Положения 3 главы в общем-то тоже не вызывали больших возражений и дебаты по ней закончились 14 июня: непосредственная власть Римской церкви над всеми национально-территориальными церквами уже существовала de facto, поскольку три века в Европе функционировала т.н. Тридентская система, поддерживаемая иезуитами. Во имя борьбы с Реформацией, «ересью», отколовшей от Церкви массы людей, католики-ортодоксы разных европейских стран были рады пожертвовать автономией своих национальных церквей, епископы добровольно отдавали папе значительную часть своих полномочий.
Наиболее горячая дискуссия разгорелась вокруг 4 главы, содержавшей догмат о папской непогрешимости. Кардинал Гвиди, архиепископ Болонский, выдающийся доминиканский богослов,[40] который был единственным итальянским епископом, выступавшим открыто против папской непогрешимости, заявил, что проводимая 4 главой конституции доктрина не была известна до XIX столетия, и приводил в качестве аргумента против нее цитаты из трудов Фомы Аквинского.[41] Пий IX решил действовать в отношении Гвиди путем запугивания, подключив весь свой авторитет. В личной беседе в папских апартаментах он резко сказал Болонскому кардиналу: «Ты мой враг! Ты корифей оппозиции и неблагодарный. Ты учишь еретическим доктринам». Гвиди пытался обосновать свою позицию ссылками на церковное Предание, но Пий IX возразил: «La tradizione son’io».[42] Гвиди понял, что дальнейшие споры бесполезны и ушел со словами: «Святой отец, будьте добры, прочитайте мою речь».[43]
Наиболее активными участниками как публичной, так и закулисной дискуссии вокруг нового догмата были уже названные представители немецкого и австрийского епископата (Гефеле. Раушер, Шварценберг, Кеттелер). Но папа, игнорируя мнения меньшинства, несмотря на протест более чем 100 епископов, 4 июля 1870 г.[44] прекратил дебаты вокруг 4 главы конституции. Тайное голосование по 3 и 4 главам поводилось 13 июля на первом закрытом заседании. 451 епископ голосовал «placet» («за»)[45], 62 – «placet juxta modum» («согласен, но при условии внесения изменений»), 88 – «non placet» («против»). Среди голосовавших против были все лидеры оппозиции. Они даже сделали еще раз попытку изменить (смягчить) декрет, прибавив к тезису о непогрешимости папских вероучительных и моральных суждений слова «innixus testimonio ecclesiarum»[46], но безуспешно. Хуже того, тезис был изменен в противоположную сторону, в него были вставлены слова «non autem ex consensu ecclesiae»[47]. Эта фраза была вставлена без всяких прений, именно наперекор просьбам и заявлениям меньшинства.[48] Здесь очень интересна и чрезвычайно важна игра слов «ecclesiarum- ecclesiae». Внесение идеологами новой доктрины в документ именно последней формы (в Gen. Sing.) не случайно. Оно говорит о сложившейся концепции отношения Римской церкви к отдельным территориальным церквам: папство просто игнорирует существование национальных церквей. Для него существует только единая Церковь во главе с римским первосвященником. Все, что «под ним» – «серая масса», организуемая в различные структуры лишь только по мановению его руки (вспомним 3 главу конституции, посвященную супрематии папы над всей католической паствой).
Как писал Гефеле ужепозднее, 19 августа 1870 г., Деллингеру, 16 июля представители римской курии потребовали от епископов подписать протест против газетных статей, обрушившихся с нападками на собор и его каноничность. Фактически же подписание такого заявления означало признание свободы и канонической правильности собора. По словам Гефеле, «многие из меньшинства не устояли и уступили фанатическому рычанию (Gebrull). Требовалось действительно немало энергии, чтобы отвязаться от нахалов и не дать подписи».[49]
Положение меньшинства действительно было критическим и тогда оппозиция решилась на крайнее средство. В тот же день, т.е. 16 июля, к папе была отправлена делегация, состоявшая из кардинала Шварценберга, архиепископов Дарбуа Парижского, примаса Франции Генульяка Лионского, Шерера Мюнхенского и епископов Кеттелера Майнцского и Ривэ, с просьбой внести изменения в 4 главу конституции, о котором говорилось выше. Папа обещал сделать все возможное, но при этом уверенно заметил, что Церковь якобы всегда учила о безусловной непогрешимости папы. Тогда епископ Кеттелер, видимо, поняв, что никакие теоретически-богословские и научно-исторические аргументы здесь уже бесполезны, упал на колени перед Пием IX и молил папу: «Пусть Святой отец своей уступчивостью возвратит Церкви мир и потерянное единство».[50] (Чисто прагматический аргумент: позиция Кеттелера уже отмечалась выше). Скорее всего, коленопреклоненный вид гордого германца-прелата, одного из корифеев оппозиции, произвел на папу огромное впечатление, почему последний и отпустил делегацию с надеждой на уступки. Но уступок не последовало: по-видимому, окружение смогло убедить Пия IX, что все уже готово к принятию догмата и сейчас какая-либо уступка была бы несвоевременной и бесполезной.
