Смекни!
smekni.com

Программы и структура поведения. Методические рекомендации для слушателей курса "нлп в бизнесе". Москва, 2000 228 стр. Isbn 5-7856-0196-6 (стр. 25 из 47)

'См., например, обзор: Kurt Lewin, Behavior and Development as a Function of the Total Situation, в: L. Carmichael (ed.). Manual of Child Psychology, New York: Wiley, 1946, особенно стр. 824 и далее.

2 G. W. Allport, Personality: A Psychological Interpretation, New York, Holt, 1937. Должно быть ясно, однако, что не существует обязательной связи между интересом к Планам и теорией личности Оллнорта, Генри Чаунси из комитета но

120

этой близости, мы приглашаем читателя взять для примера названия черт характера и проследить, сколько этих черт может быть выражено языком Планов. Авторы пытались проделать это и пришли к заключению, что в большинстве случаев очень легко найти соответствия между чертой характера и каким-то аспектом планирования, но возможно, что, подходя к этому с предвзятым мнением, они не могут быть вполне объективными в данном вопросе. Во всяком случае, названия многих черт характера имеют весьма динамические сопутствующие значения, Например, «стремление господствовать» может являться или потребностью регулировать окружающую среду, или потребностью сообщать свои Планы другим людям. «Стремление к порядку» можно рассматривать как потребность в чистоте, аккуратности, равновесии, точности или же как широкое использование памяти, фиксирующей окружающую среду, и так далее.

Тот вид теории черт характера (если это можно так назвать), с которым мог бы согласиться человек, изучающий Планы, следовало бы очистить от этих динамических значений. Значения, строго говоря, представляют собой часть системы Образа, как неоднократно доказывалось на страницах этой книги. Эта отличительная особенность приведет нас к системе черт характера, менее зависимой от значения, чем та, к которой привыкли клиницисты. А черты характера окажутся не просто количественными различиями в какой-то не определимой иным способом особенности личности, но их можно будет соотнести с различными структурными аспектами Плана данного человека или же вывести их из этих аспектов. Структура Планов могла бы тогда составлять часть характеристики личности наравне с имеющимися характеристиками структуры потребностей. Обе они имеют равное значение.

разработке образовательных тестов в Припстоие (Ныо-Джерси) показал нам интересный личностный тест—Указатель типов Майерса-Брштса, с помощью которого выясняются (среди других вещей) пределы, в которых люди склонны планировать заранее свою деятельность. Тест был составлен, чтобы выделить основные индивидуальные различия, подобные описанным Юп-гом, одним из которых является широта применения планирования.

121

Глава IX.

ПЛАНЫ ДЛЯ ЗАПОМИНАНИЯ

При обычном подходе к изучению запоминания ставится вопрос о том, как данный материал запечатляется нервной системой, как заучиваются, запечатляются или подкрепляются связи между его частями. Обычные ответы на этот вопрос связываются с числом повторений, с благоприятным влиянием успеха, с облегчающими или тормозящими процесс запоминания факторами, возникающими из сходства между частями материала или между данным материалом и другим, с значимостью иных источников переноса приобретенных прежде навыков и т. д. ' Ни один человек, знакомый с экспериментальными данными, не усомнится в том, что все эти факторы имеют большое значение для установления того, насколько быстро и хорошо человек сможет запомнить данный ряд символов. Мы возвращаемся к анализу этой хорошо разработанной темы и попытаемся дополнить ее, потому что, как нам кажется, важным аспектам процесса запоминания уделялось недостаточное внимание. Этому не уделяли внимания, так как сначала традиции бихевиоризма, а позднее — операционализма имели тенденцию препятствовать тому, чтобы психологи задумывались над символическими процессами, протекающими в сознании запоминающего, и при организации поля исходили из того, что делает сам экспериментатор, а не запоминающий. Поскольку авторы настоящего труда категорически отказались от операционистских и бихевиористских ограничений, они могут свободно размышлять над тем, что делает испытуемый, и игнорировать (в данный момент) то, что намеревается делать экспериментатор. Не деятельность экспериментатора, а деятельность испыту-

1 Область психологического исследования, которую мы имеем в виду, рассмотрена в работе: John Л. McGeorg and Arthur L. Iron, The Psychology of Human Learning, New York: Longmans Green, ed. 2, 1952.

122

емого нуждается в анализе. Давайте же сосредоточим наше внимание на нем, на его задаче и на его усилиях справиться с нею.

Обычно простейший путь узнать, что делает человек,— это спросить его об этом. Однако психологи стали очень неохотно спрашивать людей о том, что они делают, потому что, как они говорят, люди фактически не знают, что они делают, и верить тому, что они вам говорят,— пустая трата времени. Во многих случаях, в особенности связанных с эмоциями и мотивами, этот скептицизм может быть действительно оправдан. Но отказываться выслушать человека при любых обстоятельствах кажется нелепым. То, что он говорит, не всегда неверно. Более того, это часто дает нам важный ключ, если только мы в состоянии понять истинное значение.

