На Северном фронте 25 и 26 июня 1941 года советская авиация нанесла по Финляндии налет, который не нанеся существенного вреда ее инфраструктуре дал финскому правительству повод для вторжения в СССР, которым оно, несмотря на уговоры Англии, у которой с Финляндией были очень хорошие отношения, незамедлительно воспользовалось, значительно усугубив тем самым положение советских войск в Прибалтике и под Ленинградом. По сию пору остается открытым вопрос: чем же был авианалет 25 июня 1941 года – глупостью или агрессией?
Наученное горьким опытом неудачных первоначальных действий Красной Армии зимой 1939 года против финских войск советское руководство не решалось больше воевать с Финляндией без троекратного превосходства в силах. Это наглядно показывает план «С-З.20», который предусматривал разгром Финляндии силами более шестидесяти дивизий и то при условии благожелательного к СССР нейтралитета Германии. Не могло ни советское руководство, ни командование Красной Армии решиться на агрессию против Финляндии силами 21 дивизии, в ситуации когда Германия сама напала на Советский Союз, не имея элементарного плана ведения военных действий. Поскольку агрессией советские авианалеты 25 и 26 июня 1941 года на Финляндию быть не могли, были ли они глупостью? Вероятно нет.
Скорее всего, советское руководство сознательно пошло на эскалацию событий. Со времени предоставления Советским правительством независимости Финляндии у нее сложились очень хорошие отношения как с Германией, так и с Англией. С помощью германских войск белые финны победили в гражданской войне финнов красных, однако после военного поражения Германии и признании ею условий Версальского договора Финляндия немедленно переметнулась в стан победителей, сохранив при этом хорошие отношения и с Германией. В войне 1939–40 года между Финляндии Англия открыто помогала Финляндии оружием и даже готовила оказание военной помощи своими войсками, однако и Германия, хотя и была связана особыми отношениями с Советским Союзом, симпатизировала финнам. А после заключения мирного договора СССР с Финляндией Германия, к явному неудовольствию советского руководства, и вовсе начала открытое сближение с Финляндией.
Агрессия Германии против Советского Союза предоставила возможность Советскому Союзу раз и навсегда разбить германо-финнский тандем – достаточно было пойти на некоторую эскалацию отношений с Финляндией ради постановки перед Англией вопроса об отношении Финляндии к германо-советскому конфликту. После совершения советской авиацией 25 июня 1941 года налета Финляндии предстояло определиться – напасть ли ей вслед за Германией на СССР, или присоединиться к союзу Англии с Советским Союзом и свернуть свои отношения с Германией. Ослепленное идеей создания за счет Советской Карелии Великой Финляндии и жаждущее реванша за войну 1939–1940 гг. финское правительство пошло на охлаждение своих отношений с Англией, встало на сторону Германии и объявило войну СССР. По настоянию советского правительства Англия в декабре 1941 года была вынуждена объявить войну Финляндии. (188, 4) Вероятно советское руководство сыграло с судьбой «в орлянку». И проиграло.
Катастрофа Западного фронта перечеркнула план В.Д. Соколовского и, оголив направление на Смоленск и далее на Москву, обернулась кризисом для всей Красной Армии и всего Советского Союза, который удалось переломить в пользу советских войск восстановлением Западного фронта за счет армий РГК. Следует отметить, что тем самым советскому командованию удалось сорвать выполнение плана «Барбаросса, согласно которому вермахт должен был разгромить советские войска до рубежа Западная Двина–Днепр и который не был рассчитан на встречу советских войск восточнее этого рубежа. Ожесточенное Смоленское сражение, оборона Ленинграда и Киева окончательно похоронили первоначальный план ведения Германией военных действий против СССР.
