Ты даже не понимаешь, что несколько последних лет любовь твоей жены превратилась в госпитальное чувство, та, которой лет двадцать назад ты объяснялся в вечной любви, уподобилась медсестре, пытающейся найти в тебе что-то позитивное. Она утешает тебя, как больного, – ласково и тепло: «Да, тебе ампутировали руки и ноги. Но зубы-то целы…» Чтобы ты ни думал, это действительно любовь – быть рядом с тобой, пошлым неврастеником, заботиться о тебе, ублюдке, наблюдать, как к тебе, придурку, возвращается жизнь.
Ты не относишься к тем редким и действительно счастливым людям, которые действуют, а не ждут, что когда-нибудь жизнь начнется по-настоящему. Напротив, ты из тех, кому нужно излить тоскующую душу в трагическом плаче по рухнувшим надеждам. Поверь, как все это надоело твоей жене! Просто ты из породы людей, которым к врачу нужно сходить. К зубному. А еще к психиатру записаться.
Ф. Дж. Лаурия весьма толково объясняет твою ситуацию: «Понимаешь, проблема заключается в том, что никто не хочет идти до конца. Все только и стремятся к компромиссу. Это вообще главная проблема самого института брака. Супружеский союз, как таковой, основан на некоем компромиссе. И само собой, то же самое относится и к разводу».
Какой там компромисс! «В задницу компромисс!» – заявишь ты.
Жена попытается удержать тебя, урезонить, она растерянно обратится к твоей душе с вечным вопросом разлюбленных женщин, озвученным Д. Боукером: «Любовь не может взять и исчезнуть. Это ведь не лампочка, выключил – и все. Правда?»
Ты промолчишь. В уме застрянут слова: «Правда. И все». Ловкий маневр.
В голове вертится какая-то чушь, мысли налезают друг на друга в твоем желании потрахаться. Кажется, тебя сейчас разорвет. Ты решишь, что опыт переживаемого нужно зафиксировать в слове романа, откроешь блокнот и запишешь первую фразу: ««А почему бы нам не спросить нейрохирурга?» – поправив пенсне, поинтересовался дворник из Таджикистана…» Ах, как остроумно, гаймодрил. Роман ты не допишешь – некогда будет, ты весь в новой любви.
Несчастный пентюх, полный ноль без палочки, абсолютный чемпион мира среди идиотов, ты где-то вычитал, что, после того как ты сделаешь первую ошибку, остальные ошибки воспринимаются легче. И так тебе эта глупость приглянулась, что сорвался с семейного крючка взаимной ответственности и кинулся вести себя как набедокуривший карапуз: и стыдно, и сладко… Очень стыдно, но сладко непередаваемо… Ах как сладко!..
Как там сказал Д. Оруэлл? «Ужасная, изнуряющая борьба, похожая на долгий приступ болезни». Кстати, любовь тебя доконает.
Раньше ты твердо знал, как надо жить, ты придерживался идиотского убеждения, что, как только преодолеешь очередной барьер, тогда все обязательно наладится и все будет хорошо. Теперь для тебя барьеры перестали существовать. Жизнь, убежден ты, это не полоса препятствий. Как ты наивен! Тебе придется разочароваться в новоприобретенных обольщениях.
То, что ты сейчас делаешь, называется одним словом: предательство. Предательство возможно только там, где есть преданность. Без верности одного измена другого не получается. Тот человек, который верен, открывает другому человеку двери в святая святых. И ведь прекрасно знает, что за цель у другого – гадить, и ничего больше, но все равно пускает того, другого, который поступает как малодушный трус, который боится покончить с собой.
Если по уму, на этой малолюдной тропинке осенней любви в парке предстарческих заблуждений, где ты рычишь спермотоксикозным зверем, потому что ненормальный, тебе должен встретиться кто-то здравомыслящий и припугнуть, что юношеские шалости в столь почтенном возрасте приводят к весьма печальным результатам, и вскоре тобой заинтересуется врач-психиатр – в общем, о тебе должны позаботиться медицинские учреждения.
Своим критикам, этим старперам-моралистам (кстати, твоим ровесникам), ты гордо ответишь: «По херу дым!» А потом с тупой величественностью добавишь: «Как говорится, прежде чем осуждать, ты хотя бы попробуй». И улыбнешься своей находчивости.
Ладно, хватит дидактики, тем более если она не идет тебе на пользу. Жизнь… Здесь никогда ничего не происходит, пока однажды не начнет происходить черт знает что, то есть любовь. Вот так часто и случается – в результате стечения на первый взгляд банальных обстоятельств все взрывается, все изменяется. Человек обычно не понимает, насколько он уязвим, печется, как придурок, о социальном лице, престиже и прочих химерах, хранит то, чему суждено исчезнуть. Анекдот, да и только. Нет, это не анекдот – это любовь тебя посетила.
Истинную правду сказал Д. Пеннак: «Любовь – это совокупность маленьких поступков, которые молча рассказывают некую хрупкую историю…» Добавим: которую нельзя просрать!
