Нравственный идеал христианства, таким образом, является наиболее полным и радикальным разрывом с иудаизмом и с древним моральным порядком вообще. Этот новый идеал в наибольшей степени приближается к морали общечеловеческой, то есть к такой, которая может быть одобрена любым человеком, независимо от его происхождения и исповедания им тех или иных норм родной для него культуры и нравственности. Ведь, в христианстве почти нет ничего специфического для какой-либо конкретно-исторической системы нравственности — в нем содержатся только общие и абстрактные моральные положения человеческой нравственной воли вообще.
Однако, в этом была и историческая слабость христианства. Общечеловеческая мораль возможна только в качестве путеводной звезды, в качестве конечной перспективы, мгновенное достижение которой невозможно. Поэтому христианская церковь и вынуждена была в качестве «Ветхого завета» сохранить в новой религии нравственную связь с иудаизмом. Постепенное преодоление этой связи стало исторической задачей новорожденной Западной цивилизации.
Эта новая цивилизация, достигающая своего расцвета в так называемые Средние века, была подвергнута затем духовному отрицанию частично в эпохи Реформации и Возрождения, а затем более радикально — в эпоху Просвещения. Особого внимания при этом заслуживает протестантизм, входящий и сегодня в качестве важнейшего элемента в духовную культуру наиболее развитых западных стран.
2.4.5. Протестантская этика и дух Запада
Средневековое христианское мировоззрение, так же как и античное на определенном этапе своего развития, к началу XVI века испытало глубочайший духовный кризис, возникший в результате обострения его собственных, внутренних противоречий. По мере развития Западной Европы христианские монастыри (даже и нищенствующих орденов) стремительно обогащались за счет расширения своих земельных владений и эксплуатации крестьян; католическая церковь в лице папы Римского претендовала на функции «кесаря», плела политические интриги и явилась организатором и вдохновителем многих войн (в том числе и крестовых походов); из любви к ближнему в конце концов возникло стремление к подавлению всякого инакомыслия и введение такого репрессивного органа, как инквизиция, жестоко преследовавшего еретиков и свободомыслящих. Таким образом, католическая церковная практика вступила в самое острое противоречие с официальной христианской доктриной.
Г. Гегель (сам протестант-лютеранин), выясняя причины возникновения движения Реформации, указывает, кроме того, и на следующие три основные противоречия практики средневековой церкви с общечеловеческими нравственными принципами: «А именно, — пишет он, — одним из проявлений нравственности является любовь, чувство, выражающееся в брачном отношении. Не следует говорить, что безбрачие противоестественно, но оно противоречит нравственности. Хотя церковь причисляла брак к таинствам, но несмотря на то, что она стояла на этой точке зрения, она унижала его, так как безбрачие считалось более святым.
Другим проявлением нравственности является деятельность, труд человека для своего пропитания. Честь человека заключается в том, чтобы в отношении удовлетворения своих потребностей он зависел только от своего трудолюбия, от своего поведения и от своего ума. В противоположность этому бедность, леность и бездеятельность ставились выше труда, и таким образом освящалось безнравственное.
Третьим моментом нравственного является то, что повиновение относится к нравственному и разумному как повиновение законам, о которых я знаю, что они справедливы, а не является слепым и безусловным повиновением, при котором не ведают, что творят, и действуют наугад, бессознательно и без знания. Но именно этот последний род повиновения считался наиболее угодным богу, так что благодаря этому повиновение, обусловливаемое несвободой, устанавливаемой произволом церкви, ставится выше истинно свободного повиновения.
Итак, три обета: целомудрия, бедности и повиновения оказываются полною противоположностью того, чем они должны были бы быть, и в них унижена всякая нравственность. Церковь представляла собой уже не духовную власть, а власть духовенства, отношение мирян к ней было бездушно, безвольно и бессмысленно. Вследствие этого мы всюду находим порочность, бессовестность, бесстыдство и разлад, подробную картину которых рисует вся история того времени. Из всего сказанного вытекает, что средневековая церковь была полна противоречий»[98].
