Затем я спросил его о его любимом времяпрепровождении. «Кинофильмы!» — раздалось в ответ с воодушевлением подростка, вспоминающего свой первый визит в Диснейленд. И прежде чем я успел вставить слово и задать следующий вопрос, последовал стремительный отчет обо всех недавно виденных им фильмах — один за другим, с примечательными деталями, — возбужденным голосом, нетерпеливо стремящимся высказать все это сразу. Моим первым побуждением было остановить его, но затем я решил позволить ему двигаться своим путем и посмотреть, что получится. Рассказы о фильмах продолжали изливаться без конца, десятками, один за другим. Он действительно жил в фильмах и все их просмотрел — и теперь я, его врач, посвящался в этот незабываемый и радостный личный опыт! Сюжеты фильмов изливались более 40 минут и это продолжалось бы дальше, если бы я не прервал моего пациента и не повернул бы разговор на другую тему.
«Киночеловек» запал в мою память как случай пациента, не имеющего представления об информационных потребностях его врача. В данном случае дефицит в способности пациента сформировать теорию моей души был значительно глубже, чем в предыдущем случае — с поехавшей за молоком жертвой дорожной аварии, — и я сильно заподозрил наличие повреждения лобной доли. И в самом деле, результаты последующего нейропсихологического тестирования дали основание предполагать особенно серьезную дисфункцию лобной доли. Неспособность моего пациента отслеживать и контролировать его собственное поведение — распространенное явление в случаях заболевания лобной доли и часто рассматривается как один из его центральных признаков. Как мы увидим в случае пострадавшего в метро студента Владимира и в случае сброшенного с лошади Кевина, эта неспособность может принимать многие формы. Последствия дисфункции лобной доли в особенности нарушают социальные взаимодействия индивида, как в явно клинических формах, так и в более тонких, относительно легких обыденных формах.
Очевидно, что способность сформировать внутреннее представление о душе другой личности связано с другой фундаментальной когнитивной способностью: понятием самосознания и дифференциацией Я-не-Я. Самосознание фундаментально для нашей психической жизни и, вероятно, без него не существует сложной когнитивной деятельности. Однако научные данные свидетельствуют, что самосознание появляется в ходе эволюции поздно и связано с развитием лобных долей.
Экспериментальные исследования эволюции понятия Я используют метод различения Я и не-Я (или Я и другой)37. Предположим, что вы помещаете животное перед зеркалом. Будет ли оно относиться к своему изображению как к себе, или как к другому животному? Собаки реагируют на свое изображение как на другое животное. Они лают, воют, демонстрируют доминантное поведение. Только человекообразные и, в меньшей степени, прочие обезьяны относятся к своему изображению в зеркале как к себе38. Они используют зеркало для чистки труднодостижимых частей тела и чтобы стереть отметки, нарисованные экспериментатором у них на лбу.
Из этих скромных эволюционных задатков у нас, людей, сформировался сложнейший разработанный психический механизм для представления наших внутренних состояний. И вновь в этом участвует префронтальная кора. Когда испытуемых просят сосредоточиться на их собственных психических состояниях, в отличие от внешней реальности, включается медиальная префронтальная кора39. Как внутреннее представление собственных психических состояний, так и внутренние представления психических состояний других — и то, и другое основывается на лобных долях. И таким образом сложные, координированные нейронные вычисления интегрируют и сплетают друг с другом психические представления о Я и о «других». Поистине, префронтальная кора ближе, чем любая другая часть мозга, к нейронному субстрату социальной личности.
Не удивительно, что способность дифференциации Я-не-Я должна зависеть от лобных долей. Как мы установили ранее, префронтальная кора является единственной частью мозга, и конечно неокортекса, где информация о внутреннем окружении организма конвергирует с информацией о внешнем мире. Префронтальная кора — единственная часть мозга с нейронной инфраструктурой, способной интегрировать эти два источника данных.
