Однако И. Бентам отвергал не сами права человека, а лишь способ их обоснования, их простое постулирование в качестве неких высших естественных («метафизических» в его терминологии) начал, в качестве неких недоказуемых и неопровержимых самоочевидных аксиом естественного права. Вместо этого И. Бентам предлагал в качестве философского основания либеральной общественно-политической доктрины представление об общем благе, общественной пользе. Наилучшее законодательство и формы правления, по его мнению, те, которые приносят «наибольшее счастье наибольшему числу людей». При этом каждый человек, согласно его философским взглядам, от природы всегда стремится только к своему личному счастью и избегает своих личных зол (в гедонистической терминологии самого Бентама — личных «удовольствий» и «страданий»).
Из теории Бентама также следовал вывод, что законодательство не должно вмешиваться в деятельность предпринимателей и в их отношения с рабочими, так как эти договаривающиеся стороны сами, руководствуясь «моральной арифметикой» своих удовольствий и страданий, свободно определяют условия договора, исходя из «собственной пользы». Таким образом, он также оправдывал любые условия договора, продиктованные капиталистом наемному рабочему, и отвергал любые попытки законодателя взять последнего под свою защиту[149].
Наиболее выдающимися идеологами либерализма после Б. Констана и И. Бентама были англичане Дж. Ст. Милль (1806-1873) и Г. Спенсер (1820-1903), снискавший особую популярность в Северной Америке, но они уже не внесли в эту доктрину ничего принципиально нового. Милль развивал утилитаристский подход И. Бентама, а Спенсер склонялся к точке зрения Б. Констана. Оба они сочувствовали рабочему движению и выступали за расширение политических прав рабочих, но социализм принципиально отвергали.
Самой существенной чертой либерализма (являющейся одновременно и главным его достоинством, и главным его недостатком) является абстрактный (предельно общий и абсолютный, вневременный) подход к человеку. Либерализм выступает в защиту человека вообще, вневременного и внесоциального человека, которого в действительности не существует. В каждую данную эпоху и в каждом конкретном обществе любой человек является не только человеком вообще, но и мужчиной или женщиной, молодым или старым, здоровым или инвалидом, богатым или бедным, правящим или подчиненным и т.д. И поэтому свобода личности, которую ставит во главу угла либерализм, оборачивается ко всем этим конкретным людям своими различными сторонами, в зависимости от того, что они собой в действительности представляют, какое реальное положение они занимают в том или ином обществе.
Еще до решающей победы либерализма над старым порядком, на эту его основную слабость указывал французский публицист и ученый Н. Ленге (1736-1794), впервые осознавший и выделивший пролетариат как особый новый класс нарождающегося общества. В вышедшей в 1767 г. книге «Теория гражданских законов, или фундаментальных принципов общества»[150] он изложил свои представления о характере общественного развития. Ленге считал, что первой формой эксплуатации человека человеком было рабство (которое он не отличал от крепостничества). Современный рабочий, по его мнению, есть прямой преемник раба. «Отменяя рабство, — писал Ленге, — вовсе не имели в виду уничтожить ни богатство, ни его преимущества ... А поэтому все, кроме названия, должно было остаться по-прежнему. Наибольшая часть людей всегда должна была жить на заработную плату, находясь в зависимости от ничтожного меньшинства, присвоившего себе все блага. Таким образом, рабство было увековечено на земле, но под более мягким названием»[151].
Положение наемных рабочих, по мнению Н. Ленге, не только не лучше положения рабов, а гораздо хуже. «У них, говорят, нет господ, — писал он, — ... Но это явное злоупотребление словом. Что это означает: у них нет господ? У них есть господин, и притом самый ужасный, самый деспотичный из всех господ: нужда. Он ввергает их в самое жесткое рабство. Им приходится повиноваться не какому-либо отдельному человеку, а всем вообще. Над ними властвует не какой-нибудь единственный тиран, капризам которого должны угождать и благоволения которого должны добиваться, — это поставило бы известные границы их рабству и сделало бы его более сносным. Они становятся слугами всякого, у кого есть деньги, и в силу этого их рабство приобретает неограниченный характер и неумолимую суровость»[152]. «Необходимо выяснить, — подчеркивал Ленге, — какова в действительности та выгода, которое принесло им уничтожение рабства. Говорю с горечью и вполне откровенно: вся выгода состоит для них в том, что их вечно преследует страх голодной смерти, — несчастье от которого, по крайней мере, их предшественники в этом низшем общественном слое были избавлены»[153].
