Чем же был вызван столь крупномасштабный, всеобъемлющий кризис? Экономисты, историки и обществоведы никогда не испытывали дефицита гипотез для ответа на этот вопрос. Великая депрессия в гораздо большей степени, чем любое другое событие, стала стимулом для развития макроэкономики. Кейнс был первым, кто дал рациональное объяснение этому феномену. Главным фактором, приведшим к депрессии, он считал колебания в уверенности инвесторов относительно будущего. В своей «Общей теории» Кейнс проанализировал макроэкономическую среду, что позволило объяснить хроническую безработицу того времени, а также предложить действия, превращавшие фискально-денежную политику в орудие антикризисной борьбы.
Поколение спустя Милтон Фридмен, лауреат Нобелевской премии, а также его соавтор Анна Шварц в качестве главной причины указывали чрезмерно сильную политику сдерживания экономического роста, практиковавшуюся в Соединенных Штатах в 1929—1933 гг.. В их совместном труде они утверждают, что все меры по изменению денежной политики, направленные на борьбу с нарастающим валом банковских банкротств начала 30-х годов, закончились полным провалом, в результате чего денежная политика не смогла противостоять перерастанию обыкновенного спада в рамках делового цикла в катастрофическую депрессию.
Объяснение Фридмена и Шварц активно оспаривается другим» исследователями. Признанный специалист в области экономической истории Чарльз Киндльбергер из Массачусетского технологического института предлагал объяснение, придающее большее значение международному аспекту. По его мнению, развитые страны не смогли противодействовать экономическому спаду, начавшемуся в конце 20-х годов, ввиду отсутствия экономического лидера на мировом уровне. Из-за этого спад и превратился в депрессию. Ни Соединенные Штаты, ни Великобритания не были таким лидером и не смогли остановить спиралеобразное падение мировой экономики, например, призвав положить конец эскалации тарифной политики, парализовавшей мировую торговлю, или предоставив необходимые для оживления экономики кредиты. Более того, Соединенные Штаты вместо противодействия развалу мировой торговли приняли в 1930 г. протекционистский акт, известный под названием тарифа Смута—Холи и сыгравший одну из наиболее трагических ролей в этой истории. С точки зрения Киндльбергера, отсутствие лидера явилось исторической случайностью: Великобритания к 30-м годам уже утратила роль мирового лидера, а США в то время еще не приняли на себя бремя этой ответственности. Не существовало и международных институтов, способных внести вклад в борьбу с кризисом посредством кредитования тех стран, которые находились в бедственном состоянии.
Еще одно объяснение было предложено Питером Темином из Массачусетского технологического института, который утверждал, что Великая депрессия явилась запоздалым результатом первой мировой войны и последовавших за ней конфликтов. Другими словами, военные конфликты просто переросли в конфликты мирного времени. В то время как победители и побежденные вели ожесточенные дискуссии о репарациях, международных долгах и прочих финансовых проблемах, большинство европейских стран оказалось в чрезвычайно слабом с финансовой точки зрения положении. Более того, разрешение этих конфликтов было затруднительно, поскольку до определенной степени они были связаны с имевшими более глубокие корни взаимными недоверием и враждебностью конфликтующих стран Европы.
Но если, как предполагал Темин, война и вызванные ею экономические и политические конфликты и были теми важнейшими потрясениями, результатом которых стала Великая депрессия, то возникает вопрос: при помощи каких механизмов депрессия перекидывалась с одной страны на другую, охватив вначале развитые страны, а затем и весь остальной мир? Темин утверждал, что распространение экономического коллапса стало возможным благодаря международному монетарному порядку того времени, опиравшемуся на золотой стандарт. Золотой стандарт препятствовал проведению независимой денежной политики и особенно политики экономического роста, которая могла бы внести свой вклад в борьбу с депрессией. Как показали Б.Эйхенгрин и Дж.Сакс, страны, отказавшиеся от золотого стандарта раньше других, были в то же время и первыми, кому удалось вырваться из тисков депрессии.
Как и в случае с большинством других проблем экономической теории, не существует какого-либо общепринятого взгляда на причины Великой депрессии и природу ее механизмов. В то же время есть несколько различных подходов, каждый из которых фокусирует внимание на одном из аспектов кризиса и частично объясняет этот безусловно сложный макроэкономический феномен.
