С нашей точки зрения против этих рассуждений нужно возразить следующее. Во-первых, сила — это тоже власть, хотя и неполитическая. Более того, сила — важнейшая «материя» политической власти. Сама суть любой политической идеи в том и состоит, как должна быть организована сила (и вообще природная власть) в обществе и сила же служит гарантом поддержания этой организации. И сами политические идеи побеждают только тогда, когда они овладевают достаточным количеством людей — массой, становясь тем самым непреоборимой силой.
Во-вторых, в случае с политической властью дело вовсе не в какой-то особой роли коммуникации, общения и т.д. Регулировщика в этом, ставшим уже классическим, примере вполне можно заменить обычным столбом, светофором, «приказам» которого водители будут «подчиняться» столь же беспрекословно, как и приказам полицейского. Дело вовсе не в «общении» с этим столбом, а в том, что всеми водителями управляет один и тот же, принятый ими всеми порядок поведения на дорогах. Они подчиняются не полицейскому как человеку, а общему для них всех (в том числе и для полицейского) порядку. Власть на самом деле «сидит» не в полицейском, а в сознании водителей в виде управляющих ими всеми общими правилами.
Политической властью в обществе обладают все те субъекты, которым добровольно подчиняются другие люди, объединенные некоторой общей им всем (политической) идеей. Политическая идея может быть и не быть принятой всем обществом, то есть может иметь или не иметь форму (официальной) государственной идеи.
Воплощением государственной идеи является вся совокупность политических законов и институтов, официально признанных и действующих в данном обществе. Власть, которой располагают конкретные субъекты, действующие в рамках этих законов и институтов, есть государственная власть. Власть же субъектов, идея которых не стала государственной и не воплотилась в официально признанные институты данного общества, есть власть политическая просто, и не более. Например, большевики в России до октября 1917 года обладали просто политической властью (причем весьма ограниченной), а после Октября они стали властью государственной.
Выше мы уже приводили общее определение власти В.Г. Ледяева как «способности субъекта обеспечить подчинение объекта в соответствии со своими намерениями». Политическая власть определяется им, соответственно, как «способность субъекта обеспечить подчинение объекта в сфере политики»[51]. Следовательно, чтобы понять, что такое политическая власть, по В.Г. Ледяеву, надо прежде понять, что такое политика. Очевидно, в таком случае, в самом определении политики не должны присутствовать ссылки на политическое, иначе мы будем иметь определение по принципу «то же через то же», или «масляное масло». Посмотрим, как это ему удается.
Итак, что же такое «сфера политики»? «Политика, — формулирует В.Г. Ледяев, — включает в себя все социальные отношения и события, которые оказывают существенное влияние на жизнь социальной общности, она выражается в любых действиях людей, направленных на изменение или сохранения условий их жизнедеятельности»[52]. В такой формулировке, очевидно, политика неотличима, например, от экономики, да и вообще от любых форм деятельности людей, направленных на «изменение и сохранение условий их жизнедеятельности». Такое понимание политики просто совпадает с жизнедеятельностью общества вообще.
Видимо, понимая это, В.Г. Ледяев добавляет и еще один «критерий политического». Это — «связанность с процессом государственного управления и функционированием государственных (публичных) институтов»[53]. Но, ведь, государство — это политический институт. Вводя этот «критерий политического», мы «контрабандой» проносим политическое в определение самого политического. Сказать, что политическое — это все, что связано так или иначе с государством, значит сказать, что политическое это — связанное некоторым образом с политическим.
Мы определяем политическую власть как власть, основанную на определенной политической идее и осуществляемую только в рамках этой идеи. Политическую же идею мы отличаем от всех прочих тем, что она выражает некоторый порядок общественной жизни и главным образом тот, который касается осуществления членами общества своей физической, интеллектуальной и экономической власти над вещами и другими людьми. Иначе говоря, политическая власть — это мета-физическая власть, власть, надстраиваемая над природной (физической, экономической, интеллектуальной) властью и регулирующая использование последней в обществе.
Становясь государственной властью, политики получают монопольное право на использование физического насилия, но не в своих собственных интересах, а в интересах того порядка, который выражен в их идее, приведшей их к власти. У В.Г. Ледяева же получается, что политическая власть — это способность некоторых субъектов добиваться подчинения других субъектов «в своих интересах» в сфере политики. Но там, где начинаются «свои интересы» — кончается политика и начинается коррупция, деспотизм, разбой и т.д.