По мере развития либерального западного общества на новых принципах и промышленной революции, развивавшейся в условиях свободного рынка, в западноевропейских странах формировался и обширный рабочий класс, положение которого в ту эпоху полностью соответствовало описанию Н. Ленге. «В начале XIX-го века, — пишет У. Бек, — около двух третей европейского населения, так называемые низшие классы, не имели регулярных и стабильных источников дохода. Поденщики не получали доходов примерно за половину своего потенциального времени. До одной пятой трудоспособного населения была вынуждена нищенствовать и бродяжничать или даже воровать и разбойничать, чтобы добыть себе средства к существованию»[154].
Поэтому у либеральной доктрины множилось число ее оппонентов и критиков, развивавших противоположный подход к обществу, получивший название коммунизма (социализма).
2.5.3. Социализм
Разочарование низов французского общества в результатах Великой революции наступило довольно быстро. Уже в период правления Директории против нее созрел обширный заговор сил, объединившихся вокруг Гракха Бабефа[155] (1760-1797), призывавшего продолжить революционные преобразования общества, доведя их до самого конца. Бабеф готовил свержение Директории с помощью массового восстания парижских окраин. Для этого он создал глубоко законспирированную организацию («Заговор равных»), однако накануне восстания (в мае 1796 г.) был схвачен и казнен. Остальные заговорщики были приговорены к ссылке.
Программным документом заговорщиков стал «Анализ доктрины Бабефа, народного трибуна, преследуемого Исполнительной директорией за то, что он высказывает правду»[156]. Бабеф и его единомышленники писали, что богачи завладели государством «и в роли хозяев диктуют тиранические законы бедняку, скованному нуждой, униженному невежеством и обманутому религией». Бабувисты ясно выражали мысль, что при сохранении частной собственности «для множества людей пользование их правами будет оставаться почти иллюзорным», поэтому равенство перед законом является «условным равенством», «красивой и бесплодной фикцией закона»[157]. Вместо этого они предлагали отмену частной собственности и преобразование всего общества на коммунистических началах.
Так уже в самом начале существования нового общества обнаружилось его основное противоречие — противоречие между свободой личности и социальной справедливостью. Первое начало было положено в основу различных доктрин либерализма, а второе — в основу доктрин коммунизма и социализма. В борьбе между этими двумя идеологиями пройдут затем весь XIX век и почти весь ХХ век.
Начало развитию социалистической идеологии в европейском сознании положили Клод Анри де Сен-Симон (1760-1825), Шарль Фурье (1772-1837) и Роберт Оуэн (1771-1858), основные труды которых были изданы в 20–30-е гг. XIX в. Тогда же (в 1828 г.) Буонаротти опубликовал книгу «Заговор во имя равенства, именуемый заговором Бабефа». В 1841 г. был переиздан «Кодекс природы» Морелли. Центром разработки и обсуждения социалистических и коммунистических доктрин в тот период стал Париж. При этом республиканское движение во Франции приобретало все более социалистическую окраску. А в 1848 году в Европе был опубликован Коммунистический Манифест К. Маркса и Ф. Энгельса, оформивший социализм в стройную социально-философскую доктрину с четкими революционными выводами.
В отличие от либерализма, социализм исходит не из представлений о человеке вообще, а из анализа положения реального человека, живущего в конкретном, капиталистическом обществе, разделенном в имущественном отношении на два основных класса — класс собственников и класс пролетариев. Другим принципиальным отличием социализма от либерализма является то, что первый рассматривает человека не только и не столько как духовное существо, нуждающееся прежде всего в свободе, сколько существо материальное, нуждающееся прежде всего в пище, одежде, жилище и т.д. Социализм объявляет либеральную общественную доктрину либо ошибочной, либо недобросовестной, призванной отвлечь человека от его реальных, материальных интересов и заговорить его красивыми словами о свободе, демократии и т.п., оторванных от жизни призрачных, иллюзорных ценностей[158]. Особенно фальшивым при этом социализму кажется либеральный идеал свободы. «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»[159] — таков основной вывод (или постулат) социализма.