Но насколько она к этому способна? В какой степени возникновение этой способности шло параллельно развитию лобных долей? Насколько тесно развитие этой когнитивной способности следует за появлением ее предполагаемого нейронного субстрата? Является ли развитие дифференциации Я-не-Я исключительно функцией появления лобных долей в ходе эволюции, или же оно также требовало появления определенных концептуальных структур, постепенно кристаллизованных в культуре? В книге Джулиана Джейнса «Истоки сознания и распад двухкамерного мозга» предполагается, что самосознание возникло довольно поздно в ходе человеческой культурной эволюции, возможно впервые — во втором тысячелетии до н.э.40
Я подозреваю, что многие устоявшиеся в обществе культурные убеждения (которые я как ученый склонен рассматривать как «сверхъестественные»), включая религиозные убеждения, являются остатками неспособности примитивного человека распознать собственные внутренние представления о других людях как часть Я, в отличие от не-Я. Богатые чувственные образы других людей и даже своих собственных мыслительных процессов могли интерпретироваться как «духи». Богатая сенсорная память об умершем соплеменнике могла интерпретироваться как «призрак» или как доказательство его «жизни после смерти». В соответствии с этим сценарием, некоторые из наиболее буквальных религиозных и магических верований, которые существовали тысячелетиями, являются остатками изначальной неспособности людей отличить собственные воспоминания человека о других людях (внутренние представления, части Я) от самих этих людей (не-Я, другие). Это может быть именно тем, что Джейнс41 называет «галлюцинаторным опытом» древних людей. Тщательное кросс-культурное изучение когнитивной дифференциации Я-не-Я у немногих оставшихся сравнительно «примитивных» культур (например, индейских племен Амазонки, папуасов Новой Гвинеи и горцев Ириан Джайя) может оказаться особенно интересным в этом отношении.
Согласно Джейнсу, неспособность отличить Я от не-Я не ограничивалась доисторическими временами. Она присутствовала и в ранней истории, у человека, которого мы считаем нейробиологически «современным». Если это так, то должна быть рассмотрена одна из двух возможностей (или комбинация двух возможностей). Первая, что биологическая эволюция лобных долей сама по себе недостаточна для завершения когнитивной дифференциации Я— не-Я и что требовался некий дополнительный, кумулятивный культурный эффект, как считает Джейнс. Вторая, что биологическая эволюция лобных долей продолжалась до более поздних времен, чем это диктуют наши установившиеся эволюционные теории. Очеловечение приматов могло длиться дольше, чем предполагалось.
Определения болезней меняются со временем. Классическая нейропсихология занималась влияниями локальных повреждений мозга (пулевые ранения, инсульты и опухоли) на познавательную деятельность. Это было базой данных, на которой было построено наше понимание функции мозга. Постепенно сфера нейропсихологии расширилась, и сегодня в психиатрических и гериатрических учреждениях работает больше нейропсихологов, чем в традиционных неврологических отделениях.
Экспансия нейропсихологии отражает расширение определения заболевания мозга. Это, в свою очередь, является следствием того, что наше общество становится более просвещенным, более зажиточным и, несмотря на наши случайные издержки, в целом более гуманным. В старое время считалось нормальным, что к определенному возрасту люди начинают «терять свои шарики». Сегодня мы знаем, что это не часть нормального старения, а скорее следствие известных мозговых расстройств, таких как болезнь Альцгеймера. В старое время плохого ученика наказывали родители, а непослушных детей пороли. Сегодня мы знаем о неспособности к обучению и синдроме нарушения внимания.
Я вспоминаю мою первую преподавательскую должность в Соединенных Штатах в конце 1970-х годов на одном из наиболее престижных и старейших факультетов психиатрии. Клинические конференции изобиловали бесконечными дебатами о том, был ли данный пациент «шизофреником» или «органиком», где «органик» означало — страдающий дисфункцией мозга. Старое картезианское разделение тела и души, которое столь долго дурачило широкую публику, охватывало также и психиатрию.
Сегодня мы знаем, что шизофрения является органическим заболеванием, так как в мозге шизофреников обнаружены как биохимические, так и структурные аномалии. Это также справедливо для депрессии, обсессивно-компульсивного расстройства, синдрома дефицита внимания, синдрома Туретта и других заболеваний. Различение «заболеваний мозга» и «заболеваний души» становится все более размытым. Недомогания «души» во все большей степени понимаются как заболевания мозга. «Ошибка Декарта» — если воспользоваться элегантной фразой Антонио Дамазио1 — наконец исправляется.
По мере того, как мы продолжаем исследовать нейронный базис заболеваний, ранее проходивших по ведомству души, нам становится все более очевидной крайняя степень вовлеченности лобных долей практически во все эти заболевания. Это говорит об особой биологической уязвимости лобных долей. Действительно, дисфункция лобных долей часто отражает нечто большее, чем их прямое повреждение2.