Любовь – это игры жизни, это борьба природы с рутиной. В этой борьбе, как показывает опыт мужской половины человечества, очень сложно занять позицию незантересованного наблюдателя за собственными чувствами. Любовь не терпит зрителей, не гарантирует победу и нередко самых сильных своих оппонентов ввергает в жесточайшее поражение. Прислушайся к герою А. Мёрдок: «Мне было пятьдесят восемь, ей двадцать. Я не смел встревожить, обременить, отравить ее юную жизнь ни малейшим намеком на мою огромную грозную тайну. Как пугает нас эта черная тень, когда мы вдруг замечаем ее в чужой жизни! Неудивительно, что те, в кого направлена эта черная стрела, зачастую обращаются в бегство».
Герою А. Мёрдок 58 лет, он пытается добиться четкого самоощущения и посмотреть на себя, влюбившегося в 20-летнюю девушку, глазами людского суда. Картина получается весьма непривлекательная: «Субъект немолодой и не добившийся в жизни успеха, не уверен в себе как мужчина, естественно, он надеется, что, заполучив женщину, почувствует себя другим человеком, даст выход своим талантам, которых у него, кстати сказать, может, сроду и не было. Прикидывается, что думает о своей книге, а у самого на уме женские груди. Прикидывается, что заботится о своей честности и прямоте, а на самом деле ему причиняет беспокойство совсем другая прямизна. Обнаруживается, что нет ничего легче: назвать божественное начало животным инстинктом, увидеть в осенней любви нечистоплотную страсть. Да и автокомментарий столь же неутешителен: «Человек прямо-таки опьянен собственным красноречием. Он признается, что устал и уже не молод. А дело просто сводится к тому, что он вдруг почувствовал сильное сексуальное влечение к двадцатилетней девочке».
Самой девушке, которой кажется, что она встретила свою единственную и бессмертную любовь, стоит посмотреть на проблему в аспекте временной перспективы и заняться самой скромной арифметикой. Когда тебе будет тридцать, ему будет под семьдесят».
Сколько сказано о любви – не счесть, не перечесть и не процитировать. Не будем и мы перечислять и цитировать. Лишь скромно обобщим некоторый опыт.
К 60 годам кажется, еще чуть-чуть – и витальность уместится на лапке мухи.
Мужчина вошел в возраст любовного шарлатанства: слишком много интеллектуального пафоса и слишком мало смысла. Не говоря уже о телесной бодрости. Академическая режиссура любовного конфликта отчасти компенсирует анемичность воли. Однако для чувства необходима душевная мускулистость. Юноша – этот нетерпеливый щенок (по версии шестидесятилетних) – неизменно демонстрировал эскалацию неряшливой и всклокоченной эмоции. Нашему мужчине более удается бесконфликтность, обрамленная интеллектуальной пышностью стильных декораций.
В возрасте 60 лет головокружение от любовных успехов часто неважно сказывается на работе сердца.
Шестидесятилетний любовник больше похож на любознательного пенсионера.
Кстати, знаешь, к какой категории относят тебя ровесники девушки? Готов услышать обидное? Слушай: начитавшись Паскаля Брюкнера, молодые люди придумали для таких, как ты, издевательскую аббревиатуру «ЕПС – «еще пригодные старики или старухи», те, кому за сорок и за пятьдесят. Мы предлагаем им свою молодость в обмен на их мудрость».
В этом возрасте 95 % мужчин радуются повзрослевшим внукам, а прочие 5 % начинают нагло отбивать у них возлюбленных. Об этих прочих в стилистике реферата: ленивая дрема сытой праздности сменилась сатировой жеманностью – бенефис экстатического канкана слов. Страсть к незатейливой философии. Флер тяжеловесной печали. Карикатурность мечтательных заявлений, пошловатая обольстительность опыта. Усталость от самого себя. Любовное свидание, проведенное в рамках своего немалого жизненного юбилея. И т. д. и т. п.
С опытом прожитых лет на роль возлюбленной можно найти более покладистое существо, например какую-нибудь бестелесную литературную героиню, и поклоняться ей со всей метафизической активностью. Так нет же. Человек стремится к реальному чувству, которое разрушало куда более молодые организмы.
Встречает он незнакомку и с повадками балетного танцора обращается к ней: «Мы истинные художники, нам надо встретиться, чтобы сверить психологические палитры». В ответ на излияния полувековой души девушка может даже чем-то поинтересоваться. Правда, будет не очень понятно, что это – праздное любопытство или так, желание пошевелить словами воздух.
Если в тебя влюбилась девушка, не обольщайся, знай: в ее характере заложена решительность антиквара. Или иное: ты представляешь для нее чисто экзотический интерес. Ее экзальтированная искренность заимствована из реквизита спектакля под названием «Вскружу не только голову стареющему дурику». Ты хорош до тех пор, пока играешь ей ласковые мелодии. У нее самой нет ни слуха, ни голоса, и любовное музицирование ее быстро утомит. Это проверено еще до тебя.
Ты обязательно произнесешь: «Любовь – это штопор, с помощью которого высвобождается жизненное творчество». Должно признать, такую остроумную мысль можно услышать только в тундре, и то лишь от тех милых людей, кто приехал туда из пустыни.