Фундаментальные политические идеи могут возникать как в догосударственных человеческих общностях, и тогда они сразу становятся государствоообразующими идеями (монголы Чингисхана, арабы Мухаммеда и т.д.), так и в рамках уже сложившегося государственного устройства (чаще всего уже «загнивающего»), и тогда они образуют новое «(прото)государство в государстве» (якобинцы и другие политические клубы во Франции XVIII века, марксисты в Европе XIX века и т.д.). Новая власть, как говорил В.И. Ленин, «не с неба сваливается, а вырастает, возникает наряду со старой, против старой власти, в борьбе против нее».
Отвоевавшая у старой власти умы ее подданных (или ее граждан), такая новая власть превращается рано или поздно, мирно (как при распаде СССР) или немирно (как при его создании) во власть государственную. Ее легитимность обеспечивается именно тем, что ее идея становится (все)народной. И ее легитимность, а следовательно, и сама (политическая) власть как таковая исчезает, когда ее идея «выдыхается», перестает властвовать над умами всего (или большинства) народа. Именно так, например, утратила власть КПСС в созданном ею государстве.
Даже самые «дикие», деспотические формы абсолютной монархии не являются теми «машинами» голого произвола и насилия, которыми их стало модно изображать в последнее время. В основе таких «машин» всегда лежит некоторая идея, которой деспот служит так же, как и последний из его подданных. В этом можно убедиться, прочитав, например, переписку Ивана Грозного с Курбским, в которой этот, один из самых деспотичных, правитель подробнейшим образом излагает идеи, которым он служит. В этом его служении — разгадка той народной любви к тирану, которая ставит в тупик сегодня многих и многих историков.
Применительно к другому российскому тирану к аналогичному выводу приходят многие исследователи. «В этой связи следует отметить, — пишет, например, В.И. Спиридонова, — что главное, что легитимировало власть И. Сталина в глазах народа, была та специфическая «кадровая политика» вождя, которая заставляла высшее чиновничество служить «общей идее», пусть даже из страха, но служить. Именно это составляет основу позитивной оценки сталинской эпохи в народном сознании, определяющейся словом «порядок»[54]. С прекращением, с постепенной «коррозией» этого порядка естественным образом исчезала и (политическая) власть советской элиты. Она делалась все более и более формальной, нелегитимной. «Внутренняя готовность коллективного сознания русского народа к событиям 1991 года, — отмечает в этой связи В.И. Спиридонова, — имеет те же основания — народ ощущал неправду и неправедность правителей, потому что высшая власть КПСС из декларированной повсюду идеи служения народу превратилась в привилегию, стала своекорыстной. Именно это последнее обстоятельство более всего возмущало коллективное сознание. Профанируя идею служения, политическая элита подрывала саму возможность доверия властям и таким образом воспроизводила почву для смуты, революции, народного бунта»[55].
Таким образом, и государственная власть в основе своей власть — духовная, морально-нравственная, а не физическая, экономическая, интеллектуальная и т.д.
Вместе с политической, в обществе, безусловно, действуют и простая физическая власть людей и вещей над людьми и вещами, и простая психическая и интеллектуальная власть людей над людьми, и экономическая власть людей над людьми. Последняя, в частности, состоит в том, что имущие пользуются экономической властью над неимущими, зависимыми в силу своей бедности от тех вещей, которыми владеют и распоряжаются богатые и, следовательно, опосредованно — от самих богатых. Последние имеют власть над бедными, но не прямую, а опосредованную властью вещей, которыми они владеют.
Однако, в основе самого этого положения вещей (неравномерного распределения материальных благ в обществе) лежит та или иная идея — идея собственности, экономического рыночного порядка, принятого в данном обществе и т.д. То есть, бедные подчиняются богатым не в силу природных отношений между ними и вещами, а в силу господствующей над их сознанием идеи социально-экономического порядка, принятого в данном сообществе. Если будет уничтожена (в головах бедных) идея этого порядка, будет уничтожена и эта власть, как мы можем то наблюдать в странах, доведенных до социалистической революции. Физическая власть людей над людьми также осуществляется лишь в рамках того или иного общественного порядка, и только это и придает ей политический, а не чисто природный характер.