Четвертое — разрыв внутри гуманитарных и социальных наук между культурно-ориентированными дисциплинами и психологическими. И мы постоянно чувствуем на себе отражение и отпечаток этого разрыва. Социология постоянно мечется между двумя крайностями. С одной стороны она вроде бы имеет дело с организационными формами деятельности, которые развиваются сами по себе, в своей логике. А, с другой стороны, все время идет обращение к человеку, его «естественной» основе, психике, сознанию и совершенно непонятно как одно связано с другим. Это идет от Абеляра (XII век), разрыв между этими двумя представлениями все более усугубляется. И мы не можем сегодня ответить на вопрос — что же есть человек как единство того и другого — деятельности и психики, сознания, самосознания и т. д.
Пятое — разделение и углубляющаяся дифференциация наук и профессий, завершающаяся созданием предметных структур типа термодинамики, электродинамики, механики. В ХVIII и даже в XIX веке этот процесс был весьма прогрессивным и вел к развитию и углублению самого мышления и нашего знания. Сейчас этот процесс — регрессивен. Структуры и организованности, оформляющие научные предметы сегодня не только организуют мышление, но и невероятно резко разделяют его. Становится невозможным перенос средств и методов из одной науки в другую. Приемы и способы мышления, вырабатываемые в одной науке, невероятно медленно распространяются по телу науки. И даже вообще не распространяются.
Происходит распад единой некогда онтологической картины мира. Сегодня каждая наука создает свою собственную онтологическую картину. Есть миры биологов, техников, социологов, дизайнеров. И мы не можем ответить: где, в каких границах действует тот или иной принцип, то или иное представление. Ибо топика всего этого не определена. Каждый предмет, будучи локальным и частичным, тем не менее, не ограничивает сам себя, а распространяется через свои онтологические картины, средства видения, методы фактически и весь мир. Каждый предметник считает, что его способ видения и предмет универсален! И это ведет к неимоверному увеличению ошибок, ложных позиций и ложных точек зрения.
Сегодня, в связи с этим, очень необходимы новые работы по очищению интеллекта от призраков. Кругом нас только превращенные формы, причем осмысленность этих форм давно утеряна.
Шестое — узкоспециализированный характер трансляции разделенной на части предметной культуры. Подготовка человека замыкается в предметных формах, развивается профессиональная деятельность и профессионально технологизированное мышление. Люди, подготовленные таким образом, в такой системе образования практически уже не могут мыслить о мире в целом. Они не способны осмысливать ситуацию в ее развитии. Распространяется профессиональный кретинизм. Если в начале XX века это говорили только о математиках, то сейчас всякий хорошо подготовленный профессионал (об этом красиво говорил Эйнштейн) есть кретин по определению. Его знания и средства организации деятельности и мышления, превращаются в то, что делает невозможным эту осмысленную деятельность. Математики не понимают физиков, биологи — историков, филологи не знают истории и ее методов и уже в школе мы начинаем делить детей на способных к математике, физике, истории, филологии, закрепляя эту частичность.
Седьмое — кризис классической философии, вызванный осознанием того, что философия с ее традиционными средствами и методами перестала быть средством интеграции знания, мышления, деятельности, перестала быть службой управления наукой и потеряла роль координатора в развитии наук, а также того посредника, который переносит методы из одних наук в другие. Это есть, в каком-то смысле, результат прогрессивного развития методов наук. Философия не может играть более роль координатора, поскольку ее спекулятивные методы уже не соответствуют точности и детализированности научного анализа. И хотя она продолжает существовать, но не выполняет своих функций и в этом смысле она живой мертвец. Она действует, работает, но не выполняет роль средства интеграции человеческого знания и научно-мыслительной работы. Поэтому в каждой науке начинают вырабатываться свои собственные средства осознания.
Гильберт сказал «математика сама себе философия». Венский кружок распространил это на физику, биологию, другие науки. Это есть основание для распространения позитивизма. Различные формы сайентизма стали особой философией нашего времени. Но при этом без реального выполнения объявленных функций. Еще одна новая, ложная, превращенная форма.
