НАЗАД
ПЕСНИ УРАЛЬСКИХ КАЗАКОВ
ОТ АВТОРА
Настоящее собрание включает расшифровки фонозаписей песен уральских (яицких) казаков, впервые не выборочно, а – насколько позволяет нынешнее состояние песенной традиции, - достаточно полно представляющие систему казачьих песенных жанров. Сборник составлен по материалам фольклорных экспедиций Уральской государственной консерватории имени М.П. Мусоргского 1981 – 1985 гг. в Приуральный, Зеленовский и Чапаевский районы Уральской области – бывшие земли Уральского казачьего войска, расположенные в зоне среднего течения реки Урал. В него вошли также 24 песни из личного архива журналиста, знатока местного фольклора Б.Б.Пышкина, записанные им в разных районах Уральской области в 1950 – 70-х гг. и любезно предоставленные автору для расшифровки и публикации. В отборе песен для издания мы руководствовались прежде всего соображениями их характерности для исследуемой песенной традиции (это определяется наличием в записи нескольких вариантов одной песни), а также возможностью их исполнения ансамблями или отдельными певцами, осваивающими исполнительскую манеру уральских казаков.
В расшифровках песенных текстов нами воспроизведены только те черты диалекта уральских казаков, которые отличают их говор от русского литературного произношения: яканье (“бяжит”), ыканье (“бурычка”), цоканье, свойственное главным образом женщинам (“цяво”), форма глаголов мужского рода единственного числа прошедшего времени (“выезжаил”, “собираил”) и т.п. Особенности местного говора проявляются с различной степенью последовательности в песнях, исполняемых разными певцами, что нашло отражение и в настоящем сборнике.
Автор выражает глубокую благодарность всем народным исполнителям – жителям Уральской области, встречи с которыми незабываемы. Огромная признательность участникам фольклорных экспедиций и одному из их руководителей – О.И. Шиловой.
Надеемся, что эта книга заинтересует фольклористов, исполнителей и любителей народной песни.
ПЕСЕННЫЙ ФОЛЬКЛОР УРАЛЬСКИХ КАЗАКОВ
В многотрудной истории России с уральским(яицким) казачеством связано немало драматических страниц. Участники почти всех внешних войн Российского государства, многих казачьих и крестьянских восстаний, среди которых такое мощное, как пугачевский бунт, яицкие казаки не довольствовались в ходе истории пассивной ролью “безмолвствующего большинства”, но сами активно воздействовали на течение событий. После 1775 г. – времени окончания Крестьянской войны под предводительством Пугачева – правительство Екатерины II уничтожило все, что хотя бы отдаленно напоминало о самозванце Петре III и его сподвижниках – яицких казаках. И тогда на карте России вместо реки Яик появилась река Урал, а Яицкое казачье войско было переименовано в Уральское.
Формирование яицкого казачества восходит к первой половине XVI в., когда правый берег Яика начали заселять русские выходцы с Дона, из центральных районов России и Поволжья, образовавшие здесь вольную общину. Помимо русских, составлявших большинство, в нее вошли также калмыки, татары, башкиры, туркмены, чуваши, мордва, позднее казахи. На основе этой общины в конце XVI в. возникло Яицкое казачье войско с центром в Яицком городке, призванное охранять юго-восточные рубежи России1. Его земли располагались по среднему и нижнему течению Яика (ныне это Уральская, часть Гурьевской и юго-восточная часть Оренбургской областей). Первоначально войско управлялось “кругом”2, однако с 1718 по 1748 г. правительство осуществило ряд нововведений, касающихся управления войском и приведших к потере казаками самоуправления (в 1748 г. круг окончательно утратил свое значение). В среде казаков начались волнения, кульминационными толчками которых стали Яицкое казачье восстание 1772 г. и Крестьянская война 1773 – 75 гг., по окончании которой наступил период Уральского казачьего войска. С 1782 г. Уральское казачье войско управлялось астраханским, затем оренбургским генерал-губернатороми, а с 1868 г. – генерал-губернатором вновь образовавшейся Уральской области. В 1908 г. к Уральскому войску были присоединены илецкие казаки. Как действующее воинское подразделение Уральское казачье войско прекратило свое существование в 1920 г.3
Яицкую казачью общину не случайно называют “полувоенной-полурыбачьей”. Это связано с тем, что главную роль в бытовой деятельности казаков играло рыболовство: уральцам принадлежало исключительное право ловли рыбы в реках Урал и Узелях, а также в Каспийском море близ устья Урала. О значении рыболовства можно судить, в частности, по обилию специальных рыболовецких терминов в казачьей лексике4. Другими экономическими источниками жизни казаков-уральцев были такие промыслы, как добыча соли и охота, а также седельное и сапожное ремесла. Занимались казаки и скотоводством (овцеводство и скотоводство), в меньшей мере – земледелие, главным образом огородничество и бахчеводство. По конфессиональной ориентации значительная часть яицких казаков – старообрядцы, принадлежавшие к общинам поповцев и беспоповцев (принимавших и отвергавших роль служителей культа), а также к сектам духоборов и молокан5.
