Теперь они оказались в затруднении: если я выиграю дело, это будет означать, что Соединенные Штаты Америки потерпели поражение в своем собственном суде, в соответствии со своими собственными законами, в соответствии со своей собственной конституцией.
Поэтому они сказали: «Мы не можем — правительство не может — признать свое поражение. Вы знаете и мы знаем, что у нас нет никаких доказательств, поэтому лучше всего будет не доводить дело до судебного разбирательства. Мы готовы пойти на компромисс. Наше условие таково: Бхагаван должен признать любые два обвинения, он должен сознаться в том, что совершил два преступления — чтобы показать миру, что, арестовав его, мы не совершили ничего незаконного, — и заплатить символический штраф. Тогда внешне все будет выглядеть законно».
Мой главный адвокат сказал: «Будет очень трудно убедить его принять ваши условия».
Они сказали: «Мы хотим, чтобы вы осознали, что если он не согласится и дело дойдет до судебного разбирательства, то суд можно будет растянуть на десять-двадцать лет. Здесь затронуты интересы правительства, и вы должны понять, что правительство не может позволить себе проиграть это дело. Поэтому мы будем всячески затягивать суд, Бхагавану будет отказано в праве на временное освобождение под залог, и он все время будет оставаться в тюрьме. Все его движение будет уничтожено, во всем мире у всех его санньясинов будут огромные неприятности».
И представитель правительства шепнул на ухо моему главному адвокату: «Вы же понимаете, что его можно и убить. Если мы увидим, что проигрываем дело...»
Мои адвокаты пришли ко мне в слезах, — а они были лучшими адвокатами Америки.
Я спросил у них: «Почему вы плачете? В чем дело? Ведь все эти сто тридцать шесть обвинений ни на чем не основаны. Мы выиграем дело».
Они сказали: «Мы-то выиграем, но ваша жизнь в опасности, а мы не хотим подвергать опасности вашу жизнь».
И они были правы.
Ведь под мое сидение уже была помещена бомба, так что, если бы что-то пошло не так, они могли бы покончить со мной в тот же самый день.
Просто по случайности меня привезли в тюрьму раньше, чем они ожидали, — а бомба была с часовым механизмом, так что она не взорвалась.
После того, как я уехал из Америки, генеральный прокурор заявил представителям печати: «Нашей первоочередной задачей было уничтожение общины».
Почему? Ведь община не нанесла Америке никакого ущерба.
Но глубоко внутри она уязвила эго Америки, ее гордость — ведь мы показали им, что мечту можно осуществить, что пять тысяч человек могут жить без всяких законоохранительных органов, без судов, без насилия, без наркотиков, без убийств, без самоубийств, без умопомешательств. И люди жили так радостно и красиво, что вся Америка начала завидовать.
Само существование общины представляло опасность для американских политиков, так как оно доказывало, что у них нет разума — ведь если бы у них был разум, они бы очень легко могли сделать то, что сделали мы... у них же вся власть, все деньги.
В этой маленькой общине из пяти тысяч человек было все, что нужно человеку — и вся свобода, вся любовь.
Все работали семь дней в неделю, двенадцать-четырнадцать часов в день, и никто не уставал, — ибо это не было принуждением, это было то, что они хотели делать, — они хотели творить. Это было таким творческим актом, что, проработав четырнадцать часов, они танцевали на улицах, поздно вечером они играли на гитарах, пели, танцевали.
Община была обречена на уничтожение. Она была слишком хороша, чтобы не быть уничтоженной. Она была альтернативным обществом.
Махавира и Будда не создавали альтернативного общества. Они были частью этого общества, они оставались зависящими от этого общества.
Их революция была интеллектуальной, словесной.
Мой бунт был реальным и экзистенциальным.
И уничтожение общины в Америке не означает, что идея общины исчезнет. Во многих странах общины процветают. И будет появляться все больше и больше общин во всем мире.
Америка еще пожалеет, что упустила такую благоприятную возможность. Она могла бы поддержать общину и показать всему миру, что община символизирует свободу, нового человека, будущее человечество.
Америка упустила великую возможность.
Уничтожив общину, она уничтожила доверие к себе, она уничтожила свою собственную демократию. Она показала себя не чем иным, как просто лицемерным обществом.
Возлюбленный Бхагаван,
самое сильное переживание в моей жизни — это любовь, которую я чувствую к Вам. Она подобна ливню, который очищает мою душу и наполняет мое сердце благодарностью.
Но я по-прежнему продолжаю искать что-то еще, как будто есть еще некий секрет, которым Вы еще не поделились со мной. Действительно ли в этой безумной любовной истории между нами есть все, что нужно? Почему это переживание не удовлетворяет меня?
Любовь никогда не может быть удовлетворена.
Если она удовлетворена, то это будет не такая уж и любовь. Чем больше и глубже она, тем больше будет неудовлетворенности.