Оценивая последние попытки противостать новому догмату и дальнейшие действия членов оппозиции, Гефеле писал Деллингеру: «Когда последняя попытка повлиять на папу через комиссию (так Гефеле называет делегацию оппозиции. – А.И.) незадолго пред сим оказалась напрасною и когда схема вместо смягчения ее была напротив обострена, тогда, и именно 17 июля, в воскресенье, пред нами возник вопрос: quid faciendum – как поступить относительно публичного заседания (на 18 июля было намечено окончательное, открытое, голосование по догмату. – А.И.)? самое лучшее для нас было бы, как я и объяснил это, явиться в собрание, повторить свое: Non placet и, если бы потребовали подчинения, отвечать отрицательно. В последнем – главное дело. Но тут многие заявили, что они не пойдут так далеко, что они в концов покорятся. Оставалось поступить так, как мы поступили действительно (уехали в свои епархии. – А.И.). К сожалению, вышло – слабо: потому что это не было именно формальным протестом. Но на протест не соглашались те, которые решились во всяком случае покориться… Решение (о принятии и опубликовании нового догмата в своих епархиях. – А.И.) необходимо должно последовать, коль скоро к нам поступит требование признать и обнародовать догмат. На это случай, мы в Риме условились, чтобы никто отдельно не спешил действовать, но чтобы епископы отдельных наций наперед делали свои собрания и каждая нация и каждая нация сносилась с другой».[51] Они надеялись, что по древнему церковному принципу (собор не есть вселенский априорно) не будет ратифицирован всеми отдельными территориальными церквами, всей Вселенской Церковью.
Собор покинули всего 56 епископов из тех 88, что голосовали 13 июля «non placet». Эти епископы, представители древнейших, густонаселенных и просвещеннейших епархий (в основном Германии, Франции и Австрии), решив не являться на публичное голосование в день отъезда подали папе адрес, в котором еще раз подтвердили свое мнение по вопросу о новом догмате, подчеркнув, что теперь его «Святости и всему миру известно и открыто» их «голосование, и ясно. Сколькими епископами одобряется» это «мнение, и … таким образом» они «исполнили лежащие» на них «должность и обязанность».[52] Особенно интересна последняя фраза адреса: «детская любовь и благоговение … не дозволяют нам в деле, ближайшим образом касающемся особы вашей святости, публично и перед лицом отца сказать: нет».[53]
Мне кажется, что у епископов-оппозиционеров были веские причины поступить именно так. Очень уж сильна была их зависимость от Святого Престола. Именно с согласия и утверждения пап они получали свои епархии и от его решения зависело замещение вакантной кафедры. После Тридента все католические церкви, как уже отмечалось, были очень крепко связаны с Римом, эта связь во многом обеспечивалась благодаря иезуитам, многие епископы были именно их ставленниками. Отсюда и колебания епископов-оппозиционеров между «Истиной», состоявшей в отвержении нового догмата, и привязанностью к Святому Престолу. Ну не могли они в миг отказаться от того, что мало того, что вошло в них «с молоком матери», но и сопровождало их на пути к высшим иерархическим должностям в их национальных церквах.
Окончательное голосование по 3 и 4 главам состоялось 18 июля 1870 г. 533 епископа проголосовали «за» и только 2 против (епископ Кояццо на юге Италии Биччио и епископ Литтл-Бук в Сев. Америке). Голосование происходило во время страшной грозы и оба епископа. Голосовавшие против, моментально подчинились.
Собор разъехался на летние каникулы, причем епископам было приказано вновь собраться в Риме 11 ноября. Но до этого дня произошли большие перемены. 19 июля началась война между Францией и Пруссией. 11 сентября французские войска были выведены из Рима, который 20 сентября был взят войсками Итальянского королевства и 2 октября формально присоединен к нему, а вскоре и объявлен столицей. Папская область была окончательно ликвидирована. Наступил конец светской власти папы, который в знак протеста против ликвидации папского государства объявил себя «узником» Итальянского королевства, заявив, что не покинет стен Ватикана, пока не будут восстановлены его попранные права. Сославшись на отсутствие необходимой «свободы» для проведения собора, Пий IX 20 сентября официально прекратил, но не закрыл собор, отложив его заседания «до более благоприятного времени».[54] Некоторые считают, что этот собор «еще заседает (хотя ни одного из членов собора нет в живых), потому что формального закрытия его не последовало».[55]