Наступил последний день. Он снова спросил: «Как дела?»
Они сказали: «Мы стараемся».
Он сказал: «Забудьте об этом. Сделайте вот что: составьте один небольшой конспект, резюмирующий все писания. Ибо у меня не остается больше времени; я чувствую, что я умираю. Поэтому поторопитесь».
Они сказали: «Как тут можно поторопиться? Мы должны просмотреть писания, чтобы найти саму их суть, самое существенное во всех писаниях. Для этого потребуется некоторое время».
Прошел целый день, и к вечеру, когда они завершили работу, у них получился небольшой конспект на нескольких страницах. Они пришли к нему, он был уже при последнем издыхании. Он сказал: «Так много страниц... это не годится. Сделайте из этого полстраницы, просто краткое обобщение, которое можно напечатать на почтовой открытке. У меня нет времени на все эти страницы».
Они бросились назад и снова стали обобщать. Теперь в этом не оставалось никакого смысла, поскольку все эти писания, обобщения и обобщения... И к тому времени, когда они вернулись, профессор был мертв.
Его жена сказала: «Это очень печально. Но, по крайней мере, вы можете громко крикнуть ему в ухо; возможно, он еще в состоянии слышать. Он только что отошел».
Врач сказал: «Теперь это бесполезно. Но вы можете попытаться, вреда в этом не будет». И один специалист прокричал ему в ухо обобщение всех писаний. Но он был уже мертв, и врачи сказали: «Теперь он не может слышать».
Вся его жизнь ушла на подготовку.
И это история не только об одном странном, чудаковатом человеке. Это история обо всех нормальных людях: подготовка, подготовка, подготовка. Они полностью забывают... подготовка к чему?
Мы не можем быть уверены даже в следующем мгновении. Подготовка к чему? Либо живи, либо готовься.
Если ты хочешь жить, живи сейчас. Или готовься к завтрашнему дню, — но помни, что завтрашний день не приходит никогда.
Вместо завтрашнего дня приходит смерть.
Разумный человек живет своей жизнью. Он не беспокоится о подготовке, дисциплине.
Ты находишься здесь со мной.
Живи этим мгновением во всей его полноте, во всей его интенсивности. Возможно, из этой полноты и интенсивности ты уловишь вкус, который останется у тебя и в следующем мгновении.
И как только ты познаешь, что мгновение можно прожить с полнотой и интенсивностью, ты узнаешь тайну, саму тайну жизни.
Тебе всегда дается одно-единственное мгновение, никогда два мгновения сразу.
Если ты знаешь тайну, как прожить одно мгновение, ты знаешь всю тайну жизни. Ибо ты всегда будешь получать одно мгновение — и ты знаешь, как прожить его, как полностью быть в нем.
Твой вопрос напомнил мне об одной моей старой приятельнице, многоножке. У многоножки — сто ног, отсюда и название «стоножка» (англ. centipede). Это слово происходит от санскритского шатппади.
Однажды ранним утром, как раз на восходе солнца, стоножка отправилась на утреннюю прогулку. Некий кролик, обладавший философским складом ума, увидев ее ноги, не мог поверить своим глазам — он сказал: «Боже мой, этой стоножке не миновать беды. Как ей упомнить, какой ногой делать первый шаг, какой — второй... целая сотня ног! Она непременно попадет в беду».
Кролик подошел поближе и сказал стоножке: «Тетушка, я — кролик-философ, скромный искатель истины».
Стоножка сказала: «Это все очень хорошо, но в чем проблема?»
Он сказал: «Проблема в следующем: как ты управляешься с целой сотней ног?»
И стоножка сказала: «Я никогда не думала об этом. И ни одна стоножка никогда не думала об этом; в наших писаниях об этом нет никаких упоминаний. Мы прекрасно управлялись со своими ногами. Но твой вопрос правомерен. Подожди немного. Я попробую». И она не смогла двинуть даже двумя ногами.
Ошеломленная, она упала.
И она очень рассердилась на кролика. Она сказала: «Негодяй, никогда больше не смей задавать стоножкам твой философский вопрос. Этот вопрос засел у меня в голове; теперь я не могу ходить, не думая о том, как это происходит — какой ногой? А ног целая сотня... Ты погубил мою жизнь. Но если у тебя есть хоть немного доброты, не задавай больше никому таких вопросов. Я попытаюсь забыть этот вопрос. Я не знаю... Если я смогу забыть его, я смогу жить; если не смогу, тогда мне конец».
Сейчас ты пытаешься быть в моем присутствии, расслабляясь, сливаясь, наблюдая... ты попадешь в беду.
Забудь всю эту ерунду, забудь все философские вопросы.
Здесь — просто будь.
Просто будь, и из этого бытия вырастает понимание, которое дает тебе прозрение в то, где сливаться, где наблюдать, где расслабляться.
Здесь ты должен просто уловить вкус бытия — бытия полностью живым, безмолвным, радостным — и из этого придет все остальное.
