Подводя итог нашему анализу основных тенденций и перспектив развития в России современной модели социального государства мы можем сформулировать кратко следующие основные выводы.
Все политические силы современной России согласны в том, что социальное государство «надо совершенствовать», социальные гарантии — расширять, социальные выплаты — наращивать. Расхождение вызывает лишь вопрос о надлежащих средствах достижения этой цели, что соответствует проблеме выбора для России той или иной современной модели социального государства.
Становление современного социального государства в России с начала реформ 1990-х годов прошло, как показывает анализ, три основных этапа. На первом из них российское государство пыталось поддерживать относительно высокий уровень своих социальных обязательств, что делалось в крайне неблагоприятных экономических условиях, порожденных структурной перестройкой экономики России. На первом этапе социально-политических реформ российское правительство пыталось пойти по пути построения в России североевропейской («шведской») модели социального государства, которая более всего напоминала советскую модель и была ближе всего к традициям и ожиданиям населения нашей страны.
Однако, начиная примерно с 1996-1997 гг., на втором этапе строительства социального государства в России, правительством был взят курс на построение либеральной модели социального государства (само правительство определяло эту социальную политику как переход от «патерналистской» модели социальной защиты к модели «адресной» социальной защиты). В связи с этим в феврале 1997 г. была принята Программа социальных реформ в Российской Федерации на период 1996-2000 гг. Реализация заявленных в этой программе либеральной модели социальной защиты привела к развитию и обострению многих негативных тенденций в социально-экономической сфере России, наметившихся уже с началом радикальных реформ.
Появившаяся в этих условиях Концепция социального государства Российской Федерации, разработанная учеными Академии труда и социальных отношений, явилось мощным стимулом и теоретической основой для пересмотра российским правительством социальных ориентиров в своей деятельности. Начиная с 2006-2007 гг. Правительство России вносит серьезные изменения в свою социальную политику. Именно с этого периода, на наш взгляд, можно начинать отсчет нового, третьего этапа становления социального государства в Российской Федерации, основной особенностью которого является поворот от жестко либерального сценария развития к социально ориентированному. На это указывают, в частности и сами приоритетные национальные проекты, разработанные и реализуемые в последнее время — «Образование», «Здоровье», «Культура», «Доступное жилье», «Сельское хозяйство».
Концепция социального государства, разработанная АТиСО, является солидной и достаточно четко проработанной концептуальной основой для выработки соответствующих конкретных Программ социального развития России на среднесрочную и отдаленную перспективу. И частично такие программы уже разработаны и внедряются в жизнь. Однако в реализации этих программ требуется, с одной стороны, большая системность и нацеленность на стратегическую перспективу, а, с другой, — и большая конкретность и определенность в постановке стратегических целей, в том числе их количественная определенность, поддающаяся объективному контролю и проверке.
В этой связи, можно утверждать, что российская социальная политика и стратегия построения российского социального государства только тогда обретет необходимую четкость и определенность, когда в правительственных программах будут не только качественно, но и количественно определяться основные перспективные индикаторы конкретной модели социального государства, рассмотренные в предыдущем параграфе нашего исследования. В частности, это должны быть прежде всего: 1) уровень налоговой нагрузки (включая и отчисления на социальные нужды) на экономику страны; 2) уровень расходов государственного бюджета на социальные цели; 3) допускаемый в стране уровень бедности населения и 4) коэффициент Джини, указывающий на степень неравномерности в распределении совокупных доходов в обществе.
Поскольку на современном этапе российское правительство, судя по первым его шагам в этой сфере, взяло курс на реализацию в России как минимум центрально-европейской модели социального государства, то конкретные параметры, означающие действительное, а не декларативное принятие этой модели, должны быть, как установлено в нашем исследовании, следующими. Расходы российского государства на социальные нужды и трансферты должны быть увеличены с нынешних 15-16% ВВП, до 28-30% ВВП. Уровень бедности должен быть сокращен до 12-13% населения, при этом для определения самой черты бедности в России должны быть повышены ее стандарты, до уровня среднеевропейских. Коэффициент Джини (показатель неравенства в распределении доходов) должен быть также приближен к среднеевропейскому уровню, то есть понижен с нынешних 0,40 и выше до 0,28-0,30. При этом доля оплаты труда в ВВП России (после вычета налогов) должна быть увеличена с нынешних 23% ВВП до 45-50%. Налоговая нагрузка на экономику России в настоящее время и так превышает среднеевропейский уровень, что соответствует общемировым и общеевропейским тенденциям.
