Дома Негош открывает школу и запускает в работу типографию. Он печатает духовную литературу и школьные учебники, первый черногорский журнал (ежегодный календарь) Трлица''. пословицы, собранные Вуком Караджичем и, конечно, свои первые сборники стихов "Пустынник цетинский" и "Лекарство от турецкой ярости". В своем большинстве - это стихи лишь становящегося поэта. Они несут на себе следы влияния русско¬го классицизма, стилистики торжественной оды XVIII века. Но некоторые темы предвещают будущего Негоша. Стихотворение "Черногорец ко Всемогущему Богу" открывает религиозно-философскую тему, а "Черногорец, плененный вилой" - тему истории.
Черногорию с ее 120 тысячами населения, живущего на голом камне, терзали голод и внутренние неурядицы, кровная вражда, неизменный спутник общества, живущего по родоплеменным законам, непросвещенность и своеволие племенных вождей. Финансовая и политическая поддержка России не избавляли Негоша от чувства одиночества, которое он испытывал и как литератор, и как государственный деятель. Черногория была картой в руках европейских правительств. Здесь, на Балканах, сталкивались интересы России, Турции и Австрии. Пограничные конфликты черногорцам часто приходилось решать самостоятельно, на свой страх и риск. Правителю полузависимого сербского княжества Милошу Обреновичу Негош не доверял. Он считал его двуличным и коварным человеком и никогда не мог ему простить убийство вождя Первого сербского восстания Карагеоргия. Каждый шаг, предпринятый Обреиовичем, через верных людей становился известен Негошу. Отношения с русским правительством тоже не всегда складывались благоприятно.
В конце 1836 г. Негош вновь собирается посетить Россию, где были недовольны его якобы революционно-демократической деятельностью, в частности, поддержкой повстанцев в Боснии и Герцеговине. Сначала российское правительство отказывает ему в приеме, но вскоре Негош получает разрешение прибыть в Санкт-Петербург. По дороге его задерживают в Пскове. Причиною было следствие в Черногории, ведшееся русским вице-консулом в Дубровнике Иеремией Гагичем. Российское правительство выясняло состояние, дел в стране. Недруги владыки оклеветали его, обвинили в том, что он присвоил церковные ценности, что в Черногории нарастает общее недовольство против правителя. Прибыв в Петербург, Негош отмел обвинения: следствие показало его полную невиновность. Более того, этот приезд в Петербург имел большее значение для поэта, он стал его триумфом. Негош разбил интриги своих врагов, оправдался перед российским императором и улучшил положение Черногории. Ежегодная субсидия его стране была увеличена в девять раз. Но свою вынужденную задержку в Пскове Негош считал унизительной для себя лично и для независимой Черногории.
Двадцать один год был у власти Негош в нелегкие для Черногории годы. Ему приходилось заниматься внутренним устройством страны, просвещением народа, бороться с притязаниями соседей-врагов, защищаться от клеветы. Он пережил смерть близких родственников, погибших в сражениях с турками, смерть любимого наследника, крушение надежд на объединение всех славян, и христиан и мусульман, для общей борьбы за независимость, непонимание современников и соплеменников. Образованнейший человек, владеющий русским, французским и итальянским языками, он страдал от одиночества. Жизнь поэта была так тяжка, что порою Негош признавался, что хочет сложить с себя сан и покинуть страну. В результате его неустанной государственной деятельности Черногория, давний форпост борьбы балканских славян с турками, полноправно вошла в число независимых европейских государств и сыграла важную роль в освобождении южных славян от османского ига.
Его литературная деятельность достигает апогея во второй половине 40-х годов. В 1845-47 гг. Негош пишет "великий триптих", три поэмы: "Луч микрокосма", "Горный венец" и "Самозванец Степан Малый", посвященные трем темам, всю жизнь не, оставлявшим владыку: философии веры, судьбе народа в истории и законности власти. Он становится великим поэтом, достойно представляющим черногорцев и сербов в мировой литературе. Но пока об этом известно лишь горстке его соплеменников и ближайших друзей.
19 (31) октября 1851 г. он умирает. Прах его переносят на вершину горы Ловчен. откуда видна вся его небольшая страна.
2. Анализ сюжета «Горного венца» Негоша
Народная эпическая песня значила много для черногорца. Она служила для него не только единственным учебником истории с описаниями событий, именами и хронологией, но и авторитетнейшим пособием по этике и эстетике. Историю племени и братства, историю страны черногорец знал из песни. Из нее же он узнавал о подвигах и геройской смерти своих предков. Как себя вести в той или иной ситуации, что суть красота, добро и справедливость - всему этому он учился у народных певцов.
События, о которых повествуется в драматической поэме «Горный венец", произошли в Черногории на рубеже XVII и XVIII веков. Это был тот самый эпизод черногорской истории, о котором говорилось выше: изгнание из страны соотечественников-мусульман, местных турок, как их называют действующие лица поэмы, отчаянная акция черногорцев, бросивших вызов огромной империи, ввергшая страну в нескончаемые войны и в конечном итоге способствовавшая освобождению всех южных славян от власти турок.
Случилось ли это в Рождественский сочельник 1702 г.. как пометил Негош, публикуя народную песню об изгнании потурченцев, в конце ли XVII века, как стоит на титульном листе первого издания поэмы (Вена 1847), или это нападение не было неожиданным и одновременным, как считают некоторые современные исследователи, - сказать сегодня с полной уверенностью невозможно.
Избранный Негошем сюжет неоднократно разрабатывался в черногорском эпосе, устных преданиях, отражен он и в «Истории Черногории от исконных до новых времен» С. Милутиновича (1835). Османская политика исламизации порабощенных народов, увенчавшаяся в ряде случаев, например, в соседних Боснии и Албании, успехом, на рубеже XVII—XVIII веков начала давать плоды и в Черногории. Выбора чаще всего не было: «Пей шербет из чаши Магомета, иль по шее топором получишь!» Так в Черногории появились семьи и братства, принявшие мусульманство и ставшие опорой для чужеземного влияния в стране, которую силой оружия покорить не удавалось. Владыка Данило (1697—1735), первый владыка Черногории из семьи Петровичей, решительно расправился с внутренним врагом, закрыв путь к овладению страной изнутри, хотя эта опасность, как мы видели, не потеряла своей актуальности и во времена Негоша, чем и объясняется его интерес к этой проблеме. И речь здесь не о религиозной нетерпимости, вообще несвойственной поэту. Еще в стихотворении 1833 года «Серб сербов благодарит за честь» он писал:
Будь сербом в деле, верь, во что веришь,
меркой веры мерь людскую глупость,
а серьезность — делом и доблестью!
А «дело и доблесть» состояли в том, чтобы сохранить «гнездо свободы и юнацтва», сохранить свои народные корни, свою историческую память. Ведь вместе с верой люди меняли не только платье и религиозные обряды, но и образ мысли, предания, идеалы. Конкретному эпизоду черногорской истории, конкретным по большей части историческим персонажам Негош сумел придать характер художественного обобщения высочайшей силы и убедительности[4].
Вот черногорские «турки» на свадьбе уже воспевают Джерзелеза, героя мусульманского фольклора, а Мустай-кадий рисует картины вечной жизни среди райских садов и прелестных гурий и не скрывает своего восторга перед «Царьградом, источником святости и силы». Для них переход в мусульманство вполне естествен и логичен, ибо «когда мал ручей в большой впадает, он теряет собственное имя», — упорство «горсточки народа горного» перед силой и величием Оттоманской империи таким образом обессмысливается.
Поэма значительно перерастает рамки этих событий, чрезвычайно важных для черногорской и сербской истории. Родившееся из глубин народной жизни, вспоенное из чистых ключей народного духа, это произведение великого поэта-философа, непростое и неоднозначное, было тотчас же принято народом. Многие стихи "Горного венца" до сих пор живут в языке в виде афоризмов, пословиц и поговорок. В Черногории нередко встречаются люди, знающие поэму наизусть, от первой до последней строчки. А цитируют ее все. И это. может быть, главное, что сделал владыка для просвещения своего народа. Любимая книга Негоша стала самой известной книгой черногорской и сербской литературы. Она стоит на первом месте по количеству изданий и по числу переводов на мировые языки.
"Горный венец" полифоничен. Его часто называют энциклопедией черногорской жизни. В нем можно найти все: историю и быт. веру и суеверия, православие и остатки язычества. трагедию и юмор. взгляд черногорцев на самих себя и на окружающий мир. глубочайший пессимизм и героический оптимизм. Как, впрочем, это можно найти и в сербском эпосе, другом уникальном феномене югославянской культуры.
Но "Горный венец" не только произведение народного духа, народной стихии, обработанное рукою великого мастера. Он принадлежит не фольклору, а литературе. Бесспорно, у Негоша были предшественники, как были они у Пушкина и Гоголя. Но великая русская литература началась не с Тредиаковского. Подлинная литература начинается тогда, когда приходит гений: она открывает глаза и начинает жить. Черногорская и сербская литература началась с Негоша. "Горный венец" - книга, которая не рассказывает и поучает, но ставит самые главные вопросы, те, на которые впоследствии отвечает история. Читая поэму, иногда кажется, что ее главные герои владыка Даниил и игумен Стефан через головы непонимающих или сваленных богатырским сном современников обращаются к нам, потомкам[5].