Разрешением этих противоречий и занимались в основном проповедники обновленного христианства, прежде всего, — М. Лютер (1483-1546), Ж. Кальвин (1509-1564) и другие. Именно их учения станут основой широкого европейского религиозно-политического движения, направленного против католической церкви и получившего название Реформации. «Реформация, — пишет Э.Ю. Соловьев, — начинается проповедью Лютера (1517) и проходит затем через такие фазы, как формирование лютеранской церкви в Германии; крестьянская война 1524-1525 годов; утверждение кальвинизма в Швейцарии; распространение протестантства в Нидерландах, Скандинавии, Англии, Франции; борьба Нидерландов за независимость в 1568-1572 годах; чудовищные религиозные войны первой половины XVII века (в итоге они привели к идее веротерпимости и отделения церкви от государства); появление второго поколения протестантских конфессий (таких, как социниане, пиетисты, гернгутеры, квакеры); утверждение английского пуританства; Английская революция 1642-1653 годов»[99].
В основе новой христианской доктрины, утверждавшейся в ходе этих войн и революций, должны были лежать, согласно Гегелю, культ семьи, культ трудолюбия и культ разумно-критического отношения верующего-протестанта к любой догматике. И эти три нравственных качества, действительно, стали отличительной чертой протестантов. Однако созданная Лютером и, особенно Кальвином, новая версия христианской доктрины содержала в себе и новые внутренние противоречия, основную суть которых мы и рассмотрим ниже.
Современное западное общество, глубоко усвоившее протестантские религиозные догматы, характеризует себя как общество правовое. И в нем, действительно (в отличие от общества восточного), именно право играет доминирующую роль. Восток не доверяет праву и основная роль в нем отводится нравственности и морали, а право играет там подчиненную роль.
При этом однако мы должны ясно понимать, что такое право. Согласно общепризнанному пониманию, право представляет собой только минимум морали. Если мораль не только запрещает, но и предписывает человеку определенные цели жизни и способы его поведения и вменяет ему их в долг и в обязанность, то право (как минимум морали) прямо ничего человеку не предписывает, а только запрещает некоторые действия. «Не убий!», «не укради!» и т.д.; вообще — «не делай другому того, чего себе не желаешь» — это самые общие нормы права, но отнюдь не морали. Это, так называемое «золотое правило нравственности», на самом деле, есть всего лишь, основное правило (принцип) права. Правило только минимума нравственности. Что должен делать человек в этой жизни, к чему должен стремиться[100] — этого право не устанавливает. Оно знает только то, чего человек не должен делать ни при каких обстоятельствах. А все остальное право оставляет на усмотрение морали. Право, в частности, не принуждает любить ближнего, но оно запрещает причинять ему вред, делать что-нибудь против воли человека. Это понимание издавна содержится и в религиозных доктринах. Так, в Социальной концепции Русской православной церкви говорится следующее: «Право содержит в себе некоторый минимум нравственных норм, обязательных для всех членов общества. Задача светского закона не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царствие Божие, а в том, чтобы он не превратился в ад» [101]. Именно поэтому оно и представляет собой только минимум морали. Вся же мораль (нравственность) содержится только в совокупности всех морально-религиозных норм конкретного общества.
Как же формировалась исторически правовая система норм в современном западном обществе? Она сформировалась в результате отрицания предшествовавшей ей (средневековой) христианской нравственной парадигмы. В свою очередь христианство, как мы знаем, исторически утверждалось в ходе отрицания предшествовавшей ему ценностно-нормативной парадигмы античного (языческого греко-римского) общества; и для того, чтобы понять суть этих исторических культурных процессов, мы должны попытаться четко сформулировать, в чем же именно (в главных чертах) заключались эти отрицания, приводившие к смене ценностно-нормативных парадигм западного общества.
В этом отношении мы можем установить, что христианство отрицало в качестве цели жизни материалистическое стремление к обретению индивидом посюстороннего (мирского) счастья (четче всего выраженное в античном эпикуреизме и аристотелевском эвдемонизме), и вместо этого выдвигало новую цель (смысл) жизни христианина — спасение души. В борьбе с язычеством (и иудаизмом) христианство сформулировало новый идеал духовного, нравственного богатства, противопоставив эту цель античному (и иудаистскому) стремлению к богатству материальному, мирскому.