Беседа 11
ГАРМОНИЯ... МЕСТО РОЖДЕНИЯ ЛЮБВИ
13 октября 1986 г., Бомбей
Возлюбленный Бхагаван,
плод падает на землю, когда он созрел. Придет день, и Вы оставите нас, и невозможно будет иметь другого учителя вместо Вас. Бхагаван, когда Вы оставите физическое тело, будут ли Ваши медитационные техники помогать нашему внутреннему росту, как они помогают сейчас?
Мой подход к вашему росту в основном сводится к тому, чтобы сделать вас независимыми от меня.
Любой вид зависимости — это рабство, а духовная зависимость — наихудшее рабство из всех.
Я прикладываю все усилия, чтобы сделать вас осознающими вашу индивидуальность, вашу свободу, вашу абсолютную способность расти без чьей-либо помощи.
Ваш рост — это нечто внутренне присущее вашему существу. Он не приходит откуда-то извне; это — не навязывание, это — развертывание.
Все медитационные техники, которые я вам дал, зависят не от меня — мое присутствие или отсутствие не будет иметь никакого значения — они зависят от вас. Чтобы они работали, необходимо не мое присутствие, а ваше присутствие.
Помогать будет не мое пребывание здесь, а ваше пребывание здесь, ваше пребывание в настоящем, ваше пребывание бдительными и осознающими.
Я могу понять твой вопрос и его уместность. Он не неуместен.
Вся история человечества — это история различных способов эксплуатации. И даже так называемые духовные люди не могли устоять перед искушением, эксплуатировать. Из ста учителей девяносто девять старались навязать идею: «Без меня вы не можете расти, не может быть и речи ни о каком продвижении. Возложите всю свою ответственность на меня».
Но как только вы возлагаете на кого-то всю свою ответственность, вы, сами того не зная, отдаете и всю свою свободу.
И, естественно, все эти учителя должны были в свое время умереть, но они оставили длинные вереницы рабов: христиане, иудеи, индуисты, мусульмане. Что такое эти люди? Почему кто-то должен быть христианином? Если ты можешь быть кем-то, будь Христом, никогда не будь христианином. Разве ты абсолютно слеп и не видишь своего унижения, когда ты называешь себя христианином, последователем кого-то, кто умер две тысячи лет назад? Все человечество следует за мертвыми.
Разве не странно, что живые должны следовать за мертвыми, что над живыми должны господствовать мертвые, что живые должны зависеть от мертвых и их обещаний: «Мы придем, чтобы спасти вас»?
Никто из них не пришел, чтобы спасти вас. На самом деле никто не может спасти кого-то другого; это идет вразрез с фундаментальной истиной свободы и индивидуальности.
Что же касается меня, то я просто предпринимаю все усилия, чтобы сделать вас свободными от кого бы то ни было — и от меня тоже — и чтобы вы самостоятельно шли по пути поиска.
Существование уважает такого человека, который отваживается самостоятельно искать истину. Рабов же Существование совсем не уважает. Они не заслуживают никакого уважения; они сами себя не уважают, как же они могут ожидать, что Существование будет относиться к ним почтительно.
Итак, запомните: когда я уйду, вы ничего не потеряете. Возможно, вы даже приобретете нечто такое, о чем вы абсолютно не подозреваете.
Прямо сейчас я доступен для вас только воплощенным, заключенным в определенную форму. Когда я уйду, куда я отправлюсь? Я буду здесь в ветрах, в океане; и если вы любите меня, если вы доверяете мне, вы будете чувствовать меня тысячью и одним способом. В моменты вашего безмолвия вы внезапно будете ощущать мое присутствие.
Раз я не воплощен, мое сознание универсально.
Сейчас вы должны приходить ко мне.
Тогда же вам не надо будет искать меня. Где бы вы ни был и... ваша жажда, ваша любовь ...и вы найдете меня в самом вашем сердце, в самом биении вашего сердца.
Возлюбленный Бхагаван,
когда я был предоставлен самому себе на рыночной площади, я чувствовал, что в своих действиях становлюсь очень механистичным и неосознающим. Сейчас, когда я пребываю в Вашем присутствии и направляюсь внутрь, скорость моего тела-ума замедляется и возникает осознавание себя. Это состояние осознавания себя, дает легкость, и хочется оставаться в нем все больше и больше. Когда я смотрю на Вас, я вижу грациозность, распространяющуюся в запредельность. Бхагаван, не могли бы Вы рассказать об осознавании учеником самого себя и о грации учителя?
Это хорошо, что ты начинаешь осознавать очень важный феномен: что на рыночной площади ты стал механистичным, роботоподобным.
Придя сюда, ты стал расслабляться.
Скорость ума мало-помалу становится все меньше. И по мере того как твое осознавание становится ясным, твоя механистичность исчезает. Ты должен увидеть, что осознавание и механистичность не могут существовать вместе; не может быть никакого сосуществования между этими двумя факторами.
На рыночной площади от тебя не требуется осознавание, от тебя требуется эффективность. Эффективность — это качество машин; машины более эффективны, чем человеческие существа. Поскольку требуется эффективность, ты становишься более механистичным, а когда ты становишься более механистичным, твое осознавание исчезает.