Говоря об уральской казачьей этнокультурной системе как элементе традиционной русской культуры, этнографы отмечают ее близость среднерусским традициям с характерным для них сочетания севернорусских и южнорусских черт. Так, например, типичными для севера войсковой территории жилыми строениями являются деревянные дома с двухскатными (“гребешком”) либо четырехскатными (“шатром”) крышами, напоминающие жилища Русского Севера. Наиболее богатые казачьи постройки, подобно севернорусским, имеют подклеть. Для южных же районов проживания уральских казаков характерны распространенные и на юге России саманные жилища с плоскими, обмазанными глиной крышами6.
Двойственный характер истоков традиционной уральской казачьей культуры выявляют и диалектологические исследования. Говор уральских казаков диалектологически относят к группе переходных, среднерусских, отмечая сочетание в нем южнорусского вокализма (артикуляция гласных звуков) с севернорусским консонантизмом (артикуляция согласных звуков)7.
Однако специфика этнокультурного облика уральского казачества в наибольшей мере определяется, по мнению этнографов, его этнической неоднородностью и участием в его формировании соседних кочевых этносов. Своеобразие традиционной материальной и духовной культуры казаков-уральцев состоит в свойственном ей сочетании архаических русских форм с культурными формами, заимствованными у тюркоязычных народов. В самом антропологическом типе уральских казаков, как полагают исследователи, заметны и русские, и тюрские черты, являющиеся, возможно, следствием смешанных браков на раннем этапе формирования уральской казачьей общины8. Преобладание русских элементов (севернорусских и среднерусских) этнографы отмечают в женской одежде (ее основу составляют сарафан с рубахой), а также в приемах рыбной ловли (зимой это багренье, весной и осенью плавни9). К числу тюркских форм относятся халат в качестве домашней и верхней мужской одежды, мужские шапки особого “тюркского стиля” и др. Заимствования обнаруживаются в традиционной пище и технологии ее приготовления, приемах ухода за скотом, наконец в говоре казаков10. Во многих исследованиях отмечается не только обилие тюркоязычных слов в лексике уральцев, но и свободное владение ими казахским языком. В прошлом казахский язык использовался казаками не только в общении с казахами, но и в домашнем быту. Все эти факты историки и этнографы расценивают как свидетельство этнического взаимодействия уральских казаков с соседями-кочевниками11.
На разных этапах истории уральского казачества степень и характер влияний соседних народов на его культуру изменялись. Особой этнической и социальной неоднородностью уральская казачья община отличалась в период своего формирования (с XVI до начала XVIII в.), для которого были характерны смешанные браки казаков с женщинами-инородками, а также активное усвоение иноэтнических элементов в разных областях культуры. На втором историческом этапе развития уральского казачества (начиная с XVIII в.) этот процесс протекал менее интенсивно, отчасти под влиянием старообрядчества, обусловившего конфессиональную и социальную замкнутость сообщества казаков и его ориентацию преимущественно на восточнославянские культурные традиции12.
В отличие от материальной культуры и бытовой лексики уральских казаков, где бесспорно присутствие тюркизмов, в казачьих фольклорных текстах их почти нет. Отсутствие ощутимого влияния местных языков в текстах песен уральских казаков, отмеченное, в частности, Е.И. Коротиным и В.В. Дмитриевым, подтверждается и материалами настоящего сборника13.
Если историческая наука и этнография располагают в настоящее время материалами, необходимыми для рассмотрения комплекса уральской казачьей культуры, то в музыкальной фольклористике постановка вопроса о певческой традиции уральских казаков как системе пока невозможна из-за отсутствия достаточного круга научно достоверных записей казачьего музыкального фольклора. В публикациях и исследованиях подробна отражена область словесных жанров фольклора яицкого казачества, которой посвящены многие работы ученых XIX – XX вв14. Музыкальное же творчество казаков-уральцев менее других локальных казачьих традиций известно и любителям народной музыки, и профессионалам-фольклористам. Это связано с тем, что большинство публикаций уральского казачьего фольклора знакомит читателей с текстами песен без напевов15.
Наиболее ранним музыкально-фольклористическим собранием уральских казачьих песен является сборник Александры и Владимира Железновых, изданный в конце XIX столетия16. Как сообщает В.Железнов в небольшой вступительной статье к сборнику, запись песенных мелодий осуществлялась авторами “на слух”, гармонизация песен была сделана в “русском народном духе” профессором Санкт-Петербургской консерватории А.А.Петровым. На фоне тенденций, характерных для собирательской фольклористики конца XIX в. (запись песен с помощью фонографа, публикация песенных образцов “в народной гармонизации”), сборник Железновых оказывается по своему характеру ближе собраниям более раннего периода, прежде всего сборнику Н.А.Римского-Корсакова “Сто русских народных песен” (1876-1877 гг.), ассоциации с которым особенно ощутимы благодаря близости фортепианного сопровождения А.А. Петрова стилю гармонизаций Н.А.Римского-Корсакова.