В течение первых 25 послевоенных лет популярность политических рекомендаций Кейнса росла во всем мире. В этот период крепла уверенность в том, что государство способно предотвращать экономические спады, активно манипулируя бюджетно-денежными рычагами. Экономика большинства развитых стран переживала период быстрого роста, не сталкиваясь со сколько-нибудь серьезными спадами или высоким уровнем безработицы. Жизнь, казалось, подтверждала наступление новой эры макроэкономической стабильности. Однако в 70-х годах картина экономической жизни стала гораздо более мрачной, и вера в экономическое учение Кейнса начала убывать. Многие страны столкнулись со стагфляцией — сочетанием инфляции и стагнации экономики (последняя означает низкие или отрицательные темпы роста в совокупности с высокой безработицей). Для последователей кейнсианской теории эта экономическая проблема оказалась загадкой, и они не могли найти какой-либо способ использования макроэкономических рычагов, позволивший бы удержать экономику в стабильном состоянии.
Многим, как экономистам, так и неэкономистам, начало даже казаться, что главным источником вновь возникшей нестабильности фактически является сама политика стабилизации. Так началась «контрреволюция», в ходе которой вину за стагфляцию люди стали взваливать на активную политику государственного вмешательства. Свой вклад в эту «контрреволюцию» внес ряд блестящих мыслителей, оказавших значительное влияние на развитие науки, наиболее выдающимся среди них является Милтон Фридмен. Вместе со своими коллегами по Чикагскому университету Фридмен выдвинул альтернативную кейнсианству доктрину, получившую название «монетаризм». Во-первых, монетаристы заявляли, что рыночная экономика является саморегулирующейся. Другими словами, оставленная без вмешательства извне, она самостоятельно будет стремиться к возвращению на уровень полной занятости. Во-вторых, говорили они, активная государственная политика является составной частью проблемы, а вовсе не ее решением. Основываясь на тщательном анализе истории Соединенных Штатов, Фридмен и его соавтор Анна Шварц утверждали в своем труде «История монетаризма в США», что экономические флуктуации в значительной степени являются результатом сдвигов в объеме денежной массы. Фридмен и его последователи считают, что ключом к устойчивой экономике должна быть именно стабильная, а отнюдь не переменная масса денег в обращении (последнее является предполагаемым результатом активной макроэкономической политики).
В 70-е и 80-е годы монетаристская контратака на кейнсианские идеи была еще более ужесточена сторонниками так называемой неоклассической макроэкономики во главе с Робертом Лукасом из Чикагского университета, Робертом Барро из Гарвардского университета и рядом других ученых. Эти экономисты были еще более чем Фридмен, категоричны в своих утверждениях о том, что рыночная экономика является саморегулирующимся механизмом, а государственное вмешательство не влечет за собой устойчивого развития экономики. Чтобы доказать правильность своих позиций, сторонники этой теории выдвинули концепцию рациональных ожиданий. Сущность концепции состоит в том, что, если фирмы и частные лица формируют свои ожидания относительно будущих экономических событий неким «рациональным» образом (в зависимости от того, как исследователи определяют рациональность), корректировки политики государства будут иметь гораздо меньший эффект по сравнению с эффектом, следующим из традиционной кейнсианской модели. Эти идеи неоклассиков хотя и интересны, но в то же время весьма спорны.
Еще одно направление появилось в этой дискуссии совсем недавно. Сторонники теории реального делового цикла утверждают, что и кейнсианцы, и монетаристы неверно указывают источники потрясений в экономике. По их мнению, объяснение наблюдаемых экономических флуктуации лежит не в сфере спроса или политики, а в технологических шоках. Другие экономисты, принадлежащие к так называемым «неокейнсианцам», стремятся создать более жизнеспособную теоретическую базу для основополагающих идей Кейнса (рыночная экономика не является автоматически регулируемой, номинальные цены и зарплата реагируют недостаточно быстро для того, чтобы постоянно приводить к полной занятости, государственное вмешательство способно помочь стабилизации экономики).
Сегодня, через 45 лет после смерти Кейнса, прошедших в ожесточенных спорах, когда уже достигнуты значительные результаты в развитии теории макроэкономики, может быть сделан один бесспорный вывод. Даже учитывая тот факт, что «Общая теория» была эпохальным вкладом в науку, она не может быть признана всеобъемлющей. Внимание Кейнса было обращено на потрясения (шоки) в экономике, происходящие в результате сдвигов в инвестиционном процессе; теперь мы знаем, что экономика также подвержена и другим типам потрясений. Кейнс доказывал, что экономика не всегда способна плавно приспособиться к неблагоприятному потрясению, другими словами, она не в состоянии поддерживать высокий объем выпуска и низкий уровень безработицы. Теперь мы знаем, что адаптационные способности экономики в значительной степени зависят от ее экономических институтов, а последние значительно различаются по странам. Таким образом, анализ экономических колебаний возможен, когда охватывает все многообразие причин и результатов.