Радикальные реформы, проводившиеся в России с начала 1900-х годов, наряду с позитивными социальными результатами, принесли и множество негативных, влияние которых будут ощущаться российским обществом еще длительное время. К числу таких негативных результатов, несомненно, относится и серьезная деформация всех механизмов сдерживания и противодействия коррупции. Как неоднократно отмечалось специалистами, в 1990-х годах в России происходил стремительный рост коррупционной преступности, что связано, с одной стороны, с разрушением механизмов противодействия коррупционному поведению (законодательных, правоохранительных, нравственно-политических), а, с другой стороны, — с резким усилением побудительных стимулов (низкое материальное обеспечение государственных служащих, возросшие возможности получения ими огромных материальных ценностей, реабилитация корыстной мотивации как основы поведения личности, включая и государственных служащих).
Особенно опасным, как отмечалось ранее, является поражение коррупцией самих правоохранительных органов. «К сожалению, — отмечает в этой связи глава МВД Р. Нургалиев, — правоохранительные органы, призванные защищать общество от коррупции, сами оказались подверженными этой заразе. Уже стали обыденными такие явления, как повсеместное — причем не безвозмездное — обеспечение безопасности коммерческих структур сотрудниками милиции, а проще говоря, «крышевание». Милиционеры активно участвуют в спорах хозяйствующих субъектов, осуществляют силовую поддержку рейдеров. Порой за соответствующее вознаграждение принимается «нужное» уголовно-процессуальное решение, проводятся или прекращаются проверки в интересах коммерческих структур или отдельных лиц. Все это есть. Но глубина поражения, на мой взгляд, не больше и не меньше, чем у всего общества — общества переходного периода, в котором мы живем и работаем»[511].
Однако не меньшее значение имеет и деформация морально-нравственных сдерживающих факторов, затронувшее все российское общество. О глубине этой деформации свидетельствуют многочисленные социологические исследования, проводившиеся в середине-конце 1990-х годов. Согласно одному из них, только 20% опрошенных отводили функцию регулирования общественных отношений праву, а почти в 1,5 раза больше респондентов (28%) отводили эту роль криминальному закону. Более 18% респондентов считали вполне возможным участвовать в криминальных группировках. Только 13,2% опрошенных считали, что правоохранительные органы могут реально изменить криминогенную ситуацию в стране, в то время как 25,6% сомневались в этом[512]. Согласно другому исследованию, касавшемуся девиантного поведения молодежи, 38% респондентов, в принципе допускали совершение ими преступления, причем большинство ответивших утвердительно на этот вопрос — молодежь с общим средним и профессионально-техническим образованием и молодежь из обеспеченных семей. В этом же исследовании было отмечено нигилистическое отношение молодежи этих групп к закону и, как следствие, к правоохранительным органам. Только 20% опрошенных отметили, что готовы помочь правоохранительным органам в их работе[513].
Специальные исследования проводились и по выяснению тенденций изменения правосознания населения в целом. «Что касается правосознания населения, — пишет В.Н. Кудрявцев, — то его изучению было посвящено исследование Института социологии РАН (1998). Было выявлено несколько разновидностей отношения населения к действующим законам.
Первая позиция — «Никогда не нарушать закон самому и препятствовать в этом другим» (41% опрошенных). Любопытно, — замечает по этому поводу В.Н. Кудрявцев, — что эта доля сохраняется уже на протяжении 60-70 лет. Причины такого феномена неясны; возможно, действительно есть устойчивая группа законопослушных граждан, но не исключено, что определенная часть населения склонна давать стереотипный ответ.
В соответствии с другой позицией, «закон надо соблюдать из-за угрозы наказания» (5,9%). Следует заметить, — говорит В.Н. Кудрявцев, — что данный показатель (а опросы проводились часто) у нас никогда не падал ниже 20%, причем в городе опасались наказания в среднем около 19%, на селе — около 25%. Неверие в силу правоохранительной системы явно усилилось.
Кроме того, — отмечает В.Н. Кудрявцев, — появился новый тип ответов, раньше не встречавшийся: «Надо действовать в зависимости от ситуации» (35%). Это значит: хочу — нарушаю закон, хочу — нет, если выгодно — соблюдаю, не выгодно — не соблюдаю. Не пожелали ответить на поставленные вопросы 5%»[514].