Восьмое — появление... квазинаучного или научного анализа. Это очень важный момент в плане развития того, что могло бы быть названо практическими искусствами или инженерией. Проблема старая, но в последние 100 лет этот процесс стал быстрым, бурным и неорганизованным. В результате традиционные академические науки оказались оторванными от новых направлений инженерии. И то, что в какой-то момент составляло силу инженерии, ее преимущество перед чистой техникой, а именно, связанность с исследованием, превратилось в результате процесса развития в свою противоположность. Вроде бы развивается инженерия, но при этом она уже оторвалась от исследования и вместо исследовательской части у нее все время пустые места с четко фиксируемой потребностью в разработке исследования нового типа, но невозможностью эти исследования осуществить из-за недостатка средств и методов. Кстати все проблемы инноватики и социальной инженерии проистекают отсюда. Теория информации и кибернетика тоже проистекают отсюда, и есть попытки создания дисциплин, соответствующих новым инженерным запросам. Но негодные и неувенчавшиеся попытки. И отсюда проблема соотношения конструирования и исследования, которая становится сегодня одной из главнейших проблем.
Девятое и очень важное для нас обстоятельство: появление, становление и частичное обособление проектирования как такового. Как деятельности особого рода. Проектирование еще резче, чем конструирование поставило вопрос о соотношении собственно проектных и исследовательских разработок, и именно проектирование со всей остротой сталкивается с проблемой соотношения Естественного и Искусственного в объектах нашей деятельности. Но ни одна из этих проблем не может найти решения в рамках традиционных наук, более того, методологическое обсуждение этой проблемы показывает, что стали негодными образцы естественнонаучного анализа. Сам образец науки потерял свой смысл, ибо наука — это всегда естественная наука. И это всегда монопроцессуальная наука. Когда мы имеем дело с объектами, объединяющими несколько фундаментальных процессов, то оказывается, что понятие закона там не работает. Оно связано только с одним процессом. И нужно искать новые средства научного анализа. И здесь многое определяется практическими искусствами. И в этом смысле конструкция, организация, а мы сейчас знаем, что все объекты деятельности организованы и человек замкнут в этом, они все требуют иных понятийных и категориальных средств для своего описания.
Десятое обстоятельство — невероятное увеличение роли и значения во всей общественной жизни деятельности по организации, руководству и управлению. Я не случайно сказал, что деятельность это не производство и преобразование, а, прежде всего управление. Но эти деятельности оказались необеспеченными соответствующими исследованиями и научными знаниями. Без знаний они не могут быть эффективными, однако традиционные науки таких знаний не дают и не могут дать.
(Фрагменты доклада на семинаре «Дизайнерское движение и перспективы его развития». Новоуткинск, 1978 год).
На рубеже XIX и XX веков был остро поставлен вопрос о профессионализме: можно ли руководить и управлять предприятием, не зная или почти не зная существа тех технологий, которые там развертываются? И дальше весь мир в этом вопросе разделился на две борющиеся группы.
Одна позиция (я выражаю это предельно резко) состояла в том, что организаторы, руководители и управляющие – это точно такая же профессия, как ветеринар, агроном, учитель, врач и т.д., что надо целенаправленно готовить к организационно-управленческой деятельности и давать такие знания в области организации и управления, которые принципиально безразличны к особенностям той или иной отрасли, того или иного дела, куда организатор и руководитель приходит. И в этом смысле человек, обладающий опытом и знаниями по организационно-управленческой работе, будет переходить из одной области в другую, и всюду будет работать одинаково здорово как организатор, руководитель и управленец, ибо особенности технологии здесь не имеют никакого значения.
Согласно второй позиции все это не так: человек, чтобы руководить сельским хозяйством, должен быть хорошим агрономом, чтобы руководить строительством, должен быть строителем и понимать законы жизни конструкций, сооружений. И поэтому ему надо дать, прежде всего, профессиональные знания специализированного типа, а уже руководителем он становится в силу личного таланта – умения строить отношения с людьми, увлекать их и т.д.
И так получилось, что в России эти проблемы обсуждались раньше, чем во всех других странах. Происходило это, как я уже сказал, в конце XIX – начале XX веков. Готовилась революция, и теоретики революции обратили внимание на эти проблемы. Незадолго до революции появилась передовая работа, значимая до сих пор, – это работа А. А. Богданова (Малиновского) «Тектология. Всеобщая организационная наука».
Богданов положил в нашей стране начало огромному направлению в научной организации труда, создаются академии организации и управления, и делается попытка сделать эту область профессионализированной. Для мира в целом это было тогда самое передовое движение.