Таким образом, едва ли Китаю удастся избежать этапа политической нестабильности. Принимая во внимание размеры страны, реальную возможность разрастания региональных противоречий и наследство в виде почти 50 лет догматической диктатуры, эта фаза могла бы стать разрушительной с точки зрения как политики, так и экономики. Даже сами китайские руководители ожидают чего-то подобного, поскольку в проведенном Коммунистической партией Китая в начале 90-х годов исследовании прогнозируется возможность серьезных политических волнений[21]. Некоторые китайские эксперты даже пророчили, что Китай может оказаться на одном из исторических кругов внутреннего дробления, что может окончательно остановить его продвижение к величию. Однако вероятность подобного экстремального развития событий уменьшается благодаря двойному воздействию массового национализма и современных средств связи, поскольку и то и другое работает на единое китайское государство.
Существует, наконец, и третий повод для скептицизма относительно возможностей превращения Китая в течение ближайших двух десятилетий в действительно мощную — и, по мнению некоторых американцев, уже представляющую опасность — мировую державу. Даже если Китай избежит серьезных политических кризисов и даже если ему каким-то образом удастся удержать невероятно высокие темпы экономического роста в течение четверти века, — а оба эти условия уже являются трудновыполнимыми — страна, тем не менее, все равно останется очень бедной по сравнению с другими государствами. Даже при увеличении в 3 раза внутреннего валового продукта население Китая останется в последних рядах государств мира по доходам на душу населения, не говоря уже о действительной бедности значительной части китайского народа[22]. Сравнительный уровень доступа к телефонам, автомашинам и компьютерам на душу населения, не считая потребительские товары, будет очень низок.
Подытожим сказанное: весьма маловероятно, что к 2020 году даже при наиболее благоприятном стечении обстоятельств Китай станет по ключевым показателям действительно мировой державой. Но и при таком раскладе страна делает значительные шаги, позволяющие стать доминирующей региональной державой в Восточной Азии. Китай уже является наиболее влиятельным в геополитическом плане государством на материке. Его военная и экономическая мощь не идет ни в какое сравнение с возможностями ближайших соседей, за исключением Индии. Поэтому вполне естественно, что Китай будет все больше упрочивать свои позиции в регионе, сообразуясь с требованиями своей истории, географии и экономики.
Китайские учащиеся знают из истории своей страны, что ещё в 1840 году Китайская империя простиралась по территории Юго-Восточной Азии, по Малаккскому проливу, включала Бирму, районы сегодняшней Бангладеш, а также Непал, районы сегодняшнего Казахстана, всю Монголию и регион, который в настоящее время называется российским Дальним Востоком, к северу от того места, где река Амур впадает в океан (см. карту III). Эти районы либо находились в какой-то форме под китайским контролем, либо платили Китаю дань. В 1885—1895 годах франко-британская колониальная экспансия ослабила китайское влияние в Юго-Восточной Азии, в то время как договоры, навязанные Россией в 1858 и 1864 годах, привели к территориальным потерям на северо-востоке и северо-западе. В 1895 году, после китайско-японской войны, Китай потерял и Тайвань.
Почти наверняка история и география заставят китайцев со временем проявлять все большую настойчивость — даже эмоционально окрашенную — в отношении необходимости воссоединения Тайваня с материковой частью Китая. Разумно было бы также предположить, что Китай по мере роста своего могущества сделает это главной задачей первого десятилетия следующего века, после экономического поглощения и политического "переваривания" Гонконга. Возможно, мирное объединение — скажем, по формуле "одна нация, несколько систем" (вариант лозунга, выдвинутого Дэн Сяопином в 1984 г.: "одна страна, две системы") — окажется привлекательным для Тайваня и не вызовет возражений со стороны Америки, но только в том случае, если Китаю удастся сохранить темпы экономического роста и провести важные демократические реформы. В противном случае, даже у доминирующего в регионе Китая не будет военных средств для навязывания своей воли, особенно ввиду противодействия США, и в этом случае проблема по-прежнему будет подпитывать китайский национализм, отравляя американо-китайские отношения.
Географический фактор также является важной составляющей интереса Китая к созданию союза с Пакистаном и обеспечению своего военного присутствия в Бирме. В обоих случаях геостратегической целью является Индия. Тесное военное сотрудничество Китая с Пакистаном осложняет решение стоящих перед Индией проблем безопасности и ограничивает ее возможности стать лидером в Южной Азии и геополитическим соперником Китая. Военное сотрудничество с Бирмой открывает для последнего доступ к военным объектам на нескольких бирманских прибрежных островах в Индийском океане, тем самым предоставляя ему новые стратегические рычаги в Юго-Восточной Азии вообще и в Малаккском проливе в частности. Если бы Китай контролировал Малаккский пролив и геостратегическую "артерию" в Сингапуре, он удерживал бы под своим контролем подходы Японии к ближневосточной нефти и европейским рынкам.