Как уже говорилось И. Сталин крайне тяжело перенес провал плана В.Д. Соколовского. Катастрофа Западного фронта подействовала на него угнетающе. 27 июня в соответствии с предвоенным планом 23-й и 26-й мехкорпуса включались в состав начинающей переброску своих соединений из Сибирского военного округа 24-й армии. (мк, 536, 576-577) Однако с приближением немецких танков к Минску ситуация все более обострялась и выходила из под контроля советского военного командования. И вот уже СНК СССР принимает «специальное постановление о развертывании авиационной промышленности и ускоренном строительстве новых авиационных заводов (156, 2), 16-я армия резерва Главного Командования на Юго-Западном направлении получила приказ погрузить соединения армии и перебросить их в район Смоленска (ГКО, 24-25), а Сталин отдает приказ отстранить Павлова от командования войсками Западного фронта и под охраной отправить его в Москву. Однако Ворошилов, переговорив предварительно с Шапошниковым, предложил «не арестовывать командарма Павлова, а лишь отстранить его от руководства фронтом и назначить командиром танковой группы, формирующейся из отходящих частей в районе Гомеля и Рогачева. Наверное, это предложение в сложившихся условиях было наиболее здравым» (Зах., 563). Между тем 28 июня немецкие танки врываются в Минск и уже рано утром 29 июня «Сталин потребовал немедленного ареста своего бывшего любимца». (Зах., 563).
29 июня 1941 года «СНК и ЦК ВКП(б) направили директиву партийным и советским организациям прифронтовых областей о мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков. Директива определяла основную программу действий по организации отпора фашистской Германии, по превращению страны в единый военный лагерь под лозунгом «Все для фронта! Все для победы», по мобилизации всех сил и средств на разгром врага». Изменился 29 июня 1941 года тон не только внутриполитических, но внешнеполитических заявлений Советского правительства. В частности 29 июня В. Молотов телеграфировал послу СССР в США К.А. Уманскому о необходимости встречи с Рузвельтом, Хэллом или Уоллесом, и поставить вопрос о возможности поставок Советскому Союзу помощи.
29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, Микоян и Берия. По воспоминанию А. Микояна «подробных данных о положении в Белоруссии тогда еще не поступило. Известно было только, что связи с войсками Белорусского фронта нет. Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко. Но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой. В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь. Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не могли. Потом Сталин другие вопросы задавал: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т.д. Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает.
Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Была полная беспомощность в штабе. Раз нет связи, штаб бессилен руководить. Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек разрыдался как баба и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии.
Минут через 5-10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него еще были мокрые. Договорились, что на связь с Белорусским военным округом пойдет Кулик (это Сталин предложил), потом других людей пошлют. Такое задание было дано затем Ворошилову. Его сопровождал энергичный, смелый, расторопный военачальник Гай Туманян. Предложение о сопровождающем внес я. Главное тогда было восстановить связь. Дела у Конева, который командовал армией на Украине, продолжали успешно развиваться в районе Перемышля. Но войска Белорусского фронта оказались тогда без централизованного командования. Сталин был очень удручен. Когда вышли из наркомата, он такую фразу сказал: Ленин оставил нам великое наследие, мы – его наследники – все это ... Мы были поражены этим высказыванием Сталина. Выходит, что все безвозвратно мы потеряли? Посчитали, что это он сказал в состоянии аффекта».
Накричав вечером 29 июня 1941 года в Наркомате обороны СССР на начальника Генерального Штаба РККА Г.К. Жукова и заявив, что «Ленин оставил нам великое наследие, мы – его наследники – все это ...», И. Сталин на сутки самоустранился от руководства страной и ее вооруженными силами. Очевидно, поскольку многие присутствующие при этой сцене были поражены подобным высказыванием, посчитав, будто И. Сталин высказал свое мнение в состоянии аффекта, суть событий, происходящих в стране, была понятна чрезвычайно узкому кругу лиц посвященных в тайну плана В.Д. Соколовского – И. Сталину, В. Молотову, Жукову, Тимошенко.[18] И из колеи советских политических и военных лидеров выбили известия отнюдь не о падении Минска, и не о разрыве французским правительством дипломатических отношений с Советским Союзом, а о провале стратегического плана разгрома частями Красной Армии войск вермахта на территории Советского Союза, освобождении Европы от нацистов и заключения равноправных договоров Советского Союза СССР с Великобританией и Соединенными Штатами Америки.