Это не противоречит любви, это просто показывает, что твое сердце хочет любить бесконечно, что оно никогда не будет удовлетворено. И это хорошо, что оно не удовлетворено. Как только оно удовлетворено, оно мертво.
Любовь между учителем и учеником никогда не может быть удовлетворена. Она всегда будет оставаться трепетным ожиданием, новым восторгом, новым экстазом. Она всегда будет открывать все новые и новые двери — ученичество станет преданностью, а в один прекрасный день преданность станет слиянием — подобно тому, как река вливается в океан. Но и это не принесет удовлетворения.
Удовлетворенность — это не великое качество. Оно свойственно ничтожным умам, ничтожным сердцам, которые удовлетворяются ничтожными вещами.
Есть люди, которые удовлетворяются небольшой суммой денег; есть люди, которые удовлетворяются домом; есть люди, которые удовлетворяются небольшой известностью, небольшой славой, — это пигмеи.
Гиганты никогда не бывают удовлетворены. С каждым новым шагом они обнаруживают, что путешествие становится все глубже, все чудеснее, все таинственнее, — и жажда усиливается, сердце полно сладостной боли.
Быть в любовной связи с учителем — значит быть в любовной связи с самим Существованием; учитель — всего лишь стрела, указывающая в непознаваемое, чудесное, таинственное.
Учитель — это не конец, учитель — только начало.
Все назначение учителя в том, чтобы подталкивать тебя... как птица-мать выталкивает из гнезда птенца, новую птицу, которая еще никогда не расправляла крылья в небе. Естественно, птенец боится — такое огромное небо. Он жил в маленьком уютном гнезде, надежном и безопасном, мать заботилась о нем, — а теперь она хочет, чтобы он совершил прыжок и полетел. И в один прекрасный день она выталкивает его из гнезда. И когда она выталкивает его, то на мгновение ему кажется, что он упадет на землю, но прежде чем он достигает земли, его крылья раскрываются и все небо оказывается в его распоряжении.
А за этим небом есть еще другие небеса.
И назначение учителя в том, чтобы толкать тебя во все более и более глубокую неудовлетворенность.
Возлюбленный Бхагаван,
Вы, действительно нечто особенное — говорите о выходе за пределы просветления, когда большинство из нас еще даже не за пределами мелочности, тщеславия и откладывания! Вы что, верите в чудеса или нечто подобное? (Может быть, в любовь?)
Верно, я — нечто особенное.
Я знаю, что вы не за пределами мелочности, зависти, алчности, гнева.
Но я не говорю о выходе за их пределы по той простой причине, что если вы начнете бороться со своей мелочностью, вы останетесь мелочными; если вы начнете бороться с завистью, вы останетесь завистливыми.
Древняя пословица говорит: «Всегда очень тщательно выбирай себе врага». Друга можно выбирать не особенно внимательно, но врага надо выбирать очень тщательно, ведь вам придется бороться с ним, — а в борьбе вы уподобляетесь вашему врагу, так как вам придется пользоваться такими же методами, такими же средствами.
Враги драгоценны.
Я не хочу, чтобы вы боролись с мелочами. Я не хочу, чтобы вы смотрели себе под ноги, где вас со всех сторон окружают мелочность, зависть, гнев. Все мои усилия направлены на то, чтобы показать вам звезды и помочь вам узнать, что у вас есть крылья. И когда вы начнете двигаться к звездам, эти мелочи исчезнут сами по себе.
Лучше смотреть на звезду и стремиться достичь ее, ибо это путешествие прекрасно, сердце трепещет от восторга.
Вместо того чтобы бороться с мелочами...
Борясь с ничтожными вещами, вы сами останетесь ничтожными.
Все ваши религии учат вас бороться с мелочами, и именно поэтому все человечество остается мелочным — оно борется с мелочами.
Я настаиваю: не боритесь с мелочами.
Боритесь за нечто великое; и по мере движения к великому мелкое будет исчезать.
Я безумен, но вы еще безумнее!
И это единственная связь между нами — я безумен, вы же еще безумнее. Это единственное обязательство. Мы достигнем звезд — мы не будем беспокоиться из-за пустяков. Оставим их здесь для других людей, пусть они борются с ними.
Возлюбленный Бхагаван,
что нужно для того, чтобы не упустить Вас?
Прасад, для того, чтобы не упустить меня, нужно только одно: всегда надо помнить о том, что в каждом уме, в каждом человеке, который пускается на поиски истины, эго играет очень хитрую игру.
Я расскажу вам одну историю.
Рассказывают, что Бокудзю, один из великих учителей дзэна, имел обыкновение спрашивать у каждого вновь прибывшего: «Осознал ли ты, что путь ученичества очень труден? Прежде чем ты вступишь на этот путь, мой долг — предупредить тебя, что это очень трудно. Готов ли ты к трудностям или ты пришел сюда просто из любопытства?»
И один человек сказал: «Нет, я пришел сюда, чтобы обрести истину, но если быть учеником так трудно, то, как насчет того, чтобы сделать из меня учителя?»