Если вы попросите человека, который только что запомнил первый список бессмысленных слогов, рассказать вам, что он сделал для его запоминания, он сможет сообщить вам очень многое. И обычно он сделает это очень охотно. Фактически единственная часть задачи, которая представляет какой-то интерес и вызывает желание ее решить у большинства людей, связана с открытием и использованием какой-то техники решения данной проблемы. Человек скажет, что пытался связать слоги и понять их смысл. Конечно, вам и так было известно, что ему пришлось установить связь между ними, но каким же образам ему удалось осмыслить ту тщательно отобранную бессмыслицу, которая была ему предложена? Ну что же, это было трудновато, но он сделал это. Первый из предложенных бессмысленных слогов, «боф», он просто запомнил, не пытаясь осмыслить, но из второго получилось «преувеличивает», третий напомнил о слове «нэщастье», а четвертый превратился из «шдо» в «шдо-ров». Таким образом, у него получилось предложение: «Боф преувеличивает свое несчастье, потому что он здоров» вместо загадочных «боф», «пбе», «нэш», «шдо» и он смог представить себе ипохондрика, по имени Боф, который беспрестанно жаловался на свое здоровье. Ассоциация «нэщастье — несчастье» получилась у него нелегко, так как, пытаясь осмыслить список, он два или три раза воспринимал «нэщ», как «нищ», но наконец ему пришло в голову, что «нэщастье» — это новое слово,

123

означающее «притворное несчастье». Внезапно пришедшая в голову мысль о том, что «шдоров» — это своеобразное написание слова «здоров», показалась забавной, и к слову легко добавился последний слог. Затем установилась связь и между пятым и шестым слогами... И, таким образом, испытуемый продолжает рассказывать, детально описывая то, как разные мысли, образы, ассоциации» и связи приходили ему в голову при заучивании списка. Что же это — просто болтовня или именно та категория данных, которые психологам следовало бы изучать более тщательно? Для того чтобы понять сущность процесса запоминания, данные о числе попыток, необходимых, для того чтобы достигнуть того или иного критерия, установленного экспериментатором, возможно, имеют гораздо меньшее значение.

Отношение большинства психологов-экспериментаторов к этим связующим звеньям, на поиски которых испытуемый затрачивает так много времени, можно проиллюстрировать следующей цитатой:

«Такие вспомогательные средства для запоминания, естественно, очень нравятся О, но Е хотелось бы обойтись без них. Они делают процесс запоминания менее единообразным и привносят элемент вариабельности и ненадежности в количественные результаты. Кроме того, Е хочет изучать образование новых ассоциаций, а не то, как умно О использует старые» '. Это высказывание может быть понято только в одном смысле, а именно, что экспериментатор не интересуется тем, что пытается сделать его испытуемый. Очевидно, авторы этого труда разделяют мнение меньшинства, так как они полагают, что лучше попытаться узнать, что человек делает в действительности, чем считать, что он делает именно то, что вы хотите изучить.

Основной причиной этого безнадежного отношения психолога к подобному виду отчета является то, что каждый испытуемый рассказывает что-то свое. Ассоциации оказываются совершенно случайными или, несомненно, индивидуальными, а разве можно сделать науку из фактов, среди которых нет двух одинаковых? Гораздо легче

1 Robert S. Woodvvorth and Harold Schlosberg, Experimental Psychology, New York: Holt, rev. ed., 1954, p. 708,

124

мыслить, исходя из отчета среднего испытуемого с нормальными, но неспецифичными ассоциациями. Может быть, даже лучше поступать подобным образом, потому что хорошо известно, что интроспекция ненадежна, и нет уверенности в том, что эти сложные толкования, группировки и ассоциации испытуемого действительно могут оказаться полезными. Осторожный исследователь процесса обучения у человека, по всей вероятности,' сказал бы нам нечто подобное: «Наиболее экономная теория человеческого обучения заключается в том, что длительное повторение правильной реакции, сопровождаемой подкреплением или подтверждением, создает потенциал возбуждения для этой правильной реакции, в то время как тенденции ко всем другим реакциям подавляются и угасают. Все, что говорит испытуемый,— это просто болтовня. Фактически это не имеет ничего общего с более фундаментальным, возможно, бессознательным процессом прокладывания надежного прочного следа в памяти, который неуклонно поведет от стимулов к желаемым реакциям». Хотя такой подход, возможно, и экономичен, но еще с 1885 года он сделал заучивание наизусть одним из скучнейших разделов экспериментальной психологии, не исключая психофизики. Иной подход, возможно, будет непомерно сложным, но по крайней мере он интереснее.