Географический фактор, подкрепленный историей, диктует Китаю и интерес к Корее. Объединенная Корея, некогда государство, платившее Китаю дань, в качестве зоны распространения американского (и косвенным образом также японского) влияния стала бы невыносимым ударом для Пекина. Самое меньшее, на чем настаивал бы Китай, это чтобы объединенная Корея была нейтральным буфером между Китаем и Японией и, кроме того, Китай рассчитывал бы, что имеющая исторические корни враждебность Кореи по отношению к Японии сама по себе втянет Корею в сферу китайского влияния. Пока, однако, разделенная Корея больше устраивает Китай, и, таким образом, Китай, по всей видимости, будет выступать за сохранение северокорейского режима.
Экономические соображения также обязательно повлияют на активное проявление честолюбивых региональных замыслов. В этом отношении быстро усиливающаяся потребность в новых источниках энергии уже заставила Китай предпринимать настойчивые попытки добиться лидирующих позиций в области эксплуатации странами региона месторождений прибрежного шельфа в Южно-Китайском море. По той же причине Китай начинает демонстрировать все больший и больший интерес к вопросам независимости богатых ресурсами стран Средней Азии. В апреле 1996 года Китай, Россия, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан подписали совместное соглашение о границах и безопасности, а во время визита в Казахстан в июле того же года председатель Цзян Цзэминь, как утверждают, гарантировал поддержку Китаем "предпринимаемых Казахстаном усилий по защите своей независимости, суверенитета и территориальной целостности". Сказанное выше ясно показывает все более активное вмешательство Китая в геополитику в Среднеазиатском регионе.
История и экономика, кроме того, сообща подпитывают интерес имеющего более сильные позиции в регионе Китая к российскому Дальнему Востоку. Впервые с тех пор, как Россию и Китай стала разделять официальная граница, последний является более динамичной и политически более сильной стороной. Проникновение на российский Дальний Восток китайских иммигрантов и торговцев уже приняло значительные масштабы, и Китай проявляет все большую активность, развивая экономическое сотрудничество в Северной Азии, в котором большую роль играют также Япония и Корея. В этом сотрудничестве у России в настоящий момент значительно более слабые позиции, в то время как российский Дальний Восток испытывает все большую зависимость от укрепления связей с китайской Маньчжурией. Те же экономические силы определяют и характер отношений Китая с Монголией, которая больше не является союзницей России и чью официальную независимость Китай нехотя признал.
Китайская сфера регионального влияния, таким образом, находится в стадии становления. Однако сферу влияния не следует смешивать с зоной исключительного политического доминирования, с характером отношений, которые были у Советского Союза с Восточной Европой. В социально-экономическом плане это влияние является более свободным, а в политическом — менее монополистическим. Тем не менее в результате формируется географическое пространство, в котором различные государства при разработке собственной политики с особым уважением относятся к интересам, мнению и предполагаемой реакции доминирующей в этом регионе державы. Короче говоря, китайскую сферу влияния — возможно, точнее было бы ее назвать "сферой уважения" — можно определить как район, где первым задаваемым в столицах находящихся на этой территории стран в случае возникновения любой проблемы является вопрос: "Что думает по этому поводу Пекин?"
На картах XXII и XXIII показаны зоны возможного регионального доминирования Китая в ближайшую четверть века, а также Китая в качестве мировой державы в том случае, если — несмотря на отмеченные выше внутренние и внешние препятствия — он действительно таковой станет. Имеющий преобладающее влияние в регионе Большой Китай, который бы мобилизовал политическую поддержку своей чрезвычайно богатой и экономически сильной диаспоры в Сингапуре, Бангкоке, Куала-Лумпуре, Маниле и Джакарте, не говоря уже о Тайване и Гонконге (некоторые поразительные данные см. ниже в сноске)[23], и который бы проник как в Центральную Азию, так и на российский Дальний Восток, приблизился бы по своей площади к размерам Китайской империи до начала ее упадка примерно 150 лет назад и даже расширил бы свою геополитическую зону в результате союза с Пакистаном. По мере того как Китай будет набирать мощь и укреплять свой престиж, проживающие в других странах богатые китайцы, по-видимому, все больше будут отождествлять свои интересы с устремлениями Китая и, таким образом, станут мощным авангардом китайского имперского наступления. Государства Юго-Восточной Азии могут найти разумным учет политических настроений и экономических интересов Китая, и они все чаще принимают их во внимание[24]. Точно так же и молодые государства Средней Азии все больше рассматривают Китай как страну, кровно заинтересованную в их независимости и в том, чтобы они играли роль буфера в отношениях между Китаем и Россией.