В исследованиях Зейгарник общее наблюдение заключалось в том, что взрослые не участвуют в экспериментах с таким энтузиазмом, как дети, и что они не обнаруживают, такой сильной тенденции к запоминанию прерванных действий. Нам кажется вероятным, что взрослые имеют несколько собственных Планов, выполнение которых может быть отложено на время эксперимента, и что они не желают забывать их из-за этих маленьких лабораторных развлечений. Кроме того, нам кажется вероятным, что взрослым известно, как использовать внешние средства запоминания для своих Планов, где это только возможно, и поэтому они могут не использовать свою внутреннюю рабочую память таким образом, как это делает ребенок.
Возможно, что эти рассуждения уходят слишком далеко в детали одного из направлений исследований. Кроме того, авторы настоящей книги могут показаться слишком придирчивыми к профессору Левину, человеку, который дал так много для развития нашего понимания психологии воли. Извинением служит то, что Левин в его ранних работах подошел очень близко к некоторым из тех вещей, о которых мы пытаемся сказать в этой книге. Его статьи делают нам вызов как в области теории, так и в области экспериментальных наблюдений. В большинстве случаев наши объяснения находятся в согласии с его предсказаниями, но мы специально подчеркиваем теоретические расхождения в надежде, что это будет стимулировать их разрешение в лаборатории.
Если намерение является, как здесь описано, незавершенной частью Плана, которая должна быть выполнена, как может кто бы то ни было забыть, что он намеревается делать? Забывание намерении, конечно, является обычным делом, и несколько психологов предлагали свои объяснения этого факта. В общем считают, что забывание намерения отличается от забывания, например, те-
76
лефонного номера, хотя в некоторых случаях в этом, возможно, участвуют одни и те же механизмы. Обычно, однако, забывание намерения оказывается имеющим какое-то активное качество, которое не наблюдается при том виде забывания, которое изучал Эббинггауз. Классической работой, подчеркивающей активный компонент в забывании намерений, является, конечно, «Психопатология обыденной жизни» Фрейда. Естественно, что Фрейд подчеркивал динамические или значимые аспекты такого забывания, подавление намерения другими психическими силами, противостоящими ему в каких-либо отношениях.
Наиболее очевидное, что можно сказать относительно забытого намерения, сводится к тому, что План, породивший его, не был завершен. Основной вопрос, следовательно,— почему один План был отброшен, а взамен его выполнен другой? Если мы попытаемся перевести динамические объяснения Фрейда на язык этой работы, мы должны будем сказать, что Планы отвергаются, если их выполнение начинает вызывать изменения Образа, которые не так значимы, как мы того ожидали. (Это совпадает с фрейдовской точкой зрения, но не является единственно возможным объяснением.) Диагностическое значение забытого намерения заключается в том, что оно часто открывает изменения Плана, которые иначе прошли бы незамеченными. А изменения Плана в свою очередь дают ключ к таким сторонам Образа, которые в обычных условиях недоступны интроспекции. Мы можем, конечно, рассмотреть условия, которые заставили нас не заметить, что мы изменили наши Планы, но, очевидно, эти условия будут именно теми, которые, как говорят психоаналитики, производят вытеснение. Поэтому мы принимаем положение, что динамические изменения. Образа, особенно значимых сторон Образа, приводят к тщательному контролю над Планами, которые мы пытаемся осуществить. Изменение Образа для планирующего лица является наиболее динамическим механизмом в изменении его Плана, а следовательно, и его поведения. Социальные психологи, рассматривающие проблемы убеждения, приходят к общему согласию, что лучший способ включает изменения в представлениях аудитории о значениях. Однако здесь (как и на всем протяжении книги) мы заняты больше проблемой выполнения, чем формирования Планов.
77
Мы можем легко представить другие, нединамические условия, которые могут привести к отказу от Плана и, таким образом, заставить забыть намерение. Рабочая память может действовать неправильно, особенно если выполнение действия было почему-либо прервано. Беря крайний пример, мы можем сказать, что человек, записная книжка которого погибла не по его вине, теряет многие Планы, как приятные, так и неприятные. Запоминание Плана является наиболее трудным, когда мы пытаемся сделать это без внешних опор, когда План является новым или временным и когда План сложен. Если План записан в деталях, если это План, согласно которому мы действовали много раз, или если имеется несколько последовательных частей Плана, задача нашей рабочей памяти более проста. Поэтому мы должны принять, что намерения будут чаще забываться в первых ситуациях, чем в последних, ceteris paribus, по чисто механическим причинам, которые Эббинггауз понял бы так же хорошо, как и мы. Очевидно, мы постоянно пересматриваем наши Планы после того, как начинаем выполнять их. Обычно мы не отмечаем специально эти изменения, а просто выполняем новый План так быстро, как только возможно. Но особые проблемы возникают при совместных Планах. Когда вы огласили ваши намерения, действия других людей по их выполнению могут зависеть от вас. Следовательно, изменения ваших Планов должны учитывать то, что было сказано ранее. Вы можете изменить План по любой причине, а затем забыть включить в ваш новый План сообщение вашим друзьям относительно этого изменения; Забывание сообщения об изменении намерений является процессом, резко отличающимся от забывания намерений.
