Усадьба Кирсановых – это не родовое гнездо, корнями вросшее в русскую землю. Это четыре десятины ровного, голого поля, на которых торчит бобылем серый дом с железною крышей. Молодые деревца, окружающие дом, не приживаются, вода в прудах не держится. Николай Петрович и Павел Петрович Кирсановы – это старосветские помещики и аристократы. Гуманистически настроенный Николай Петрович дал крестьянам волю. Но все мужики – и крепостные, и вольные – принимают нововведения “фермерской” жизни с явной злобой. Они прозвали новую усадьбу “Бобылий хутор”, подчеркнув всю глубину их отчуждения от самоновейших барских причуд. Прогрессивные начинания Николая Петровича натыкаются на глухую стену непонимания как старой, крепостной, так и новой, вольной России.
“Жизнь старого Прокофьича, слуги Николая Петровича, в новом “фермерском” доме – воплощенный укор от лица всей усадебной, патриархальной России”,- пишет Ю.В. Лебедев в своих комментариях к роману. Он верен традиционным патриархальным устоям общества, как и господа, если не больше. Он, в противоположность Петру, “подошел к ручке к Аркадию”. Он сочувствует старикам Кирсановым и скептически относится к Базарову. Он первым выражает свое отношение к Базарову: “Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую одежонку и, высоко подняв ее над головой, удалился на цыпочках”. После дуэли “один Прокофьич не смутился и толковал, что и в его время господа дирывались”, “только благородные господа между собою, а этаких прощелыг они бы за грубость на конюшне отодрать велели”. “Прокофьич, по-своему, был аристократ не хуже Павла Петровича”, - пишет о нем И.С. Тургенев.
В романе мы видим и “усовершенствованного слугу” из вольнонаемных. Это камердинер Кирсанова Петр, молодой малый с чертами явной независимости: напомаженные волосы, бирюзовая сережка в ухе и даже трубка с табаком (курение табака на улице запрещалось в дореформенный период специальными правительственными указами и считалось дерзостью). “Петр, который в качестве усовершенственного слуги не подошел к ручке барича, а только издали поклонился ему”, - пишет И.С. Тургенев в романе. Он служит господам, но с ними не общается, не принимает сердечного участия в их делах. Он исполняет лакейские обязанности, будто “снисходит” и “ответствует”. Петр стремится быть похожим на своих господ, а именно на Павла Петровича. Он говорит на иностранный манер, “произносит все е как ю: тюпюрь, обюспючюн”, следит за своей внешностью, “часто чистил щеточкой свой сюртучек”, носит лаковые полусапожки. А вот другой, тоже из молодых, одетый в “славянофильскую венгерку” и оставляющий для Базарова визитную “карточку с загнутыми углами и с именем Ситникова, на одной стороне по-французски, на другой – славянской вязью”. В этих двух эпизодических героях отчетливо выделено общее: оба хотят “соответствовать” новому времени, идти с ним в ногу, но для обоих важны не внутренние убеждения, а форма, внешность.
Вся панорама русской жизни, показанная в романе: натянутые отношения между господами и слугами; “ферма” братьев Кирсановых, прозванная в народе “Бобылим хутором”; разухабистые мужички в тулупах нараспашку; картина всенародного разорения, является фоном, проясняющим существо характера Базарова. Этот крестьянский фон романа связывает нигилизм с общенародным недовольством, с социальным неблагополучием всей России.
II. Образ слуги в творчестве Н.А. Некрасова:
a) Поэма “Кому на Руси жить хорошо”, образы Якова, Ипата, слуги князя Переметьева.
В поэме “Кому на Руси жить хорошо”, написанной в 60-70-е годы XIX века, Некрасов создал широкую панораму дореформенной и после реформенной России, показал те перемены, которые произошли в стране. В это время стала ясна для широких народных масс помещичья сущность реформы, обрекшей крестьянина на разорение и кабалу. Крестьяне освобождены. Помещики раздавать свою землю не хотели, и почти вся крестьянская земля принадлежала либо помещикам, либо общине. Крестьяне не стали свободны, лишь обрели новый вид зависимости над собой. Конечно эта зависимость не такая как крепостная, но это была зависимость от помещика, от общины, от государства.
В этом произведении Некрасов негодующе клеймит “людей холопского звания”. К ним относится “Яков верный, холоп примерный”. Яков служил у жестокого господина Поливанова, который “в зубы холопа примерного… походя дул каблуком”.