Таким образом, можно сделать вывод о том, что 1990-е годы оставили нам крайне негативное «наследство» как в отношении преступности вообще, так и в отношении коррупционной преступности. Морально-политические механизмы сдерживания коррупции сильно ослабли, деятельность правоохранительных органов серьезно снизила свою эффективность (неотвратимость наказания), санкции закона за коррупционные правонарушения, как минимум, не возросли (в частности, из УК РФ в 1990-х гг. была изъята санкция о конфискации нажитого неправомерным путем имущества, а другие санкции ослаблены), а сила побуждений к сверхдоходам многократно усилилась, так как они стали теперь достижимыми.
В настоящее время, согласно обнародованным главой МВД РФ Р. Нургалиевым данным, в некоторых регионах России в коррупционные отношения вовлечены почти две трети предпринимателей, «а организованные преступные группы тратят на подкупы более половины всех своих преступных доходов». По данным парламентской комиссии, ущерб экономике (от коррупции) достигает 40 млрд. рублей в год, а по заключениям некоторых экспертов, — до 20 млрд. долларов в год[515]. При этом, по утверждению главы администрации Президента РФ, С. Нарышкина, раскрытие коррупционных преступлений очень невысоко: до суда доходят в основном несложные дела, а случаи привлечения к ответственности высокопоставленных коррупционеров, в том числе из правоохранительных органов, и вовсе редки[516].
Обобщая сложившуюся ситуацию, президент РФ Д.А. Медведев сказал следующее: «Коррупция в нашей стране просто приобрела масштабный характер. Она стала привычным обыденным явлением, которое характеризует саму жизнь нашего общества ... речь идет не просто о банальных взятках, речь — о тяжелой болезни, которая съедает нашу экономику и разлагает все общество»[517]. Поэтому руководством страны было принято решение о систематизации и совершенствовании всех механизмов и мер по противодействию коррупции. Созданный для этой цели Совет по борьбе с коррупцией возглавил сам президент РФ. В начале октября 2008 года Администрацией Президента РФ закончена разработка пакета документов, определяющих Национальный план противодействия коррупции[518]. Системность этого плана видна уже из его представления Д.А. Медведевым, который указал на три основных направления этого плана. «Первый, — отметил он, — это сугубо юридическая часть, модернизация нашего законодательства в этой сфере. Вторая часть более многоплановая — это меры по противодействию коррупции и профилактике коррупции в экономической, социальной сферах, создание системы стимулов к антикоррупционному поведению. И третья часть — это правовое просвещение, оценка со стороны общества тех явлений, которые в этой сфере присутствуют»[519].
Однако вопрос о национальной системе противодействия коррупции требует, на наш взгляд, дальнейшего углубления и уточнения ее основных элементов.
Современная наука обоснованно исходит из представления о комплексном (системном) характере причинности коррупционной преступности, подразделяя, как правило, составляющие этой причинности на факторы экономического, политического, психологического, правового и организационного характера[520]. При этом к числу экономических причин и условий коррупционной преступности (применительно к условиям в современной России) относят обычно: а) экономическую нестабильность, проявляющуюся прежде всего в бессистемных изменениях инфляции и, следовательно, в сверхвысоких темпах обесценивания денежного содержания государственных и муниципальных служащих, что провоцирует поиск последними любых источников доходов; б) появление достаточно представительного слоя людей, имеющих сверхвысокие доходы и, следовательно, свободные деньги, которые могут широко использоваться для подкупа; в) отсутствие эффективной рыночной конкуренции, позволяющее получать необоснованные сверхдоходы; г) неадекватную оплату труда государственных и муниципальных служащих, провоцирующую создание незаконных источников дохода.
К числу политических причин и условий коррупционной преступности относят: а) отчуждение большей части населения от власти, в частности от управления имуществом, от правотворчества и правоприменения, которое постоянно воспроизводит основания зависимости гражданина от чиновника; б) отсутствие эффективного парламентского контроля за состоянием коррумпированности высших должностных лиц государства; в) расширяющееся проникновение в государственные органы власти представителей организованных преступных групп, в том числе преступных сообществ; г) необоснованно высокую численность государственных и муниципальных служащих, объективно ухудшающую условия оплаты труда таких служащих и качество контроля за их работой; д) ничем не компенсированное разрушение старой системы негосударственного контроля за деятельностью государственных органов и должностных лиц.