Еще одной нединамической причиной забывания намерений может быть то, что какой-то подготовительный шаг в Плане, ведущий к намечаемому действию, оказывается невозможным. Специалист в области прикладной математики может намереваться разрешить задачу путем транспонирования матрицы, чтобы затем вычислить определенные величины, по он обнаруживает, что данная матрица не имеет обратных значений. Он забудет свое намерение вычислить данные значения, но не потому, что он вытеснил это намерение или нашел его потен-
78
циально опасным и т. д. Без сомнения, многие намерения должны забываться из-за того, что мы недостаточно умны или сильны для того, чтобы выполнить Планы, в которые они включены. Не все Планы осуществимы.
Прежде чем мы закончим данную главу, мы должны коротко обсудить два основных вывода из вышеизложенных рассуждений. Прежде всего, необходимы дальнейшие исследования того, каким образом люди используют внешние знаки как средства запоминания—чтобы записывать свои Планы, намерения и продвижение в выполнении своих Планов. В энтузиазме по поводу запоминания бессмысленных слогов мы просмотрели важное значение некоторых из этих вспомогательных видов памяти. Запоминание намерений не должно быть частной собственностью клиницистов.
Далее, то, что мы называем «усилием воли», кажется в значительной степени разновидностью эмоциональной внутренней речи. Многое, возможно большая часть нашего планирования, осуществляется в словесной форме. Когда мы делаем особое усилие, внутренняя речь становится более интенсивной, доминирующей. Это внутреннее напряжение не является каким-то несущественным эпифеноменом; в самом реальном смысле оно является Планом, проходящим в нашем перерабатывающем информацию устройстве. Как психологи, мы должны более внимательно прислушиваться к нему.
К. И. Льюис говорит только то, что открыто здравому смыслу:
«Знание, действие и оценка имеют существенные взаимосвязи. Первичное и всеобщее значение знания заключается в его руководстве действием: знание служит действию. А действие, несомненно, основывается на оценке. Для существа, не придающего вещам сравнительных значений, произвольное действие было бы бесцельным, а для того, которое не знает их, оно было бы невозможным. Наоборот, только действующее существо может иметь знание, и только такое существо может придавать значение чему-то за пределами собственных ощущений. Существо, которое не вмешивается в процессы действительности с целью изменить в каком-то отношении ее будущее содержание, может воспринимать мир только в духе интуитивного или эстетического созерцания, и та-
79
тпп^°п3?ЦаНИеНебуДеТиметьзначения для знания, а только для наслаждения и страдания» '.
В этом коротком отрывке Льюис ставит проблему обсуждающуюся в настоящей книге. Столь очевидно что знание служит действию и что действие основывается на оценке, но каким образом? Как во имя всего что есть в психологии, мы можем соединить ум, сердце и тело вместе.' Дает ли План возможность для особой связи знания, оценки и действия? Несомненно, что любая психология, которая представляет меньшие возможности -позволяя рефлекторному существу вести себя случайным образом или оставляя его запутавшимся в рассуждениях, подавленным слепой страстью, - никогда не оудет полностью удовлетворительной
Lewis, op. cit., p. 1
80
Глава V
ИНСТИНКТЫ
Что такое инстинкты? Возможно, ни одно понятие в психологии не имело более сложной истории, чем это, — любимейшее объяснение поведения для одного поколения исследователей и излюбленный козел отпущения для теорий следующего поколения.
Некоторые определения инстинкта подчеркивают его врожденные свойства, направленность на подкрепление, мотивационные аспекты. К несчастью, однако, указанные качества инстинктивного поведения всегда исчезают, когда начинается детальный анализ поведения. Например, молодой лосось обладает инстинктом спускаться по реке к морю. Можно сказать, что он побуждается инстинктом стремления к соленой воде. Но если рассматривать факты более критически, выясняется, что лосось имеет фотокинетическую и фототропическую реакции на солнечный свет, который беспокоит его в пресной воде, когда слой пигмента в его коже тонок. Конечно, можно настаивать, что эта рыба побуждается стремлением избегнуть солнечных ожогов, но такой подход кажется абсолютно поверхностным. Утверждения о «динамической» стороне инстинктов почти всегда прикрывают незнание участвующих в них физиологических процессов.