, нужно обладать богатыми наборами техник, из которых мы выбираем одни или другие в зависимости от условий осуществления наших технологий, и этот выбор представляет собой стратегию, реализующую те или иные наборы принципов. Итак, понятия технологии и стратегии характеризуют два аспекта человеческой жизнедеятельности ¾ естественное и искусственное вместе со связывающими их процессами: оестествления, когда мы переходим от стратегий к технологиям, и артификации, когда мы соотносим технологии с условиями их реализации и организуем их в сложные пластические комплексы.

(Доклад на симпозиуме «Логика научного поиска» 1.12.1977. Свердловск).

Деятельность по изготовлению человека.

Представив обучение и воспитание как вид практической деятельности, можно затем сделать следующий шаг и определить их как деятельность по изготовлению человека. И хотя употребление слова «изготовление» в применении к человеку, наверное, может вызвать возражения, но по смыслу дела оно является совершенно точным и вполне обоснованным. Продуктом деятельности учителей и воспитателей являются «люди» как члены общества, т.е. индивиды, умеющие осуществлять необходимую социальную деятельность и устанавливать между собой отношения, соответствующие нормам социального общения. Исходным материалом их деятельности служат необученные или недостаточно обученные индивиды, не умеющие делать все то, что они будут уметь делать после обучения и воспитания. Сама деятельность обучения и воспитания, во всяком случае, в наши дни, заключается в том, что учителя все время целенаправленно воздействуют на учеников, преобразуют их, переводят из одного состояния в другое.

Знания о человеке, обучаемом и воспитываемом в ее системе, как о конечном продукте и цели всей входящей в нее деятельности, остаются и сохраняют свою исходную и определяющую роль. Они оказываются, поэтому первыми и основополагающими знаниями в научной педагогике на любом этапе ее развития.

Сначала представления о продукте деятельности обучения и воспитания задаются образцами уже существующих продуктов — наиболее обученными и воспитанными людьми. Очевидно, что такая форма детерминации деятельности является предельно консервативной и застойной. Затем представления об образцах продуктов дополняются специально разработанными знаниями, и по мере того, как это происходит, представления о продуктах деятельности получают возможность отрываться от уже созданных реальных продуктов. В конце концов, эти представления превращаются в проекты, когда нас перестает удовлетворять уже существующее, и мы начинаем сознательно развертывать знания о таких продуктах практической деятельности, которые существенно отличаются от всего, что уже есть, а затем в соответствии с этими знаниями о возможных продуктах строим практическую деятельность по созданию их. Вследствие этого проекты начинают определять не только деятельность по созданию самих продуктов, которые им соответствуют, но и деятельность, направленную на изменение уже существующих систем деятельности или создание новых.

В этом плане педагогика ничем не отличается от всех других видов практики. …Cоздание проекта или проектов того человека, каким мы хотим видеть воспитанника нашей школы, должно стать первым этапом инженерной педагогической работы. По сути дела, никто в нашей педагогике не занимается ни проектами человека будущего, ни методами такого проектирования.

«Человек» как предмет исследований. Существует большое количество философских концепций «человека».

Введем три полярных представления...

Согласно первому из этих представлений «человек» есть элемент социальной системы, «частичка» единого и целостного организма человечества, живущая и функционирующая по законам этого целого. При таком подходе «первой» предметной реальностью являются не отдельные люди, а вся система человечества, весь «левиафан»; отдельные люди могут быть выделены как объекты и могут рассматриваться только относительно этого целого, как его «частички», его органы или «винтики».

В предельном случае эта точка зрения сводит человечество к полиструктуре, воспроизводящейся, то есть сохраняющейся и развивающейся, несмотря на непрерывную смену людского материала, а отдельных людей — к местам в этой структуре, обладающим только функциональными свойствами, порожденными пересекающимися в них связями и отношениями. Правда, тогда — и это совершенно естественно — машины, знаковые системы, «вторая природа» и т.п. оказываются такими же конституирующими элементами человечества, что и сами люди; последние выступают в качестве лишь одного вида материального наполнения мест, равноправного относительно системы со всеми другими. Поэтому неудивительно, что в разное время одни и те же (или аналогичные) места социальной структуры заполняются разным материалом: то люди занимают места «животных», как это было с рабами в Древнем Риме, то на места «животных» и «людей» ставятся «машины» или, наоборот, люди на места «машин».

Второе представление, наоборот, считает первой предметной реальностью отдельного человека; оно наделяет его свойствами, почерпнутыми из эмпирического анализа, и рассматривает в виде очень сложного самостоятельного организма, несущего в себе все специфические свойства «человеческого». Человечество в целом тогда оказывается не чем иным, как множеством людей, вступивших во взаимодействие друг с другом. ... Естественно, что законы существования человечества должны рассматриваться здесь как результат совместного поведения и взаимодействия отдельных людей, в предельном случае — как та или иная суперпозиция законов их частной жизни.

Эти два представления «человека» противостоят друг другу по одному логическому основанию. Первое строится путем движения от эмпирически описанного целого к составляющим его элементам, но при этом не удается получить сами элементы — их не оказывается — и остается одна лишь функциональная структура целого, одна лишь «решетка» связей и создаваемых ими функций; в частности, на этом пути никогда не удается объяснить самого человека как личность, его активность, не подчиняющуюся законам того целого, в котором он, казалось бы, живет, его противостояние и противоборство этому целому. Второе представление строится путем движения от элементов, уже наделенных определенными «внешними» свойствами, в частности от «личности» отдельного человека, к целому, которое должно быть собрано, построено из этих элементов, но при этом никогда не удается получить такую структуру целого и такую систему организованностей, образующих ее, которые бы соответствовали эмпирически наблюдаемым явлениям социальной жизни, в частности, не удается объяснить и вывести производство, культуру, социальные организации и институты общества, а в силу этого остается необъяснимой и сама эмпирически описанная «личность».