Даже с родными, не только с крестьянами,
Был господин Поливанов жесток;
Дочь повенчав, муженька благоверного
Высек – обоих прогнал нагишом…
Некрасов подчеркивает бесчеловечье в облике господина Поливанова, купившего свою деревеньку на взятки. Жадность его так велика, что раздружила его с соседними дворянами: ”Только к сестрице езжал на чаек”. Для господина Поливанова его верный холоп Яков чуть ли не единственный близкий человек, но и с ним он поступает бесчеловечно. Несмотря на такое обращение, верный раб до самой старости берег и ублажал барина. Холопство порождалось крепостничеством и получило тогда широкое распространение в крестьянской среде. С детства Яков находился при барине, у него нет своей семьи.
Только и было у Якова радости:
Барина холить, беречь, ублажать
Да племяша – малолетка качать.
Перед нами добровольный холоп, рабски преданный своему господину, потерявший человеческое достоинство. Помещик жестоко обидел верного слугу, отдав в рекруты его любимого племянника Гришу. После этого он “задурил” и “мертвую запил”.
Яков просит не за сына, а за племянника. Эта деталь подчеркивает безграничную преданность слуги барину, всю свою жизнь отдал он ему. А в старости, когда парализованный господин Поливанов в самом буквальном смысле слова не мог без Якова шагу ступить, последний заменял ему и ноги, и руки. Но ничто не могло смягчить помещика: холоп для него остается холопом, и самое преданное холопство не вознаграждается.
После возвращения Якова к барину прежняя безмятежность уже невозможна, хотя помещик и зовет своего лакея братом. Яков о чем-то настойчиво думает, что замечает и барин: “Что ты нахмурился, Яша?” Наконец, наступил решительный момент мести: лакей повесился на глазах у барина. Такая форма мести была распространена среди некоторых народностей царской России. Работая над сценарием “По пути на дно”, на нее обратил внимание М. Горький. Включая в сюжетное действие аналогичную сцену, он заметил: “Это – своеобразный обычай мести, принятый в племени мордвы: оскорбленный вешается на воротах оскорбителя”.
Глава “про Якова верного, холопа примерного” является своего рода “притчей”, поучительным примером того, к какому духовному холопству крепостничество приводило крестьян, прежде всего дворовых, развращенных личной зависимостью от помещика. Рисуя господина Поливанова и холопа Якова в их непосредственном столкновении, автор показывает, что существующий между помещиком и крестьянином конфликт невозможно решить “мирным” путем, “по совести”:
Как ни просил за племянника дядя,
Барин соперника в рекруты сбыл.
Мстит барину и Яков за свою кровную обиду. Он придумал страшную, жестокую месть: кончил жизнь самоубийством на глазах у помещика. Протест Якова заставил помещика осознать свой грех:
Барин вернулся домой, причитая:
- Грешен я, грешен! Казните меня!
Господин Поливанов морально наказан:
Будешь ты, барин, холопа примерного,
Якова верного,
Помнить до судного дня!
В поэме Некрасов создает и образы холопов не только по положению, но и по своей психологии. Такой дворовый князя Переметьева. “У князя Переметьева, я был любимый раб. Жена – раба любимая…”, - рассказывает он о себе. Дворовый гордится тем, что его “дочка – вместе с барышней училась и французскому и всяким языкам, садиться позволялось ей в присутствии княжны…” А сам он сорок лет стоял за стулом у светлейшего князя, лизал после него тарелки и допивал остатки заморских вин. Он гордится “близостью” к господам и своей “почетной” болезнью – подагрой. Он молится: “Оставь мне, господи, болезнь мою почетную, по ней я дворянин!”
Дворовый князя Утятина Ипат даже не поверил, что крестьянам объявлена “воля”: “А я князей Утятиных холоп – и весь тут сказ!” C детства и до самой старости барин, как мог, издевался над своим рабом. “Как был я мал, наш князюшка меня рукою собственной в тележку запрягал, - рассказывает он о своей жизни. - А однажды, подгулявши, выкупал меня, раба последнего, зимою в проруби! Да так чудно! Две проруби: в одну опустят в неводе, в другую мигом вытянет – и водки поднесет”. В другой раз, князь зимой посадил Ипата со скрипкой рядом с кучером в санях и заставил его играть во время езды. “Играл я: руки заняты, а лошадь спотыкливая – свалился я с нее! Ну, сани, разумеется, через меня проехали, попридавили грудь”. Ипат гордится тем, что князь вернулся за ним: “Одел меня, согрел меня и рядом, недостойного, с своей особой княжеской в санях привез домой!” Все это лакей принимает как должное. Он не может забыть господских “милостей” того, что после купания в проруби князь “водки поднесет”, то посадит “рядом, недостойного, с своей персоной княжеской”. Некрасов заключает характеристики: “Люди холопского звания – сущие псы иногда: чем тяжелей наказания, тем им милей господа”.