Наш анализ проблемы продовольственной безопасности, являющейся традиционной для России как государства, расположеного в наиболее неблагоприятной для развития экономики (и в особенности сельского хозяйства) природно климатической зоне планеты, позволяет нам сформулировать следующие основные выводы.
Автаркический путь развития, предлагаемый некоторыми современными политиками, не только не полезен, но и просто губителен для нашей страны. В условиях, когда реальная продовольственная производительность российской земли не способна обеспечить пропитание почти трети нашего населения даже и по физиологическому минимуму (не говоря уже о рациональной норме питания), Россия просто вынуждена систематически закупать недостающую часть продовольствия на мировом рынке, для чего ей необходимо, в свою очередь, поставлять на этот рынок непродовольственные товары (или услуги).
Альтернативой этого выбора в современных условиях может быть только дальнейшее сокращение нашего населения, повышение его смертности (от недоедания и нерационального питания), сокращения рождаемости (под влиянием неблагоприятной обстановки в стране) и рост эмиграции.
Вторым очевидным практическим (и экономико-политическим) выводом из представленных нами теоретических оснований и расчетов является вывод о срочной необходимости стратегической государственной программы повышения реальной продовольственной производительности российских земель, так как даже доступный при современных технологиях ее уровень у нас еще далеко не достигнут. При этом полагаться на одни только рыночные механизмы нельзя, ибо, во-первых, с точки зрения рынка основные массивы наших земель, и действительно, неконкурентоспособны; но, во-вторых, сельское хозяйство не способно выжить в современных рыночных условиях и нигде в мире, — даже в США и других высокоразвитых и наиболее благоприятных для сельского хозяйства странах. Полагаться на «невидимую руку» рынка в этом вопросе — значит утратить продовольственную безопасность страны (а вместе с ней и саму страну) окончательно и безвозвратно.
Вместе с тем, сочетание наиболее благоприятных условий для развития сельского хозяйства с наиболее интенсивным демографическим ростом, характерное именно для Юга России (и Северного Кавказа, в частности), в наибольшей степени пораженного экстремизмом и терроризмом, делает такую программу необходимой также и с этой точки зрения. Занять трудоизбыточное в нынешних условиях население этого региона государственно полезной и почетной деятельностью по обеспечению продовольственной безопасности России — значит устранить одну из важнейших предпосылок к обращению этого населения к антигосударственной и антиправовой экстремистской деятельности.
Наш анализ проблемы коррупции, глубоко поразившей в 1990-е годы политическую систему Российской федерации, позволяет нам сформулировать следующие основные теоретические выводы и практические рекомендации по противодействию этому негативному социальному феномену, являющемуся в том числе и одним из важнейших факторов, стимулирующих политический экстремизм в России.
Поскольку общую причину коррупции мы понимаем и определяем как устойчивое, либо временное негативное нарушение равновесия между всеми факторами сдерживания и побуждения, действующими в среде государственных служащих (высших и низших государственных должностных лиц), то и общая стратегия противодействия коррупционной преступности может быть выражена в положении о необходимости усиления факторов сдерживания (противодействия) и ослаблении факторов побуждения, присутствующих постоянно и временно в сфере деятельности государственных служащих.
Во-первых, поскольку с объективной стороны факторами, противодействующими коррупции, являются: 1) устойчивая и постоянная величина угрозы наказания (санкции закона) в сопряжении с эффективностью работы правоохранительных органов; и 2) физический (технический) контроль за: а) движением государственной собственности, вверенной в управление государственным служащим (предупреждение противогосударственных коррупционных преступлений); и б) за принятием решений государственных служащих, касающихся собственности частных физических и юридических лиц; то и общими мерами противодействия коррупции на этом направлении борьбы с нею могут и должны быть: